Читать книгу "Бисмарк. Биография - Джонатан Стейнберг"

В ноябре 1881 года Бисмарк высказался по поводу «еврейского вопроса» на заседании прусского государственного министерства. Люциус так изложил содержание его ремарок:

...

«Он посчитал антисемитское движение неуместным. Оно сменило ориентиры. Он был настроен лишь против евреев-прогрессистов и их прессы, а не консерваторов. Для него даже предпочтительнее социалисты и католики, а не прогрессисты. Первые ставят перед собой невозможные цели, и с ними надо разговаривать посредством меча. Прогрессисты добиваются возможной формы государственности – республиканской»139.

26 ноября 1881 года Бисмарк говорил Люциусу: «охота на евреев» неуместна. Он уже высказался против нее, но ничего не сделал для того, чтобы остановить антисемитов, видя, как они «мужественно нападают на прогрессистов»140. Бисмарк ни разу не осудил антисемитизм. Он, как всегда, лгал, выгораживая себя.

В феврале и марте 1880 года у Бисмарка внезапно возникли серьезные проблемы со здоровьем. 31 марта 1880 года Тидеман пришел к нему с докладом, и его не на шутку испугало тяжелое состояние шефа:

...

«Князь выглядел ужасно и еле ворочал языком. Он полагает, что прошлой ночью с ним случился удар, он почти не спал и крутился, как веретено. Штрук сказал, что у него всего лишь желудочный грипп, сковавший и язык. Княгиня сообщила, что ее муж вчера вечером поглотил неимоверное количество мороженого, залитого пуншем из белого вина, и съел шесть круто сваренных яиц. На военном совете в будуаре княгини, в котором, помимо нее, участвовали супруги Ранцау и я, мы выработали правила поведения на следующее утро. Князь чувствовал себя еще хуже, накричал на несчастного Штрука, которому пришлось удалиться в полном расстройстве. Князь за ленчем съел куриный суп, мясо и массу овощей, хотя Штрук категорически запретил употреблять все это, как и прогулки под дождем в саду. Теперь князь сидит у камина одинокий, злой и раздраженный и не желает никого видеть, кроме своих собак»141.

Нездоровье усугубило иррациональность в поступках Бисмарка. 3 апреля 1880 года собрался бундесрат (союзный совет, которому Бисмарк уготовил роль послушного законодательного органа) для того, чтобы рассмотреть законопроект о гербовом сборе – не самый популярный проект в парламентском календаре. Совет начал с обсуждения тех положений, которые больше всего не нравились малым государствам вроде княжеств Рёйсс старшей линии (население 72 769 человек в 1910 году) и Рёйсс младшей линии (население 139 210 человек), которые даже не могли содержать послов в Берлине и поручали свои дела соседям. Малые государства особенно не устраивало положение, предусматривавшее облагать гербовым налогом почтовые переводы и авансы, вносившиеся на почтовые счета. Результаты вотирования были предсказуемы. Союзный совет отверг это предложение большинством голосов – 30 против 28142.

Бисмарк, естественно, разъярился. Тидеман, как обычно, отправился в Фридрихсру обсудить с шефом текущие дела, прибыв на место 4 апреля. Слуга разбудил его спозаранку, сообщив, что князь желает видеть его в десять часов – время для Бисмарка совершенно неурочное. Канцлер опять был в отвратительном настроении. Он снова не спал в нервном возбуждении и поднялся в девять. Когда Тидеман вошел к нему, Бисмарк сидел за письменным столом и делал заметки из «Almanach de Gotha» («Готского альманаха»). Он тут же сказал Тидеману: в тридцати государствах, заблокировавших проект, проживает семь с половиной миллионов человек; они противопоставили себя остальным 38 миллионам. Это противоречит духу конституции и не должно больше повториться:

...

«Он поручил мне подготовить текст прошения об освобождении от занимаемой должности. Главная идея – он не может ни поддержать решение большинства, вотировавшего против Пруссии, Баварии и Саксонии, ни обратиться к рейхстагу как представитель меньшинства в бундестаге на основе 9-й статьи конституции рейха…

Мало того, в сильнейшем раздражении он потребовал отправить прошение об отставке кайзеру как можно скорее, а в вечернем выпуске официальной газеты «Норддойче альгемайне цайтунг» опубликовать сообщение об отставке»143.

Адская смесь неистового характера, обжорства и ипохондрии разрушала психику. В моменты озлобления он мог совершить любое опрометчивое действие, каким и было решение подать в отставку по совершенно пустяковому поводу. Он пригласил к себе соседа, постоянного участника собраний на Вильгельмштрассе, 76 барона Карла Гуго фон Шпитцемберга, посланника Вюртемберга при бундесрате, и попросил его «разрешить возникшие затруднения». Разговор, как засвидетельствовала Хильдегард в дневнике 6 апреля 1880 года, превратился в перебранку:

...

«Все это было бы смешно, если бы не было так грустно. Князь нездоров, и никто в его окружении не хочет ему помочь. Напротив, они действуют ему на нервы, иногда бессознательно, а иногда из желания втереться в доверие или из-за страха. Конечно, в отставку он не уйдет, все это знают и понимают, что это всего лишь пустая угроза, а предлог – выеденного яйца не стоит. Карл очень рассердился и все ему высказал»144.

Но Бисмарка уже ничто не могло остановить, и «буря в стакане», как Тидеман назвал правительственный кризис, затеянный Бисмарком, начала набирать обороты. Малые государства нервничали. Посланники, как им и положено, суетились. Кайзер не принял отставку, и пресса предположила, что Бисмарк сделал очередной хитроумный ход. Так или иначе, его маневр сработал. 12 апреля 1880 года бундесрат пересмотрел свое решение и одобрил гербовый сбор с почтовых переводов и предоплаты счетов в почтовых отделениях. Рейх пережил кризис. Но он стал еще одним подтверждением нарастающей эмоциональной и психической нестабильности Бисмарка. «Князь едет к королю Саксонии и очень недоволен тем, что король не приехал к нему», – записал Тидеман в дневнике 13 мая 1880 года145. В конце концов, много ли значил для него сюзерен крошечного королевства? Он ни во что не ставил своих подчиненных и министров, обладал такой властью, что на него мог повлиять лишь один император. Он с ходу отметал все, что ему не нравилось. Князь перестал совершать конные выезды, изнемогая под грузом неотложных дел. Добираться до Фридрихсру из Берлина было легче, чем до Варцина, и чиновники целыми днями отирались в его доме. Не избавился он и от переедания. Тидеман написал жене в октябре 1880 года:

...

«Я прогулялся с графиней Марией (Ранцау, дочерью Бисмарка. – Дж. С .) перед тем, как принять участие в обеде, который состоял, помимо десерта, из шести полноценных блюд. Ничего не изменилось. Здесь мы можем есть, пока животы не лопнут»146.

И завтрак был нисколько не легче:

...

«Мы поднялись в девять и в десять позавтракали: ростбиф, бифштекс, оленина, пудинг и т. д. и т. п.»147.

Иррациональное поведение Бисмарка не оставалось незамеченным. Граф Удо цу Штольберг-Вернигороде (1840–1910) – человек выдержанный, аристократ из аристократов, женатый на дочери Арнима-Бойценбурга и имевший родственные связи с семейством фон дер Шуленбургов, всегда был убежденным консерватором. Неудивительно, что он счел необходимым пожаловаться Тидеману на нетерпимость такого положения, когда рейхсканцлер не желает вникать в проблемы консерваторов и собственной же имперской партии, всегда готовой его поддержать148.