Читать книгу "Вердикт: невиновен! - Ева Львова"

– С чего ты взяла, что я этого хочу? – удивилась Лиза. – Мне вообще всё до лампочки!

– Но Володя сидит в СИЗО… – начала было я, но тут же горько об этом пожалела. При упоминании имени Мызина Лиза дёрнулась на кровати, как будто её ударили, и истерично закричала:

– Пошла ты к чёрту со своим Володей! Мне нет дела, где он сидит! Пусть хоть вообще сдохнет, мне плевать!

И неожиданно Лиза разрыдалась. Я сделала шаг по направлению к кровати, собираясь присесть на краешек и попытаться её успокоить, но в этот момент дверь в комнату распахнулась, и на пороге появилась разъярённая блондинка в велюровом спортивном костюме.

– Исаева, выруби музон! Иди, убирай за собой в ванной! Я видела, ты какую-то банку вчера там мыла, кровищей пол закапала! Всё намертво засохло! Я что, нанималась за тобой убирать?

Лиза шумно всхлипнула, выругалась, вскочила с кровати, сделала зверское лицо и, швырнув окурком в соседку по общежитию, хриплым голосом заорала:

– Закрой дверь с той стороны, уродка! Что вы ко мне все пристали, гады паршивые!

Блондинка еле успела увернуться от летящей сигареты, проворно захлопнув дверь. Лиза всхлипнула и, игнорируя меня, точно я была пустым местом, рухнула на кровать и зарылась головой в подушку. Длинные чёрные волосы разметались по узкой спине с выпирающими лопатками, безудержные рыдания сотрясали худенькое тело. Некоторое время я постояла рядом с кроватью, окликая девушку по имени. Так и не дождавшись ответной реакции, вышла из комнаты, плотно прикрыв дверь, чтобы музыка не слишком раздражала живущих на этаже студентов.

Нельзя сказать, чтобы я ничего не вынесла из беседы с Исаевой. Вывод, который напрашивался после разговора с подругой Юли, был следующий: Лизавета что-то старательно скрывает. Следуя по коридору к лестничному пролёту, я проходила мимо санузла и, поправив сумку на плече, решила, что неплохо было бы взглянуть на пятна, оставленные Исаевой на полу уборной. Я заглянула в уборную и увидела ту самую блондинку в велюровом костюме. Соседка Лизы по этажу, ухватив тряпку, проворно вытирала пол перед рукомойником.

– Исаева совсем с приветом, – бормотала она себе под нос. – Не понимаю, зачем мыть банку, если всё равно её потом выкинешь?

В углу стояла пластиковая мусорная корзина, в ней белела небольшая банка из-под крема для рук. Понимая, что следователь Седых пошлёт меня с этой банкой куда подальше, я всё-таки нагнулась и, подцепив улику целлофановым пакетом, вынула из мусора и сунула в сумку по соседству с уже имеющейся там чашкой из университетского буфета. Хорошо, когда у адвоката есть возможность припугнуть уликами несговорчивого свидетеля, который пытается увести следствие по ложному следу.

В машине я пила чай из термоса, привезённого Борисом, и крутила в руках маленькую чёрную заколочку. Просматривая материалы дела, я наткнулась на фотографию с довольно чётким изображением чёрной невидимки с красными стразами, очень похожей на те, которые носила Исаева. Изображённая на снимке заколка была обнаружена рядом с кроватью убитого профессора и, хотя преступление произошло в ванной комнате, на всякий случай приобщена к материалам дела. Беседуя с Исаевой, я заметила, что точно такие же невидимки валяются на тумбочке Лизы между орущим магнитофоном и крошками чипсов. Одну из них я прибрала к рукам, а теперь показывала Борису.

– И что это за хрень? – без особого любопытства осведомился Джуниор.

Его массивное тело заняло собой всё небольшое пространство салона «Мини-Купера», и я старалась лишний раз не поворачиваться, чтобы не задевать щекой за широкое плечо приятеля.

