Читать книгу "Атаман Платов (сборник) - Петр Краснов"

Жандармский офицер попросил меня следовать за ним в подземелье, где помещались камеры политических. Там несли караулы всегда только жандармы. Около решетчатых ворот стояли парные часовые; внутри, в потерне, в темноте, стояли еще посты. Маленькие лампочки горели здесь днем и ночью. Никто, кроме жандармов, не имел права даже входить сюда. Теперь же жандармский ротмистр пригласил меня подписать акт о приеме шестидесяти политических арестантов. Я сначала отказался.

– Как могу я подписывать такой акт? – сказал я. – Ведь я не имею права даже входить в политическое отделение, а вы требуете моей подписи.

– Ваша подпись есть лишь свидетельство. Разве вы сами не убедились, что всех арестантов было шестьдесят?

– Убедился.

– Вот только и удостоверьте это число.

Жандармы нервничали и все время оглядывались; арестанты были молчаливы и напуганы. Их страшило подземелье Метехского замка.

Когда жандармы ушли, мой караул притих. Все ожидали в эту ночь нападения. Мы приняли особые предосторожности. При нападении на замок в прошлый раз, когда караул нес тифлисский гренадерский полк, в окошечко у ворот постучали, как это делается обычно тюремной стражей. Часовой здесь двери не открывает, для этого у ворот сидит специальный стражник от тюремного внутреннего караула.

Как только он открыл окошечко, в него выстрелили из револьвера, прямо в лицо. Стражник упал, убитый наповал. Следующим выстрелом революционеры свалили часового.

Выстрелы были рассчитаны именно на то, чтобы вызвать караул из помещения. Расчет оказался правильный. Караул выбежал, и в то же самое время через ворота была брошена бомба. Ее осколками убило и ранило несколько солдат. Караульный начальник хотел выйти из комнаты, но силой взрыва дверь так ударила по нем, что офицер был буквально вброшен обратно в комнату и потерял сознание. Это спасло ему жизнь и честь. Еще две бомбы перелетели через ворота, оглушая и убивая часовых.

Арестанты, бывшие на прогулке, подбежали к воротам, открыли засовы и кинулись наутек, вместе с нападающими. Остаток караула открыл огонь по кучке арестантов, скопившихся у дверей тюрьмы, и нескольких человек ранил и убил. Но большинство бежало.

Караульный начальник только потому не был предан суду, что его серьезно контузило ударом двери, захлопнувшейся от силы взрыва. Караул нашел его без сознания и в крови.

Я все это учел. Подробно рассказал караулу, как было совершено нападение. Приказал не выбегать из караулки к воротам, а оставаться в караульном помещении и стрелять по тем, кто покажется из ворот. Вторая часть караула должна пробежать под арками замка на другой конец двора и оттуда бить залпами по воротам. Я думал даже держать дверь своей комнаты все время открытой, но ночью было очень холодно.

Какое приятное чувство охватывает человека после такого караула, когда послышится звук приближающегося барабана смены. Слава Богу! – думал каждый из нас. – На этот раз отделались счастливо!

Однако это «отделались счастливо» было всегда слишком коротко. Каждый день приносил какую-нибудь новинку.

Помню, однажды бегом прибежал за мной сам адъютант. Я был в классе и занимался с подрывниками.

– Скорей к командиру!

– В чем дело?

– Да в железнодорожном депо бунт рабочих. Убили жандармского офицера, убили предполагаемого шпиона, повытащили оружие и хотят бить начальство… Скорее бегом идите туда с усиленным патрулем, двадцать четыре человека. – Патруль уже строился и ему раздавали патроны. Я тотчас явился к командиру.

– Бегом спешите в депо! – отдал он торопливо приказание. – Явитесь жандармскому офицеру. Сами избегайте действовать. Стреляйте только по приказанию полиции или жандармов. Три раза предупредите толпу разойтись или что там прикажут… Сдать оружие, что ли. Не теряйте голову. На оскорбление не реагируйте. Есть револьвер?

– Есть.

– Вот вам еще мой браунинг на всякий случай. Бегите!

Когда я добежал с патрулем до депо, – шагов шестьсот ходу, – там уже были казаки. Целая сотня. Я явился к жандармскому офицеру.

– Отлично! – сказал он. – Вы будете у меня в резерве. Мы окружили депо и разоружаем публику. Слава Богу, одумались сразу.

Из депо выходили поодиночке рабочие. Их осматривали и отпускали. Ни у кого не оказалось оружия. После рабочих осмотрели и самое депо. Нашли целую кучу револьверов, ножей, кинжалов, пистолетов.

Рабочие не ругались открыто. Но из их толпы, пока они были в депо, неслись и угрожающие крики, и гадкая ругань. Однако на нее не обращали внимания.

– Вот, слышишь эту ругань, а ничего не поделаешь, – сказал жандармский ротмистр. – Здесь честь мундира не марается. Скажи нам такое слово в гостиной, и мы должны вызвать на дуэль, иначе выгонят со службы… А здесь приходится переносить все словесные оскорбления, удары камнями, а иногда и дубиной… Странно все это и неразумно.

Я с удивлением посмотрел на жандарма.

– Что неразумно? – переспросил я его.

– Да неразумно говорить о чести мундира, об оскорблении мундира, если человек, носящий этот мундир, получил удар словами или камнем. Мы ведь призваны драться с врагами, учимся этому делу, так нечего и приучать нас обижаться на оскорбления.

– Я немного не понимаю вас, – сказал я. – По-моему, оскорбление везде остается оскорблением, в гостиной ли, или здесь, в депо. Оскорбление везде задевает честь мундира, безразлично реагируют на оскорбление или нет. Человек, например, получивший пощечину, остается замаранным, даже если он потом убил оскорбителя на дуэли и официально, так сказать, смыл оскорбление.

– Вот, вот, прекрасный пример. – обрадовался жандарм. – Вот именно это-то мнение я и называю неразумным. В таких случаях, правда, нас приучают обижаться на оскорбления и смывать их кровью… А если рабочий даст мне пощечину, то это не оскорбление?.. Вот я и говорю, такое раздвоение неразумно. Или считай оскорбление всегда оскорблением, или не разделяй случаи в гостиной и депо. От этого происходит масса несчастий. Слышали, небось, в Петербурге, рабочий ударил моряка-гвардейца?

– Слышал.

Офицер гвардейского экипажа вел матросов с парада. Улицы полны народа. Вдруг какой-то тип выскакивает из толпы, дает офицеру пощечину и так же быстро скрывается в толпе. И сам офицер, и матросы растерялись, не нашлись, как выйти из создавшегося положения.

Несчастный гвардеец привел матросов, ушел домой и там застрелился. У него не было иного выхода. Законы гвардии беспощадны. Ему нельзя было оставаться в своей части, – оскорбление не смыто. Я не знаю, нужно ли было бы ему уходить из гвардии, если бы его укусила бешеная собака?! Вот из-за глупого случая погиб человек. Неразумно.

– А отчего не заступилось за него правительство? – спросил я. – Если бы оно захотело, виновный был бы найден.

– Вот, вот… вы задаете отличные вопросы, штабс-капитан, и вполне естественные. Если правительство учит офицеров охранять честь мундира, то, естественно, само правительство и должно помогать этой охране чести мундира. Однако тут мы встречаемся с удивительной тактикой, даже с нехорошей тактикой.