Читать книгу "Дочь Эхнатона - Клара Моисеевна Моисеева"

свиток того же удачливого фараона Тутмоса III, который покорил азиатов и оставил памятные надписи.

«…Я разорил его города и поселения, ― писал Тутмос III, ― я предал их огню, мое величество превратило их в места, которые не будут населены, я захватил всех их людей, доставленных пленниками, и их скот в бесконечном количестве, а также их вещи. Я отнял у них жито, я вырвал их ячмень, я вырубил их сады, все их плодовые деревья…»

«Я побью хеттов! Я напишу свиток, и потомство мое узнает о моих доблестях!» Размышляя так, фараон вдруг увидел разоренный им город. Пламя пожарищ. Он слышал стоны. Тутанхамону показалось, будто перед ним горящие дворцы, развороченные сады и пашни. А дым клубится, застлав ему глаза. Он в испуге сбросил кошку и протер руками глаза, но дым не ушел. Что же случилось? Разве уже началась битва? Фараон вскочил и закричал:

― Пожар! Дым! Враги!.. Воины! Жрецы! Бегите…

Чьи-то сильные руки подхватили немощное тело фараона и понесли в царские покои. Тотчас же был вызван жрец Эйе. Пришли лекари, колдуны, заклинатели, жрецы храма Амона. И никто не догадался позвать царицу, которая только что вернулась из храма богини Мут и отдыхала у своего прохладного бассейна. Она была одна. Ей хотелось собраться с мыслями и по-новому оценить отношение верховного жреца к великому Тутанхамону и к ней. Он›а вспомнила все то хорошее, что могла вспомнить об этом старом и мудром человеке, и ей удалось понять, что он верный друг фараона, его око, его сила, его божественная мудрость. Царица вспомнила старую Тии, которая сегодня утром с рыданиями протягивала к ней руки и молила довериться ей, не отказывать ей в милостях. Необычное спокойствие и умиротворение обволакивали юную и прекрасную Анхесенпаамон. Она задремала и сквозь дрему слышала жужжание назойливого комара и журчание воды в бассейне. Но вдруг её охватило волнение. Необъяснимая тревога забралась в душу. Что случилось?

Она хотела вскочить и позвать слуг, но какое-то странное оцепенение сковало ей руки и ноги. Она долго боролась с этим странным и непонятным состоянием, похожим на колдовство. Когда ей наконец удалось подняться на ноги, она захлопала в ладоши, громко и настойчиво, несколько раз, словно хотела этим выразить свою тревогу.

Двери распахнулись, и люди с рыданиями распростерлись у её ног.

― Что случилось? Скорее говорите…

Старая толстая Тии, целуя кончик маленькой сандалии, давясь слезами, промолвила:

― Великий фараон, наше солнце, наше божество, сын Амона-Ра, ослеп!

― Ты лжешь, старая Тии, ты выдумываешь!.. ― закричала царица и бросилась во дворец своего великого господина.

Она забыла о том, что есть носилки и невольники, она забыла о правилах поведения и церемониях. Страшная весть, словно буря, сокрушила её тоненькое хрупкое тело. Сердце мучительно билось, голова кружилась, в глазах темнело… Она бежала, спотыкалась, падала и снова бежала по гулким залам дворца.

Царские покои полны. Чужие и ненужные люди толпятся у изголовья её великого господина. Старый жрец храма Амона лепечет заклинания беззубым ртом, а Эйе склонился над юным фараоном.

― Пустите! ― закричала царица и бросилась к золоченому ложу, где лежал недвижимо её прекрасный господин.

Он был бледен и строг, как никогда прежде. Ни тени улыбки на тонком, благородном лице. Она опустилась на колени и нежным прикосновением руки приласкала его. Он с трудом приподнял правую руку и прикоснулся к её склоненной голове. Он сказал только одно слово:

― Любимая…

Сердце у него билось так сильно, словно хотело покинуть тело.

― Прости меня, мой господин, я ничего не знала, я отдыхала. Я принесла щедрые жертвы богине Мут, она поможет.

― Великая госпожа, позволь нам напоить божественного фараона целебным питьем, ― сказал Эйе.

Царица поднялась и, закрыв лицо руками, дала волю слезам.

Эйе сам поил фараона из священной чаши, доставленной из храма Амона, а его главный лекарь поддерживал голову фараона. Потом лекарь стал ощупывать руки и ноги больного. Они были неподвижны. Царица никогда не видела своего господина таким беспомощным. Ей захотелось кричать, рыдать, рвать на себе волосы, как это делают плакальщицы, провожая в последний путь знатного господина, но она не позволила себе этого в присутствии Эйе, врачевателя и бедного, беспомощного фараона, который не мог двигаться, ничего не видел, но что-то слышал и понимал, если сказал ей ― любимая…

― Спасите моего великого, моего прекрасного господина! ― умоляла Анхесенпаамон, когда Эйе отошел от ложа больного.

Она ломала руки, обливалась слезами, но делала это молча, чтобы Тутанхамон не услышал её. Потом она обратила внимание на то, как он шарит правой рукой, и она поняла, что он ищет её и не может сказать. Тогда она снова склонилась над его ложем, поцеловала его в бледный лоб и взяла в свои руки ещё живую трепещущую правую руку. Она гладила руку и говорила:

― Это пройдет, мой любимый, не тревожься, не печалься. Эйе знает великие, волшебные средства, он вылечит тебя.

Лицо фараона оставалось неподвижным, но рука его чуть-чуть шевельнулась в знак признательности.

«Значит, он все слышит и понимает, ― подумала Анхесенпаамон, ― ещё не все потеряно». Сейчас она вызовет своего старого врачевателя и потребует от него чудодейственное питье. Разве у него не найдется такого для божественного фараона?

Когда люди покинули покои фараона, Эйе сказал царице, что больному даны все лучшие лекарства мира и он вскоре подымется.

― Тогда иди, ― сказала тихо Анхесенпаамон, ― оставь нас, пусть мой великий господин уснет.

И тотчас же после ухода верховного жреца царица вызвала своего старого лекаря и попросила его лечить по-своему. Она прочла свое любимое заклинание, которое уже много раз помогало Тутанхамону в его частых и непонятных недомоганиях. Но сейчас уже одного заклинания было недостаточно.

Старый лекарь велел принести живую черепаху и свежего меду. Он тут же стал священнодействовать, для того чтобы приготовленное им снадобье было самым свежим и целебным. Он разрезал черепаху своим тонким острым ножом, извлек из неё немного желчи и, смешав желчь с медом, стал смазывать веки фараона. Затем была доставлена маленькая юркая мышка. Лекарь приказал слуге крепко держать испуганную мышку, вытащил из кармана палочку с делениями и, отрезав одну тридцать вторую часть мышиного хвоста, велел сварить эту крошку мяса, смешал её с медом и заставил больного проглотить это лекарство.

Затем было доставлено в покои больного пять священных кубков с целебным питьем. На каждом были отмечены травы, которыми воспользовался лекарь. Одно питье состояло