Читать книгу "Люди на войне - Олег Будницкий"

В том же номере «Правды» от 23 июня 1941 года, в котором появился текст выступления Молотова, была опубликована статья Емельяна Ярославского под названием «Великая отечественная война советского народа». Неутомимый борец с религиозными пережитками писал: «В 1812 году русский народ разгромил величайшего из полководцев — Наполеона, заставив его бежать с жалкими остатками разбитой армии из России. Весь народ тогда поднялся против врага. Крестьяне и крестьянки вооружились, чтобы изгнать поработителей. И армия, которая прошла через всю Европу, утверждала свое господство в Сирии, в Египте, на Средиземном море, — эта армия была разбита в боях славными русскими полководцами Кутузовым, Багратионом и другими. Она была разбита в отечественной войне, в которой принимали участие миллионы крестьян».

Впервые эпитет «великая» применительно к начавшейся войне появился в статье Ярославского, но он все-таки был фигурой не того масштаба, чтобы определить ее название, впоследствии вошедшее в историю. Решающую роль сыграло выступление И. В. Сталина 3 июля 1941 года, в котором война была охарактеризована как «великая», «всенародная Отечественная» и «Отечественная освободительная».

Между тем еще за четыре года до начала Великой Отечественной войны определение «отечественная», тем более с заглавной буквы, к войне 1812 года в советской литературе не применялось. Напомню, что обращение к дореволюционной истории, «отмененной» было большевиками, началось после выхода постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) «О преподавании гражданской истории в школах СССР» от 15 мая 1934 года. Однако это возвращение было непоследовательным. В статьях и книгах, появившихся в связи со 125-летним юбилеем войны 1812 года, она отечественной не называется. Авторы пишут о «войне 1812 года». Такая половинчатость наблюдалась и в отношении других исторических сюжетов.

Русский эмигрант, историк и философ Георгий Федотов иронизировал по поводу одной из передовиц «Правды» за 1937 год, в которой говорилось о «славе русского народа», в особенности о Ледовом побоище: «В этой реабилитации национальной славы есть какие-то границы, какое-то неискорененное чувство коммунистических приличий. Оно выражается в характерном умолчании. Кто, собственно, разбил рыцарей на Чудском озере? Но под чьим водительством? Стыдливое молчание. Еще недавно Дмитрий Донской был причислен к национальным героям России в связи с памятью о Куликовской битве. Ледовое побоище остается анонимным. Не потому ли, что герой его был канонизован Церковью? Это очень отягощающее обстоятельство, конечно; и для восстановления в правах Александра Невского пока недостаточно и цитаты из Маркса. Поживем — увидим».

Для того чтобы увидеть — в прямом смысле слова — образ недавно замалчиваемого Александра Невского, ждать пришлось совсем недолго: в 1938 году на экраны вышел фильм С. М. Эйзенштейна «Александр Невский». Тогда же было восстановлено в правах и определение «отечественная» применительно к войне 1812 года. Произошло это в книге академика Е. В. Тарле «Нашествие Наполеона на Россию» (М.: Соцэкгиз, 1938).

Для советского руководства история была прикладной наукой, так сказать, «наукой прямого действия». Федотов с иронией писал по поводу упомянутой выше передовицы «Правды», в которой обильно цитировался Карл Маркс: «Противопоставляемый гитлеровскому германизму, бедный Маркс делается апологетом русского народа и русской государственности, жестоко им ненавидимой». В передовице центрального большевистского органа, среди прочего, говорилось:

В недавно опубликованных отрывках из «Хронологических выписок» К. Маркса сжато и красочно рассказано о том, как немецкие «псы-рыцари» шли походом на славян, грабили их, жгли, резали население и ссорились из‐за дележа добычи. Но русский народ выступил против немецких рыцарей. Он разбивает их на льду Чудского озера, так что прохвосты были окончательно отражены от русской границы.

«Урок Гитлеру!» — суммировал смысл приведенной цитаты Федотов.

Попытаемся проследить, каким образом история Отечественной войны 1812 года использовалась с целью мобилизации населения для отпора врагу, какие методы практиковались советской пропагандистской машиной, какие именно аспекты истории первой Отечественной войны привлекали внимание советских руководителей и, соответственно, пропагандистов разного толка — от журналистов до профессиональных историков.

«Актуализация» исторических сюжетов не была новостью для советских историков. В предисловии к первому изданию «Нашествия Наполеона…» Тарле писал:

Стодвадцатипятилетняя годовщина одной из величайших войн русской (и всемирной) истории застает народы Советского Союза во всеоружии и в полной моральной и материальной готовности защищать свое социалистическое государство, свою политическую самостоятельность от любого посягательства. Вместе с тем никогда за все эти 125 лет так открыто и беззастенчиво враги не говорили о своем намерении напасть на нас и расчленить нашу территорию, никогда они не наводняли наши города таким количеством разнохарактерных шпионов, вредителей и диверсантов, как именно теперь. Никогда, наконец, так много не писалось в германской фашистской прессе о возможности «избежать ошибки Наполеона», как именно в настоящее время.

В заключении к монографии Тарле еще раз вспоминал о фашистах:

Могут ли быть теперь великому русскому народу страшны фашистские хищники, поджигатели войн? «Затем ли свергнули мы льва, чтоб пред волками преклоняться?» — спрашивал Байрон после падения наполеоновской империи. Затем ли русский народ победил непобедимого гиганта, чтобы через 130 лет уступить свое достояние или право распоряжаться собою ничтожным в умственном и нравственном отношении пигмеям, сильным исключительно безнаказанностью, которую до поры до времени встречает их наглость?

Изменение политики государства влияло на тексты историков. Зигзаги советской политики предвоенного времени отражены и в предисловиях к знаменитой книге Тарле «Наполеон», впервые опубликованной в 1936 году. В предисловии к очередному изданию, подписанному в печать 15 марта 1939 года в Социально-экономическом издательстве, автор писал:

Современный фашизм пытается связать себя в том или ином виде с Наполеоном и в Италии, и в Германии. Муссолини полагает, что он — прямой наследник и Римской империи, и Наполеона. О курьезнейшей карикатурности этих сопоставлений так много говорилось уже вне Италии, что в последнее время итальянский «дуче» что-то приумолк. Что касается Гитлера и особенно Геббельса, который специализировался по части создания всяких «исторических» фальсификаций, то здесь отношение к Наполеону двойственное: с одной стороны, он — поработитель германского отечества, но, с другой стороны, заслуживает одобрения и подражания. Умственная отсталость всех этих итальянских Фариначчи и немецких Геббельсов, разглагольствующих о Наполеоне, такова, что им и в голову не приходит вся разница в исторической обстановке. Нынешние немецкие дегенераты, поражающие убогостью своего мышления и общим индивидуальным своим ничтожеством, строят свою «идеологию» на борьбе против тех перспектив, которые открыла человечеству Великая Октябрьская социалистическая революция в СССР, и идут они в поход с таким затхлым старьем, которое даже при Фридрихе II было уже съедено молью и отбрасывалось даже этим хищником, как совершенно не нужный идеологический хлам.