Читать книгу "Ни стыда, ни совести - Вячеслав Кашицын"

«Уважаемые друзья! В связи с известными событиями я не могу больше писать сюда. Прошу вас, не верьте тому, что обо мне говорят. Все было не так. Обещаю вам, я доищусь правды — и тогда мы встретимся вновь.

Искренне Ваш

И. Агишев»

www.aihappy.ru, последний пост автора

— Просыпайся! Ну же! Уже пора!

Ее лицо. Улыбка. Веснушки вокруг носа, сияющие синие глаза.

— Ты так проспишь свое счастье!

— Нет…

Я рывком встаю с постели и вижу, что она, уже одетая, готовит на моей электрической плитке нехитрый завтрак.

— Спасибо…

— Только по-быстрому. Руки вымой. Ты с кетчупом любишь или с майонезом?

— С тобой. И побольше.

Я встаю, обнимаю ее. Как странно видеть ее здесь, в моей комнате! Мне одновременно неловко и лестно; соседи, слава богу, еще спят, а может, и ушли куда-нибудь спозаранку в поисках спиртного.

— До сих пор не могу привыкнуть, что ты…

Мы завтракаем.

— Мы точно ничего не забыли? — вдруг хмурится она, оглядывая чемоданы. И устраивает мне небольшой допрос по поводу того, взял ли я то или это. Я дожевываю и киваю головой.

— Ну все, едем.

Машин на улицах немного, и мы довольно быстро выезжаем за город. У нее на коленях карта.

— Ты хоть знаешь, где это? — оживаю я. — И… долго это займет?

— Ну, сколько бы ни заняло… Это недалеко. Я там была, и не однажды. Ты еще не привык к тому, что я волшебница?

— Нет. И не хочу привыкать…

Я следую ее указаниям, и мы наконец сворачиваем на какой-то проселок, весь в лужах.

— М-да… А это точно здесь?

— Здесь, здесь, езжай, — она снова смеется, открывает окно. — Какой чудесный воздух!

Я аккуратно выруливаю на пригорок, лес сменяется полем, и нам открывается замечательный вид: луг, деревенька с двумя прудами, где мальчишки удят рыбу, и церквушка на пологом холме.

Я подъезжаю к храму (мальчишки, побросав удочки, сразу увязываются за машиной), и останавливаюсь. У входа в церковь — две нарядно одетые женщины, видимо, местные. Они внимательно оглядывают нас, когда мы входим внутрь.

Она сразу направляется к батюшке, который, в глубине, в парадной фиолетовой рясе, дает кому-то наставления. Он встречает ее, как добрую знакомую, благословляет и говорит с ней о чем-то. Я слышу его мягкий баритон, разносящийся по церкви, но не разбираю отдельные слова. Она, улыбаясь, кивает головой. Потом возвращается ко мне и говорит: все готово.

Сам обряд не занимает много времени. Откуда-то являются люди, которые, как я понимаю, должны засвидетельствовать наше венчание — двое мужчин, один хмурый, с замечательно развитыми, красивыми и сильными руками, и другой, совсем еще мальчик, робкий и застенчивый. Они держат венцы над нашими головами, пока батюшка произносит нараспев подобающие обряду слова. Он говорит, насколько я могу судить, то, что обычно говорят в таких случаях, но то ли внутреннее убранство церкви так влияет на меня, то ли его тон, только я чувствую, что мои глаза наполняются слезами; я борюсь с ними, до того самого момента, когда нужно надеть ей кольцо, и незаметным движением вытираю их рукавом. Она, в свою очередь, надевает кольцо мне. Батюшка говорит что-то с улыбкой, теперь уже другим, обычным голосом, и я понимаю, что должен взять ее за руку. Мы выходим на свежий воздух.

Она целуется, как с родными, с обоими мужчинами, принимает благословение батюшки, приникает ко мне.

Смущаясь, я помогаю ей сесть в машину. Мы трогаемся. Я гляжу в зеркало заднего вида: все — и женщины, и мужчины, и мальчишки, и батюшка — стоят на пороге церкви и смотрят нам вслед. Некоторые машут. Она, повернувшись, отвечает им.

До самого шоссе мы молчали. Потом она начала щебетать о чем-то. О чем — я не разбирал, она часто болтала просто так, о вещах, на мой взгляд, совершенно незначительных, и это доставляло мне не меньшее удовольствие, чем когда мы оба, каждый о своем, молчали. Меня не покидали мысли о том, что еще полгода назад мы не были знакомы, а теперь вот — муж и жена.

Я прислушался к тому, о чем она говорит: она прикидывала, сколько времени нам потребуется, чтобы попасть в аэропорт, и успеем ли мы до начала регистрации или приедем прямо к посадке.

— Может, срежем где-нибудь?

— Нет, моя хорошая. Поедем по Каширке. Времени у нас достаточно.

Я почувствовал, как она тепло взглянула на меня, — и в следующий момент ощутил на своей щеке ее поцелуй.

Мимо нас проносились какие-то городки, придорожные кафе, поля и перелески. Солнце било через стекла навылет, и я, подняв руку, опустил козырек.

Искоса взглянул на нее — она устроилась на своем сиденье, как всегда, подогнув под себя одну ногу, а вторую чуть ли не уперев в лобовое стекло — и сделал ей замечание, но она, как всегда, отмахнулась.

— Пристегнись хотя бы…

Снова поцелуй. На этот раз я почувствовал, как она перегнулась ко мне. Обдала меня своим свежим запахом, положила руку на колено.

Я инстинктивно вел машину не слишком быстро. Скоро должна быть Тарасовка, потом Мытищи.

— Сверни.

— Зачем?

Очевидно, она имела в виду поворот перед заправкой, уводящий прямо в сосновый бор. Я поколебался, потом, притормозив, аккуратно вывернул руль вправо — наверное, если бы она захотела, чтобы мы вышли из машины и пошли до аэропорта пешком, я и это сделал бы.

Тут тоже было что-то вроде грунтовки и ехать по ней было, мягко говоря, неудобно. Помню, какими глазами на нас посмотрел гаишник, заправлявший тут же свой «Форд» — сумасшедшие, не иначе.

Мы отъехали от шоссе и оказались прямо на опушке, среди сосен, которые взбирались по невысокому пригорку.

— Здесь.

— Лиз, мы опозда…

— Потрясающе здесь, правда?

Она вышла из машины, потянулась. Рассмеялась — не только мне, но и окружающей природе, солнцу.

Стояла по щиколотку в траве, на фоне шумящих сосен, в своем белом, в зеленый горошек, платье.

Не отводя от нее взгляда, я взялся за ручку двери… И через мгновенье она обняла меня. Такой естественный, полный теплоты жест. Смотрела мне в глаза. Раздевала.

Я не знаю, что со мной случилось, но, очевидно, я все еще находился под воздействием совершенного над нами таинства.

— Лиз…

— Что?

— Ну нельзя же. Мы же только что…

— И что?