Читать книгу "К северу от 38-й параллели. Как живут в КНДР - Андрей Ланьков"

Вопрос этот сложный, и с абсолютной точностью на него, скорее всего, никто и никогда не сможет ответить. Понятно, что ни о каких опросах общественного мнения в Северной Корее речи идти не может. Ненадежны и опросы северокорейских беженцев. Тем не менее я занимаюсь Северной Кореей уже 35 лет и за это время имел немало возможностей общаться с северокорейцами в самой разной обстановке, на встречах официальных и неофициальных, в Северной Корее, в третьих странах и на Юге. Исходя из этого, я, пожалуй, рискну в общих чертах описать, что северокорейцы думают о вождях из семейства Ким.

Начнем с отца-основателя страны, Великого Вождя, Генералиссимуса Ким Ир Сена. Судя по всему, Ким Ир Сен и, главное, предлагаемая им модель «прекрасной Кореи будущего» пользовались немалой популярностью среди жителей КНДР – по крайней мере, на ранних этапах ее истории. Решающую роль в вознесении к высотам власти Ким Ир Сена, который к концу 1930-х был не более чем заметным полевым командиром на третьестепенном театре военных действий, сыграло то обстоятельство, что именно на него в 1945–1946 годах решило сделать ставку советское командование. Решение это выглядело разумным, но принявшие его люди не учитывали, что сам Ким Ир Сен мог вести и самостоятельную игру и строить не ту Корею, которая нужна была Москве, а ту, которая соответствовала его собственным идеалам. Советский Союз использовал Ким Ир Сена, но Ким Ир Сен точно так же использовал советскую поддержку в своих интересах – и, надо признать, в итоге Ким Ир Сен переиграл Москву.

Однако Ким Ир Сен добился этого успеха в том числе и потому, что представляемая им идеология отражала желания и мечты большинства северокорейцев тех времен, их представления о том, как должно быть устроено идеальное общество. Модель, которую предлагал Ким Ир Сен и в которую он сам, скорее всего, искренне верил, можно описать как «уравнительную крестьянскую утопию с элементами национализма». Неясно, чего в ней было больше: марксизма-ленинизма советского толка или традиционного восточноазиатского крестьянского самосознания. Неслучайно, что эта модель так похожа на то общество, которое пытались создать, например, участники крестьянского восстания тайпинов в Китае в XIX веке.

Ким Ир Сен мечтал о стране, в которой деньги и богатство не будут значить ничего, в которой все простые люди будут почти равны, хотя люди, отобранные государством как особо талантливые и достойные, станут чиновниками и в силу этого будут иметь некоторые привилегии. Граждане этой страны будут совместно трудиться и бороться, вместе и в едином порыве энтузиазма продвигаясь к великим целям, которые поставит перед ними мудрый вождь (в роли последнего Ким Ир Сен видел себя). Работать они будут не ради улучшения своего личного материального положения, не ради мелкого мещанского благополучия, а ради процветания народа, при этом главными силами, которые поведут их на трудовые подвиги, будут их патриотизм и преданность государству и Партии. Они будут гордиться своей нацией, которая вернет принадлежащее ей по праву почетное место на мировой арене.

Хотя Ким Ир Сен и говорил о материальном изобилии, все равно подразумевалось, что разумный размер потребностей в обозримом будущем будет определять государство. Неслучайно Ким Ир Сен, в отличие от многих руководителей социалистических стран, не очень стеснялся карточной системы. В своих речах он говорил о ней как явлении вполне позитивном, а не как о каком-то «неизбежном зле». Можно предположить, что, с его точки зрения, ничего особенно постыдного в этой системе не было, поскольку именно через карточную систему государство обеспечивало всем своим жителям справедливый и соответствующий их рангу доступ ко всему, что оно считало необходимым для нормальной жизни.

