Читать книгу "Сотвори себе мир - Чингиз Абдуллаев"

— Привет, — сказала она, войдя в кабинет и поцеловавКрюгера, — ты, похоже, скоро вообще переберешься сюда ночевать.

— Может быть, — рассеянно ответил он, отвечая на ее поцелуй,— ты, кажется, работаешь на компьютерах?

— И даже возглавляю их отдел, — улыбнулась молодая женщина.— Неужели ты позвал меня сюда так поздно только в корыстных целях? Или тыхочешь ограбить наш банк.

— Не то и не другое. Садись рядом. Следи внимательно замной. Мне нужно распечатать одну информацию, но компьютер не хочет с нейрасставаться.

— упрямый, — засмеялась она, откидывая белокурые волосы иусаживаясь на стуле рядом с ним, — давай посмотрим, что там у тебя.

Он снова набрал соответствующий запрос по информации к делупогибшего Риддля. И снова получил все данные, кроме его биографии.

— все правильно, — кивнула она, — ты все делаешь правильно.Этот файл засекречен. В остальном все правильно.

— Мне нужно его посмотреть, — упрямо сказал он.

— Но он засекречен, — терпеливо пояснила Гертруда, — безкода вскрыть информацию практически невозможно. А мы даже не знаем, какой код,— цифровой, буквенный, смысловой, в общем, ничего не знаем. Это безнадежноедело, Мартин. Брось этот компьютер и поедем ко мне.

— Мне нужна эта информация, — упрямо ответил Крюгер, — мнеона очень нужна.

— Но она засекречена. Ее нельзя вскрыть без кода, — началазлиться Гертруда.

— Поэтому я тебя и позвал.

— Но это невозможно! — закричала она.

— Но можно попытаться, — резонно возразил он.

— Я догадалась, — глухо ответила Гертруда, — ты хочешьпроникнуть и в наш банк. Может ты преступник, а твои сообщники ждут на улице? Унас же там все засекречено.

— не говори глупостей, — поморщился Крюгер, — я позвал тебядля помощи, а ты объясняешь мне, как нельзя трогать засекреченную информацию.Сейчас другое время, этот человек уже погиб. И еще несколько людей в Мюнхенепогибли от подобного оружия, которым был убит молодой Риддль. Мне нужно знатьего биографию, чтобы определить, кто мог в него стрелять. У меня должны бытьвсе данные на этого типа.

— Ладно. — Она застучала по клавиатуре компьютера. — Здесьнужно ввести специальный код, — снова сказала она, — но, кажется, я знаю этупрограмму. Она похожа на нашу информацию о клиентах, которую мы засекречиваем вбанке. Сейчас посмотрю.

Она снова застучала по клавишам и нахмурилась.

— Ничего не получается. Подожди, я попробую по-другому. Утебя нет другого кода?

— Откуда? Бывает только код, — пожал плечами Крюгер. —Думаешь, ничего не получится?

— Не знаю, — раздраженно ответила Гертруда, — судя по всему,здесь достаточна сложная программа. Я пытаюсь обойти запрет, но пока ничего неполучается. Похоже, ее надежно блокировали. Может, тебе просто узнать, ктозахотел блокировать эту информацию?

— Каким образом?

— Сделай соответствующий запрос в Министерство внутреннихдел, и они, возможно, снимут запрет на использование этой части информации.

— Сколько на это уйдет времени?

— Несколько дней.

— А по-другому никак не получится?

— Пытаюсь, — вздохнула Гертруда, — подожди, я применяю нашиспециальные коды. Может, через них.

Она работала на компьютере еще минут пять и, наконец,торжествующе сказала:

— Можешь читать свою информацию.

Крюгер бросился к компьютеру. Йозеф Риддль сотрудничал сзападногерманской разведкой в течение последних двух лет перед своей смертью.Это было как раз то сообщение, которое было засекречено в компьютере.

Глава 8

Мы все сделали так, как я предлагал. Сначала сдали нашичемоданы в камеру хранения Кельнского вокзала и поехали в Дюссельдорф. Я был вомногих городах Германии, но такого пышного и красивого города не видел.Особенно впечатляют улицы у канала или бульвара, я не знаю, как они этоназывают, но действительно красиво. А вот в ресторанах служат только русскиедевочки. В Германии такое ощущение, что вся страна состоит из наших девочек итурецких рабочих. Наших я сразу узнавал по лицам, по манере поведения, даже поразговору. Они ведь говорили друг с другом по-русски. Если турки, попавшие вГерманию, или вьетнамцы, оставшиеся здесь после исчезновения ГДР, говорят дажедруг с другом по-немецки, чтобы совершенствовать свои знания в языке, то нашимна это наплевать. Все равно говорили и будут говорить по-русски.

В индийском городе Агре, где находится знаменитыйТадж-Махал, весь город говорит… только по-русски. Это смешно, но это правда.Весь город в магазинах с русскими названиями — «Саша», «Маша», «Миша», «Лена» итак без конца. Хлынувшие после открытия «железного занавеса» советские туристызаставили-таки местных индийцев выучить такой сложный для них русский язык. Иэто в Индии!

Когда попал туда впервые, не поверил своим глазам, нонадписи на русском были красноречивые любых слов. А Стамбул? В этом городетеперь все надписи на русском и польском языках. Ну, с поляками все ясно. Это уних в крови — заниматься торговлей, постоянно что-то выгадывать. А вот снашими! Турки учат русский язык и как учат! Я уже не говорю о Кипре, Пакистане,Египте, Китае. Нужно было разрушить этот «занавес», чтобы мы хлынули по всемумиру.

Из Дюссельдорфа мы вернулись в Кельн и ночью выехали вПариж. Я уже больше не пытаюсь к ней приставать. Неохота снова унижаться. Хотя,если честно, то очень хочется. Не понимаю, почему она себя так ведет. В концеконцов можно быть и полюбезнее, я все-таки спас ей жизнь. И отвечаю за еебезопасность на этом чертовом Маврикии.

В Париж мы приехали рано утром. Ничего не хочу говорить оПариже. Про этот добавлять что-либо свое. Хотя утренний Париж мне непонравился. Какой-то туманный, словно Лондон, сонный, грязный, размытый. Может,потому, что и настроение у нас было не особенно хорошим.

Подполковник куда-то позвонила, и уже вскоре в одномнебольшом кафе мы ждали связного. Он приехал туда, сильно опоздав. По-моему, онбыл из посольства и очень боялся, что его заметят французы и вышлют из страны.Он так боялся, что на нас даже стали обращать внимание. Представляю себе егосостояние. В голодной, разоренной, уголовной России он будет чиновником назарплату в пятьдесят долларов. То есть подыхать с голоду, не имея возможностикормить своих детей. А во Франции он живет на полторы тысячи долларов, детисыты, обуты, ходят в чистую французскую школу, а жена не боится выходить наулицу, уверенная, что ее наверняка не изнасилуют и не прибьют где-нибудь в подъезде.Собственно, мне на это наплевать. Я не состою ни в одной партии и никогда неголосовал, да, видимо, никогда и не буду. У меня такая профессия, что лучшеникогда не ходить на выборы, рискуя засветиться. Но положение в городе я знаю.Жены у меня, правда, нет, но есть постоянная подруга — Алена, у которой растетдочь, стервочка лет десяти. Вот от них я и узнаю последние новости. Хотя вАлене я хожу не так часто — когда просто хочу отдохнуть и поесть домашнегоборща. Она не обижается, видимо, все понимает. А я очень люблю вот таких, всепонимающих и молчаливых баб. Балаболка в нашем деле только навредит.