Читать книгу "Мудрость леса. В поисках материнского древа и таинственной связи всего живого - Сюзанна Симард"

загона.

– На пастбище.

Толпа разразилась хохотом, когда клоун упал на землю, показывая, как сильно он страдает. Келли сидел наготове у края загона. Бык понемногу успокаивался.

– Эй, клоун, ты слышал о трехногой собаке? Она заходит в салун и обращается к бармену.

Клоун положил обе руки на бедра и покачал головой, потому что собаки не умеют говорить.

– «Я ищу человека, который прострелил мне лапу».

Тыльными сторонами ладоней клоун хлопнул себя по голове, толпа взвыла, но тут же умолкла.

Я заметила дядю Уэйна, брата матери. Он сидел за несколько рядов передо мной и сосредоточенно смотрел на Келли, словно молча подсказывал ему. Келли был протеже Уэйна, а Уэйн – кумиром Келли. Прирожденные ковбои из рода Фергюсонов. Жесткие мужчины, которые умрут скорее в седле лошади, скачущей по лугу, нежели в кресле с книгой.

Я была слеплена не из того бунтарского теста, но знала, что родео на быке – самое важное дело для Келли, которое вошло в его кровь так же, как деревья в мою.

Данте внезапно понял свое положение и замер.

Келли приподнял шляпу, приветствуя судью, который сидел на ограждении на противоположной стороне загона, туго обернул вокруг правого запястья плетеную веревку, охватывающую переднюю часть тела быка, и сел на Данте. Полоски сыромятной кожи, спускавшиеся с манжеты его перчатки, выглядели изящно на фоне мощи руки и силы быка. Когда Келли кивнул, судья дернул толстый боковой ремень, затягивая его у паха быка.

Клоун распахнул ворота, и бык с ревом вырвался наружу, лягаясь, изгибаясь и крутясь. Толпа поднялась и закричала. Арена сотрясалась. Мой младший брат взбудоражил всех. Боковой ремень делал свое дело – впивался в тело быка, заставляя животное бешено брыкать задними ногами. Какой-то долговязый ковбой позади меня завопил:

– Скачи, сукин сын!

Келли держался за веревку правой рукой, выбросив левую вверх. Я забыла о своих неприятностях. Данте крутился, отрывая от земли ноги, а Келли удерживался на нем, с потрясающей точностью реагируя на метания животного. Бык пронесся совсем близко к краю арены; у меня мелькнула мысль, что он проломит ограду. Когда шпоры Келли полоснули по шкуре, бык взревел. Моих знаний хватало, чтобы понять: судья даст брату лишние очки за провоцирование Данте. На шее Келли вздулись жилы. Клоун махал красным платком, чтобы оттянуть быка к центру.

Время приближалось к восьми секундам, я вскидывала кулаки в небо и кричала до боли в горле. Но при этом понимала, что один неожиданный скачок, возможно, вызванный пронзительным криком зрителей, и Келли может оказаться мешком переломанных костей.

Я отвела взгляд, но заставила себя посмотреть на свирепого быка, который сбросил брата. Келли взмыл в воздух, пролетел по высокой дуге и с пугающим глухим звуком приземлился на плечо. Кровь отхлынула у меня от головы. В последний момент брат отпрыгнул с пути быка. Толпа охнула и опустилась на места. Часы показывали семь секунд. Дядя Уэйн прокричал:

– Господи Иисусе!

Клоун, пружинистый, как гимнаст, выскочил перед быком и отвлек его. Келли, пошатываясь, добрался до ограды. Другой ковбой галопом подскакал к Данте и ухватился за боковой ремень. Пряжка расстегнулась, ремень упал на землю. Данте последний раз вскинул задом и понесся по арене, постепенно замедляясь; наконец ковбой сумел направить его в соседний загон.

– Помогите ему, парни! – крикнул диктор.

Когда он произнес традиционную фразу: «Он заплатил за вход!» – знак уважения к сброшенным ковбоям, толпа зааплодировала. В загоне уже появился следующий участник.

Дядю Уэйна в этих местах любили: он умел заарканивать молодых бычков и имел репутацию педантичного заводчика, потрясающего торговца и выпивохи. Он спорил с несколькими ковбоями, а пока они громко обсуждали подробности этих семи секунд, он размахивал руками, изображая действия Келли.

Я зашла в трейлер, где участникам оказывали первую помощь. Металлические стенки пыхали жаром, а врач вправлял брату правую руку. Его рубашка выглядела чистой, но была свернута комом. Манипуляции медика с плечом, должно быть, доставляли чертовскую боль, но Келли выглядел счастливее, чем свинья в дерьме. Ни следа страданий из-за потери подруги-наездницы. От вида его висящей руки меня затошнило. Появилось еще несколько девушек; их приталенные рубашки были заправлены в еще более обтягивающие синие джинсы, подпоясанные ремнями с серебряными заклепками и заправленные в нарядно вышитые ковбойские сапоги. Разве мог мой родственник пропустить подобное зрелище? Внимание Келли привлекла застенчивая девушка позади этой группы – волосы цвета воронова крыла, зеленые глаза, сияющие, как драгоценные камни; он улыбнулся ей и помахал всем своим поклонницам.

Врач сделал последнее движение, и Келли подавил стон, когда головка плечевой кости скользнула на место в суставную впадину лопатки. Девушкам, выросшим на ранчо, подобная боль была знакома лучше, чем мне, и они с благоговейным трепетом подошли поближе. У меня же крутило живот, и я шагнула к дверям.

Опьяненный вниманием, Келли окликнул меня:

– Эй, Сьюзи, ты столько проехала по такой жаре?

Он ухмыльнулся. Черноволосая девушка, должно быть, почувствовала, что я его сестра, и немного отступила, дав мне возможность побыть с братом, пока остальные девушки отошли.

– Да, но я выехала рано.

Я прислонилась к деревянному медицинскому столу.

– У меня это второй раз. Док говорит, что с каждым разом рука будет вылетать все легче.

– Поправишься.

Я не хотела, чтобы ему пришлось бросить это дело. Он нашел себя. Я не видела его таким оживленным с детства.

Келли засмеялся и, несмотря на боль, согнул левую руку, чтобы подтвердить мою правоту.

– Ты тоже выглядишь великолепно, – заявил он.

Мне было приятно вести обычный разговор. Развод родителей Келли пережил гораздо тяжелее меня. Он был моложе, и единственный из нас всех еще жил дома, когда они, не справившись с ситуацией, попали в больницу. Когда я навещала маму в палате, она пыталась заверить меня, что с ней все будет хорошо, однако ее замешательство по поводу причин, почему она оказалась здесь, не убеждало меня, что ей становится лучше. Отец, выйдя из больницы, затягивался сигаретой и пялился на стену квартиры. Мне хотелось накричать на них, чтобы они успокоились и разобрались в ситуации, но больше всего мне хотелось плакать. Келли переезжал из маминого дома в папин и обратно до и после их выздоровления, отчаянно пытаясь отыскать какую-то стабильность, чтобы закончить школу. Он ездил с папой на рыбалку, а с мамой катался на лыжах, но не мог пробиться сквозь их апатию. Взрывался от безысходности, срываясь по пустякам. Однажды я случайно нажала на клаксон, когда брат возился со своим пикапом, и он выскочил из гаража, накричав на меня. Тем временем