Следует сказать, что тот уровень потребления, который Ким Ир Сен считал разумным, был очень скромным. В 1964 году, выступая на одном из партийных форумов, Ким Ир Сен пообещал населению, что скоро в Северной Корее наступит хорошая жизнь, почти утопия, для описания которой он выбрал чеканную формулу, которая потом бессчетное число раз цитировалась в официальных северокорейских документах. Он сказал: «В недалеком будущем мы станем самой счастливой страной мира, в которой [люди] будут есть вареный рис, суп на мясном бульоне, жить в доме с черепичной крышей и носить одежду из шелка». Как видно, запросы были весьма скромные. Впрочем, надо помнить, что и в те времена (и сейчас) рис в Корее был пищей элиты, простонародье видело его только по праздникам, а в остальное время ело вареную кукурузу с ячменем. Суп на мясном бульоне появлялся на столе начальства, каковым в совсем уж старые времена был помещик, а во времена, когда Ким Ир Сен раздавал свои обещания, таковым стал партработник, внешторговец или интуристовский гид. Одежду в начале 1960-х носили в основном домотканую (сейчас – в основном китайский импорт), а дома были под соломой (сейчас такие тоже есть, но мало). В общем, полвека назад Ким Ир Сен пообещал населению именно тот рай, о котором веками мечтал корейский крестьянин, ни больше ни меньше. На большее не замахивались ни крестьянин в своих мечтаниях, ни Ким Ир Сен в своих обещаниях.

Определенный уровень неравенства при этом все-таки допускался и даже считался необходимым: считалось нормальным, что, когда простой человек ест по чашке риса, чиновнику (по определению – человеку более достойному) будет доставаться, скажем, полторы чашки и еще немного мяса. Тем не менее подразумевалось, что разрыв между управляемыми и управляющими будет не слишком велик. И действительно, как мы видели, даже высшее чиновничество во времена Ким Ир Сена, хотя и жило много лучше простонародья, в роскоши не купалось. По-настоящему роскошно жил тогда только сам Ким Ир Сен и члены его семьи.

Судя по всему, веру в эту утопию на ранних этапах северокорейской истории разделяла значительная часть населения, которое в основном тогда состояло из вчерашних крестьян. Она была во многом реализована, но ожидаемых результатов не принесла. Наоборот, результатом усилий пхеньянских мечтателей стали экономическая стагнация и нарастающее отставание от Юга. Тем не менее до конца своих дней Ким Ир Сен оставался достаточно популярным человеком, а после своей смерти, причем довольно быстро, превратился в памяти людей в воплощение порядка и стабильности.

Его сыну, Ким Чен Иру, скажем прямо, не повезло. В отличие от своего отца, человека жесткого, волевого, убежденного в своей правоте, готового ломать и убивать, Ким Чен Ир был человеком по натуре мягким и добрым – по крайней мере, к людям из своего непосредственного окружения. Родись он в другое время и в другой семье, он, скорее всего, жил бы в мире искусства. Однако Ким Чен Ир унаследовал систему, в которую решениями его отца были заложены серьезнейшие проблемы. Та модель экономики, которую создал Ким Ир Сен, была в долгосрочной перспективе неработоспособна, а крах ее был неизбежен. Однако по достаточно случайным обстоятельствам получилось так, что этот неизбежный кризис начался в самые последние годы жизни Ким Ир Сена и достиг своего пика именно в правление Ким Чен Ира. В итоге именно Ким Чен Ир превратился в глазах своих подданных в человека, ответственного за национальную катастрофу, хотя в действительности эта катастрофа по большей части была результатом той политики, которую с энтузиазмом – и при поддержке значительной части населения – проводил его отец. Для корейцев Ким Чен Ир – человек, при котором прекратила работу карточная система, случился массовый голод, а старый, привычный порядок жизни был сметен волной вынужденных перемен. История и невезение сделали Ким Чен Ира ответственным за ошибки отца, а отцу, то есть Ким Ир Сену, наоборот, дали возможность уйти от этой ответственности.