Читать книгу "Опыт нелюбви - Анна Берсенева"

Сказав это, Кира сообразила, что он у нее разрешения и не спрашивал. И что незачем говорить ему «вы», если он называет ее на «ты».

– Ну, садись, покурим, – сказал он. – Сюда садись, на бревно.

Глаза привыкли к темноте – Кира видела теперь хотя и не черты его лица, но абрис. Если можно было назвать этим тонким словом несложное сочетание рубленых линий и углов, из которых его лицо состояло.

Он закурил и уселся на бревно, и Кира села рядом. Глупо было бы стоять перед сидящим мужчиной.

– Тебя как зовут? – спросил он.

– Кира.

Она ответила машинально и только после этого, опять с опозданием, сообразила, что она не школьница, а он не учитель, и неуместно ему спрашивать ее имя, если сам он предварительно не назвал свое.

– Виктор, – словно в ответ на эти ее мысли, представился он.

Похоже, он не думал о том, как положено и как не положено. Возможно, не только не думал, но просто ничего про все эти церемонии не знал. Ну конечно, не знал! Кира вдруг почувствовала это так ясно, как будто он вслух сказал ей об этом, сказал с теми же простыми интонациями, с какими говорил, что в речке рыбы пропасть. И в ответ то ли на это его незнание, то ли на естественность его интонаций Кире стало легко, и сама она тоже перестала думать, как положено, а как не положено.

– Ты из какого издания? – спросил он.

– Из «Транспорта», – ответила она. И, тоже без церемоний, поинтересовалась: – А ты? Что-то я тебя до сих пор не видела. Ни в поезде, ни в автобусе.

– А я отдельно приехал. Длугач я. Который вас всех сюда привез.

Ах, вон оно что! Кире стало жаль, что он не такой, как она. Да, именно этими словами она подумала: «Жаль, что он не такой, как я».

– Ты экономист? – спросил Длугач.

– Нет, – покачала головой Кира.

– Тогда почему про экономику пишешь?

– Потому что про лингвистику писать никто не просит, – усмехнулась она. И на всякий случай пояснила: – Я филфак заканчивала. У меня диплом по лингвистике.

– А лингвистика – она что изучает?

В его голосе послышался живой интерес. Кира сразу распознавала такие интонации и любила их. Она давно их не слышала в голосах посторонних людей. Да и в голосах близких тоже.

– Лингвистика изучает языки, – сказала Кира. – Языки мира как явление.

– Вавилонскую башню, значит?

Он усмехнулся. Усмешка не была видна, но отчетливо слышалась в его голосе.

– В общем, да. – Кира улыбнулась. – В символическом смысле Вавилонская башня действительно была, это все современные исследования доказывают.

– Раскопки?

– Да нет, не то чтобы обломки от нее нашли, а просто лингвисты убедились, что нет универсальных правил, которые были бы общими для всех языков.

– А думали есть? – уточнил он.

– Да. Но теперь выясняется, что лингвисты тоже, как и библейские строители, возводили Вавилонскую башню. То есть пытались соорудить из разрозненных фактов что-то устойчивое и таким образом дотянуться до единого закона, по которому якобы живут все языки. А они живут по очень многим законам, вот что оказывается.

Как раз это Кира и хотела рассказать за столом, но не успела. Она понимала, что лингвистические проблемы вряд ли могут быть интересны этому человеку, постороннему, с рублеными очертаниями лица и с большими деньгами в кармане. Но, понимая это, Кира почему-то знала, что он слушает ее с интересом. Она вот именно знала это, а не видела, ведь ничего нельзя было разглядеть в глухой осенней тьме.

– Я тоже думаю, что никаких общих законов нету, – сказал он.

– В лингвистике?

– Насчет лингвистики не скажу, а в жизни нету, – вполне серьезно ответил он. – У каждого жизнь по-своему поворачивается. Мы вот когда-то с дружком моим Колькой вместе дела начинали. А теперь он на Тишинке со старушками стоит, пуговицы продает и боты ношеные, а у меня сама видишь что.

– Заводы, газеты, пароходы? – усмехнулась она.

– Про газеты я еще не объявлял, – удивился он. И настороженно спросил: – А ты откуда знаешь?

– Ничего я про твои газеты не знаю, – успокоила его Кира. – Это просто детское стихотворение. Про то, как мистер Твистер, владелец заводов, газет, пароходов, решил на досуге объехать мир. – И спросила: – А какие дела вы с Колькой начинали?

– Да обычные. – Он пожал плечами. – Зарплату сигаретами выдавали в Казахстане.

Что подобные экзотические занятия действительно дело обычное, Кира знала. Ей и самой звонил несколько лет назад бывший однокурсник и интересовался, не поможет ли она обменять партию никеля из Норильска на пять вертолетов из Улан-Удэ. Она тогда даже не спросила, почему он надумал обратиться с такой просьбой именно к ней. А чего спрашивать? Раз она со своей лингвистикой моет полы в ночном клубе, то почему он со своей классической филологией не может торговать никелем и вертолетами?

– Потом я судоходную компанию приобрел. И акции речных портов, – сказал Длугач. – Тогда все банкротами были, за копейки всё продавалось.

Это Кира знала и без него – газеты читала, телевизор смотрела, да и самостоятельная способность делать выводы из происходящих событий была ей присуща в полной мере. Папа даже считал, что она чересчур интересуется тем, что происходит, как он говорил, в нынешнем убогом социуме.

– Что нам до всей этой их мышиной возни? – морщился он, если Кира, забывшись, начинала ему пересказывать прочитанную в газете историю о приватизации какого-нибудь завода или о чем-нибудь еще в этом духе. – Страной пришли править хамы, и ничего, кроме хамства, они в этой стране утвердить не могут. Завод при них развалится, как развалилась филологическая наука. А мелкие подробности этого развала меня не интересуют.

И Кира умолкала. А что она могла сказать? Институт мировой литературы, в котором работал папа, а раньше и бабушка, действительно влачил жалкое существование, и это было страшно обидно, потому что Кира любила этот институт с детства, с того дня, когда бабушка впервые привела ее в старинный особняк с колоннами на Поварской улице, и Кира сразу же поняла, что здание это очень красивое, потому что оно настоящее.

И пьяного Ельцина, дирижирующего оркестром в Германии, действительно хотелось назвать только хамом и никак иначе.

Но что-то в папиных словах было не то, а что, она не знала.

– «Не то» в словах твоего папы заключается в том, что он, палец о палец не ударив, с завидной регулярностью уходит в запой, пока вы с мамой пытаетесь вырывать у жизни из горла медные копейки ему и себе на прокорм, – сказала бабушка, когда однажды у них с Кирой зашел об этом разговор. – И совершенно напрасно вы это, кстати, делаете.

– А что ты нам предлагаешь? – пожала плечами Кира. – Всей семьей на твою пенсию жить?