– Это не хрень, а невидимка, которую я собираюсь предъявить для опознания сестре покойного профессора, – пояснила я.

Передав другу пустую чашку, чтобы он плеснул ещё чайку, я забрала у Бориса из рук вещественное доказательство, спрятала в сумку и задумчиво проговорила:

– Знаешь, Борь, я всё думаю, как к Мызину попал злополучный кинжал?

– Подсунули лютые недруги – вот как, – пожал плечами приятель.

– Понятно, что подсунули, но кто? Лиза говорит, что после убийства видела Миносяна в машине Володи, парни вместе пили водку. Гарик же утверждает, что такого не было. Интересно, кто из них врёт?

– Кто врёт, тот и подсунул, – глубокомысленно изрёк мой друг, разворачивая пакет с пирожками.

– Это я и сама понимаю, – согласилась я, сражённая наповал железной логикой приятеля. – Ладно, разберёмся. А пока попробуем пообщаться с единственной наследницей Черненко.

Я вернула Боре пустую чашку, набрала номер сестры покойного, обнаруженный в уголовном деле, и услышала в трубке тихий немолодой голос:

– Я вас слушаю.

– Ольга Михайловна, примите мои соболезнования. Я адвокат Агата Рудь, защищаю Владимира Мызина, – солидно представилась я.

– Как можно защищать такую мразь? – с досадой обронила невидимая собеседница.

– Давайте воздержимся от определений, – сурово оборвала я. – Сначала надо доказать, что мой подзащитный – убийца. Но даже если он совершил преступление, Мызин всё равно имеет право на защиту. Мы можем встретиться и поговорить?

– Подъезжайте сейчас на квартиру к Пете, я еду туда выбирать, в чём его хоронить. Только не задерживайтесь, ждать не буду.

– Борь, а Борь, – откусив от горячего хачапури большой кусок, с набитым ртом проговорила я. – Может, съездишь со мной к сестре Черненко?

Кудрявый друг комично сморщил нос и печально протянул:

– Не могу. Меня в офисе ждут.

– А что там, в офисе? – запивая лепёшку с сыром сладким чаем, прочавкала я.

– Там Лёня бесится, – понизив голос, пояснил Джуниор. – Там аццкий холивар! Машка Ветрова строит глазки нашему папке, а папка и рад. Леонид лютует. Конфликт достиг былинного размаха. Того и гляди отец и сын вцепятся друг другу в глотки. Кира Ивановна выступает буферной зоной, а я иду ей на подмогу.

Всё это я отлично знала и без весёлого трёпа Устиновича-младшего, но от этого мне было не легче. Борис был другом, а Лёня – несбыточной мечтой. Несбыточной – потому что по сравнению с роскошной Машей Ветровой я выглядела словно крестьянская девчонка в отличие от королевской особы. А какой же мужчина откажется от королевы в пользу простолюдинки? Я подозревала, что Борька догадывается о моих чувствах к его старшему брату и специально при каждом удобном случае сыплет мне соль на раны.

– Ну и ладно, не хочешь со мной ехать – не надо, – насупилась я. – Тогда вылезай из машины.

– Эй, термос отдай! – заволновался Джуниор, растерянно моргая мохнатыми ресницами.

– А то мамка заругает? – подколола я приятеля, невинно улыбаясь.

Метод провокации и здесь дал блестящий результат. Теперь уже обиделся Борис, чего, собственно, я и добивалась. Мама братьев Устиновичей была темой запретной, которая не обсуждается. Она жила с детьми отдельно от преуспевающего мужа и всю себя отдавала воспитанию сыновей. За это Фиру Самойловну боготворили все трое мужчин, однако преклонение перед супругой не мешало господину Устиновичу иметь романы на стороне. У них в семье считалось, что работа Эда Георгиевича носит столь напряжённый характер, что посторонние раздражители вроде жены и детей будут мешать знаменитому адвокату восстанавливать силы перед рабочим днём. Поэтому никто не лез в его личную жизнь. Даже жена.