Читать книгу "Егерь императрицы. Гвардия, вперёд! - Андрей Владимирович Булычев"

на открытое место выскочили сразу двое.

– Бьё-ём! – рявкнул Аникеев, плавно выбирая свободный ход крючка. Бам! Оглушительно хлестнул выстрел штуцера, и бегущий первым с длинноствольным ружьём в руках как-то нелепо подпрыгнул и с громким криком повалился на землю.

Сержант подхватил оба пистоля с травы, а сбоку от него ударил фузейный выстрел Вадима. Из травы выскочили сразу четверо и ринулись мимо косогора. Два пистольных выстрела почти слились в оглушительном грохоте, и сержант, резко оттолкнувшись от земли, влетел сверху прямо на длинного ширококостного мужчину. Они покатились по земле, а рядом боролся с крепким здоровяком молодой егерь. Аникеев перехватил своего ошеломлённого ударом противника на удушающий захват и сильнее стиснул его горло предплечьем. Длинный захрипел и судорожно забился, пытаясь освободиться от захвата. В это же время тяжёлый и здоровенный соперник сбросил со своей спины молодого егеря и, выхватив из ножен кинжал, ударил им его в грудь. Не задерживаясь и даже не подобрав свой выпавший штуцер, он бросился вслед за убегающим в сторону реки товарищем.

Не прошло и минуты, как из травяного прогала выскочила егерская пятёрка. Один из них быстро обыскал стонущего раненого и отбросил в сторону его нож и штуцер. Остальные подбежали к стоящему на коленях и тяжело дышащему Аникееву.

– Сам я, братцы, сам я тут, – прохрипел тот и затянул на запястьях своего пленного узел верёвки. – Бегите к реке, авось поспеете! Двое ещё туды убегли. Один здоровый Вадимушку зарезал. Не успел я ему помочь, этот гад шибко вёрткий оказался.

– За мной! – рявкнул Горшков и сорвался с места.

Четверо егерей выскочили из кустов на возвышенный берег. В двух десятках саженей от них уходила по реке в сторону парусника лодка. Гребцы налегали на весла, и она всё больше отдалялась от стрелков.

– Бьём, Фролка! – крикнул Южаков, вскидывая фузею.

– Нельзя! Не стрелять! – крикнул командир звена. – В матросов попадём! Эти, вишь, вона на дно все залегли!

Бум! Бум! – ударили два орудийных выстрела, и ядра прогудели над головой.

– От берега! – рявкнул Горшков. – Своих в лодке боятся зацепить, а сейчас как картечью сыпанут – и хана нам!

Егеря отбежали подальше, и правда – по прибрежным кустам ударили свинцовые шарики. А вниз по течению Прута, подняв паруса, в это время уходила британская шхуна.

– Ваше благородие, приняли с егерем Матюшиным бой! – докладывал через десять минут прибывшему командиру дозорной роты Аникеев. – Сначала мы из ружей по этим пальнули. Я-то своему в ногу попал, ну а Матюшин другому, похоже, печёнку пробил. Потом всё быстро закрутилось, сразу четверо из травы вынеслись, я из обоих пистолей пальнул и на вот этого длинного прыгнул, – кивнул он на лежащего со связанными руками пленного. – Одна пуля из пистоля, выходит, тому в башку попала, – кивнул он на труп. – Вторая, получается, мимо. Я пока со своим возился, Матюшин на другого с косогора наскочил, ну а тот его ножом, и прямо в сердце. Не успел я ему помочь, вашбродь, чуть-чуть не успел. Придушивал ведь уже своего, тот и хрипеть даже начал. Ещё бы маненько, и точно бы Вадимке помог. Но вот не успел.

– Не вини себя, Борис, вас всего двое тут было, – произнёс тихо Осокин и подошёл к пленному. Тот, как видно, только что очнулся и лёжа на спине оглядывался вокруг.

– Кто таков? Как зовут? – строго спросил его капитан-поручик. – Будешь молчать, прямо тут порешим! Аникеев, добьёшь гада?

– Так точно, ваше благородие! – рявкнул сержант, выхватывая тесак. – Да я его прямо здесь на лапшу постругаю!

Трое егерей повисли на нём, пытаясь изо всех сил удержать.

– И правда ведь постругает! – проговорил Осокин. – Вы его человека, вы его лучшего друга тут только что убили! И верно, чего с тобой возиться, отдать этому егерю – и дело с концом!

– No! You can't kill me![6] No! – прокричал лежащий и, судорожно семеня ногами, попытался отползти. А Аникеев и правда уже рвался к нему изо всех сил. Сейчас он играл свою роль совершенно бессознательно, жаждая мести и крови врага.

На помощь подбежали ещё два егеря, и теперь они впятером удерживали разъярённого сержанта.

– По-русски говори! По-русски! Не понимаю я тебя! Ну-у! – рявкнул Осокин, наклонившись над пленным.

– Меня не убить! Нельзя убить! – прокричал тот. – Я Джон Вилсон, я есть подданный британский империй. Я находится под защита короля Георг III. Вас всех наказать, вас всех повесить за меня!

– Ну ты, сволочь британская! – процедил сквозь зубы капитан-поручик. – Это хорошо, что по-нашему понимаешь. А теперь слушай меня внимательно! Мы взяли тебя с оружием в руках, Джон Вилсон! Ты стрелял в солдат Российской империи, желая им смерти. Мы с твоей страной сейчас не воюем, и поверь мне, она с превеликим удовольствием от тебя откажется, сославшись на то, что ты действовал тут, на нашей земле, по своей личной прихоти. Скажу тебе даже больше. Тебя свои же, Джон, зарежут и потом выкинут за борт судна как неудачника, провалившего дело, и как ненужного свидетеля. А твой хозяин будет только рад, если узнает, что мы тебя сами вздёрнули на суку во-он того дерева, – Осокин кивнул на росшую неподалёку раскидистую иву. – Зачем ему неприятности по дипломатической линии? Зачем ему такая обуза, как ты?! Так что ты труп, Джон Вилсон. Будешь упорствовать сейчас, отдам ему, – кивнул он на Аникеева, – или я сам тебя вздёрну. Начнёшь хитрить позже, отдадим твоим, и тогда они тебя сами же прикончат. Понял меня или нет, Джон Вилсон?! – прокричал он, глядя пристально в глаза британцу.

– Yes, – судорожно вздохнув, прошептал тот.

– Не слышу! По-русски говори! – рявкнул Осокин.

– Да, я понять, я понять вас, сэр, – закивал тот. – Только вы не убивать, вы обещать, что я остаться жить…

– Это как ты себя вести будешь, – уже спокойным голосом проговорил русский офицер. – Аникеева уберите подальше, в реку его, что ли, макните, – приказал он егерям. – Пленного раненого перевязать, я с ним чуть позже тоже потолкую. И этому пока руки развяжите, – кивнул он на британца. – У меня с ним сейчас долгий разговор с глазу на глаз будет.

– Пять, шесть, семь… – взобравшись на кучерские козлы, считал пробоины в крыше кареты адъютант Потёмкина. – Девять дырок, ваша светлость!

Стоящий подле открытой двери рейс-эфенди Абдулла, прищурившись и словно бы вслушиваясь в себя, смотрел, как пучки света пересекают всё внутреннее тёмное пространство кареты. Пух от разорванных пулями подушек высыпался ему под ноги, на пол же вытекала вода из пробитой кожаной фляги.

– Вы оказались правы, князь, – проговорил он еле