Читать книгу "Мой генерал Торрихос - Хосе де Хесус Мартинес"

Применяя те же жёсткие концепции, он анализировал проблемы других стран. В одном из интервью журналу «Тетради третьего мира» генерал заявил, что суть вооружённого конфликта в Сальвадоре — это не более и не менее, а просто яростная классовая борьба, с отличием от других её форм в том, что обе стороны в Сальвадоре вооружены. Яснее петух не поёт. Хотя есть и глухие, которые этого не слышат.

Классовая борьба там, говорил он, это не конфликт между двумя крайностями — левой и правой. И не следствие несправедливого владения почти всех земель 14-тью семьями. Это просто классовая борьба. А разница только в том, что обычно одна сторона бывает вооружённой, а в Сальвадоре вооружены обе стороны.

Не имело бы никакого оправдания то, что Торрихос так настаивал на таких своих оценках, если бы в мире, во всяком случае мире достойных и интеллигентных людей, в том числе высокого и международного уровня, об этом не говорили.

Кроме того, не знаю, как сейчас, но тогда существовали два реакционных подхода к сальвадорской проблеме, за которыми стояли такие бессовестные и проигравшие реакционеры, которые не осмеливаются заявлять об этом открыто.

Я выше слегка их касался. Первый подход утверждает, что конфликт проистекает из несправедливого распределения земель в пользу знаменитых 14-ти семей. И что мягкая аграрная реформа сдержала бы расширение сальвадорского социального конфликта.

Второй подход говорит о том, что имеет место конфликт между двумя экстремальными секторами правых и левых политических сил. И что проблему можно решить, разоружив, с одной стороны, правые «эскадроны смерти», а с другой — все левые силы. Именно все левые силы, потому что реакция считает, что всё, что левее буржуазного либерализма, является ультралевизной.

«Не то и не другое», — говорит Торрихос. Просто обыкновенная и вульгарная классовая борьба. Так просто, ясно и глубоко сказано. Но в то же время в некоторых случаях он говорил: «Я не верю в борьбу классов. Я верю в борьбу в классе. В аудитории класса, я имею в виду».

Думаю, что в этом случае он имел в виду «цель» такой борьбы. Борьба, соревнование талантов — это единственный вид борьбы, к которой должно стремиться прибегать общество. Но он не отрицает классовую борьбу как средство, не отрицает факта её существования, как тех «колдунов» из народной пословицы.

Генерал имел прекрасное представление о том, что это такое, для чего она служит, как ощущается и что такое классовая ненависть. И это представление, возможно, не вполне чётко осознаваемое им в начале своего управления в стране, постепенно занимало его всё больше и стало в результате для него более ясным и глубоким. И это было одно из его лучших качеств. Омар Торрихос познавал.

Я уже отмечал выше, что перевод понятия классовой борьбы в область международных отношений — это борьба народов за свой суверенитет и полную независимость. И никто даже не осмеливался характеризовать генерала как арбитра в этой борьбе. Геракл говорил: «Я отдаю свою душу за то, что хочу». Генерал Торрихос заплатил жизнью за то, что так ценил и чего он добивался в такой борьбе. И он знал, что рано или поздно ему предъявят счёт и наденут на него ту самую «пижаму из сосновых досок», как он поэтически называл ящик, куда положат его тело. И они положили его туда.

Нельзя проводить такую политику в международных отношениях, не проводя такую же внутреннюю. И наоборот. Термины и слова там и тут разные, но музыка и суть — одни. Для генерала классовое противостояние не заканчивалось его международным и национальным аспектом, но простиралось и на обычную жизнь.

В отношениях между двумя людьми он различал «отношения личные» и «отношения концептуальные», относя к последним отношения классового, социального характера. Концептуальный друг — это товарищ в классовой борьбе, товарищ по одному совместному окопу, и неважно, нравится он вам или нет в остальном. Согласно Торрихосу концептуальные отношения гораздо более ценные, глубокие.

Личные отношения — это отношения всего лишь двух людей. Концептуальные отношения — это отношения двух миров. К сожалению, я потерял одно его письмо, которое он передавал через меня его сыну Мартину, где он расширял эти понятия, говоря о «концептуальных переживаниях» и о «концептуальной любви».

В письме он писал и об отличиях отеческих чувств и «социальных», и об отеческой любви, и о любви социальной, и в связи со всем этим о «социальной» дружбе.

Мартин Торрихос Эспино, сын генерала, президент Панамы в период с 2004 по 2009 год

Основная идея во всём этом заключается, однако, вот в чём: в социальных отношениях, социальных переживаниях, в социальной любви мы — это не мы лично, а целый мир, который плачет, чувствует, страдает и любит. И это мир бедняков.

Обычно в философии либерально-индивидуалистического буржуазного мира личные отношения ставятся вне политики. Для генерала это было не так, он преодолел это проявление либерализма, весьма давно прижившееся в Панаме.

В своей речи на церемонии по поводу ратификации в Панаме Договоров о Канале, стоя в двух метрах от высшего представителя его социального класса — президента США Джимми Картера, — Торрихос публично признаёт его высокие личные моральные качества, но недвусмысленно добавляет, что он тем не менее отличает эти его личные качества от «социальной морали» президента.

В такой форме он как бы рассматривал его как своего личного, но не «концептуального» друга. Смотреть на него как на отца Эмми, как на мужа Розалин — одно дело. И совсем другое — рассматривать его как президента «империи зла». Это, как говорят в Панаме, «мука другого помола», для которой лучше не искать приличного прилагательного. Так классовые и межгосударственные противоречия рождают таковые и между личностями.

Никогда я ещё этого не говорил, но сейчас скажу, что тогда, когда генерал читал эту свою речь, стоя рядом с Картером в здании Новой Гимназии, где проходила та церемония, меня охватило чувство гордости за него. Удивительно, что раньше никто и никогда не комментировал эту речь генерала. Но, как я уже говорил, «хуже нет того глухонемого, который не хочет слышать».

Отношения Торрихоса с Народом всегда были симметричными и двусторонними, с постоянной обратной связью, в согласии с революционной теорией и практикой. Он был его частью, он был с ним в его команде, в одних рядах с ним, и эта его принадлежность к нему была усилена и подчёркнута его смертью и после его смерти. Бедный люд с каждым днём всё более понимает, что он является наследником, хранителем и защитником идей генерала в их же собственных классовых интересах, идей, которые должны крепнуть и привести к революционным изменениям.

Самое опасное, исходящее из стана его врагов, которые не в состоянии унизить генерала, это их стремление бальзамировать генерала, заморозить его идеи там, где их остановил его уход, так, чтобы они не развивались временем и не привели нас туда, где, как он говорил, он будет нас ждать, приветствуя своим воинским салютом. Когда меня спрашивали, является ли генерал марксистом, я отвечал: «Нет, он не марксист». И тут же добавлял, чуть понизив голос: «Ещё нет». Потому что его лучшим достоинством было ежедневно развиваться, обретать новые знания. И я думаю, что я и он вполне обладаем этими качествами.