Читать книгу "Сыщик Вийт и его невероятные расследования - Эд Данилюк"

Сыщик уже вполне осознавал, что Краус ему не нравится. Причём весьма.

– Изволите больше света, выше высокоблагородие? – пригнулся к Рониславу Вакуловичу Фирс и незаметно придавил хозяина к столу, заставляя склониться над патериком.

Дедуктивист, сделав над собой усилие, сумел-таки опустить взгляд на книгу.

Кодекс был, несомненно, древен – средневековый кожаный переплёт, хрупкие пергаментные листы, ряды выцветших букв, старинные однотонные миниатюры, в которых всё ещё угадывались шероховатости от движения кисточки с краской…

Все присутствовавшие, даже надменный мажордом у столика с хрустальными бокалами, затаили дыхание, следя за тем, как Вийт рассматривает патерик.

Тот же ощупал переплёт и корешок, перелистнул несколько первых страниц, испещрённых нечитаемой древней кириллицей, и наугад открыл книгу где-то посередине.

Там был рисунок – монах, стоящий перед пещерой, несомненно, той, с которой началась Печерская лавра. У ног инока расстилались хлеба, позади рос одинокий дуб с вороном на ветке. В отдалении виднелся обнесённый крепостной стеной город. Небо затянули тучи, через которые пробивались ангельские трубы, славящие деяния чернеца.

– Видите, – прошелестел смущавшийся Тарасюк, – миниатюры выполнены в полный лист, так что каждая из них, по сути, представляет собой настоящую картину…

– Это изображение полно глубокого символизма, – перебил его Станимирский. – Верёвка, которой подпоясан инок, означает обет. Поле – обильные плоды, которые произрастают из богоугодных деяний. Дуб подразумевает самого Христа, а ворон является знаком сатаны. И господь, и падший ангел зорко следят за поступью святого по грешной земле. Тучи знаменуют опасности, поджидающие на каждом шагу, но ангельские трубы провозглашают, что жизнь этого человека будет славной и беспорочной…

Сыскной надзиратель скосил глаза на Крауса. Тот уже оставил Ветрану Петровну в покое и внимательно следил за обсуждением. Взгляды молодых мужчин встретились, и голландец улыбнулся. Сыщик поспешно пригнулся над столом и перевернул одну за другой ещё с дюжину страниц.

Перед ним оказался новый рисунок – монах, стоящий у стойки для письма. К ногам чернеца свисал свободный край длинного свитка. Инок находился в большом монастырском огороде, среди высоких каменных строений. Пробивалась какая-то зелень, тянулись к солнцу подсолнухи, пестрели многочисленными ягодами кусты, склоняли под тяжестью плодов ветви деревья. На всё это сверху взирал окружённый молниями Господь.

– Это Печерская лавра, какой она была в середине XV века, – тут же стал пояснять Флегий Яросвитович. Его палец указал на изображения зданий. – Известно, например, что вот это окно было заложено кирпичами в 1430 году.

На следующей странице вновь потянулись бесконечные ряды едва узнаваемых букв.

– Манускрипт довольно объёмный – сто двадцать листов, исписанных с обеих сторон, – говорил Станимирский. – Текст нанесён на тонкий пергамент, в те времена безумно дорогой, причём нанесён гусиным пером, заново очинявшимся перед каждой страницей. Чернила, согласно всем химическим анализам, в том числе моим собственным, изготовлены на основе железистых соединений галловой кислоты, что весьма характерно для Средневековья. Листы, как видите, пронумерованы, но в нумерации есть пробелы, некоторые части книги утеряны…

Вийт перевернул ещё несколько страниц кодекса.

На новом рисунке три вора несли за спинами мешки с награбленным. Чуть поодаль стояла церковь, под которой сидел святой с открытой на коленях книгой.

На соседней странице располагалась другая миниатюра – та же церковь, но воры теперь были связаны и лежали на земле. Над ними склонялся в молитве святой.

Павел Иванович пробормотал, покрываясь от смущения пятнами:

– Техника п-прорисовки, внимание к символичности при пренебрежении к р-реальным д-деталям, отсутствие перспективы и оттенков – всё, что мы видим, характерно для С-средневековья…

– К сожалению, не существует точных репринтов патерика, – перебил его Флегий Яросвитович. – Есть две современные копии от руки, весьма неточные. Впрочем, даже их не достать. Во всём, что касается манускрипта, мы можем полагаться лишь на текстовые описания…

На новом рисунке чернец на пылающем костре смиренно молился, взор его был устремлён ввысь. Рядом стоял другой инок со стрелой в руке на фоне извечного дуба. Над обоими простирал с небес свои длани Господь.

Тарасюк зашевелился, намереваясь что-то сказать, но под взглядом Станимирского сник и промолчал.

– …Текст написан средневековой кириллицей на языке, характерном для XIII века, – продолжал Флегий Яросвитович. – Встречаются, однако, словоформы, употреблявшиеся в середине XV столетия. По-видимому, переписчик переиначивал на современный ему язык те места, смысл которых за два столетия стал непонятен.

Вийт заглянул в конец книги. На последней миниатюре инок что-то говорил сидевшему перед ним князю. Тот в ответ разводил руками. Двое стоявших позади стражников внимательно слушали.

– Одежда и оружие характерны для середины пятнадцатого века, – сказал Станимирский.

На внутренней стороне переплёта обнаружилась надпись, теперь латиницей. Заканчивалась она буквами: MCDLXII.

– Это дата, «1462», – проговорил знаток рукописей. – Согласно многочисленным записям в том году по просьбе своего киевского торгового партнёра Хабара краковский купец Атанасиус отправил патерик в Вену какому-то Альбрехту. Тот должен был переслать манускрипт с надёжной оказией в дар первенствующему монастырю Святого Афона, именуемому также Великой Лаврой. Об этом Атанасиус и сделал здесь запись на понятном для Альбрехта языке, латыни, – Станимирский ткнул пальцем в текст. – Видите, почерк и чернила отличаются от всей остальной книги.

Вийт кивнул. Он это видел.

– Барон, я распорядился, чтобы вас проводили в библиотеку, – проговорил граф Мйончинский. – Её оборудовали для работы господ учёных, вам тоже там будет удобно. Там есть микроскоп и набор для химических опытов, – хозяин дома пожевал губами, оглянулся на мать, а потом добавил, зачем-то понизив голос: – Однако… Однако, может, вы уже сейчас скажете, что именно заставило вас заинтересоваться этим манускриптом?

Сыщик откинулся на спинку стула, лихорадочно пытаясь придумать ответ. Именно в этот момент Крауса вдруг угораздило вновь что-то зашептать на ухо Ветране Петровне. А та…

Да, та улыбнулась!

Вийт вспыхнул.

– Я не сомневаюсь, что средневековый патерик существует, – крикнул он, вскакивая. – Я не сомневаюсь, что утрехтский букинист Ганс Краус действительно имеет договорённость о его покупке. Равно как и не сомневаюсь, что подлинны все заключения европейских специалистов! Я лишь утверждаю, что всё это не имеет отношения к этой конкретной книге! Она – подделка! А сидящий перед нами господин – самозванец и фальсификатор!