Читать книгу "Para Bellum - Василий Звягинцев"

Мамиашвили иронически усмехнулась.

– Да, – настойчиво повторил Лаврентий Павлович, – мы не хотим пачкать руки в крови. Даже в крови такого злодея, как Коба.

– Если бы можно было шлёпнуть Джугашвили так, чтобы ответственность пала на кого-то другого, он бы уже лежал под землёй на три метра, – цинично сказала красавица-секретарша. Павлов кивнул, Берия поморщился, но продолжил:

– Если вождь будет скомпрометирован, его можно отстранить от власти…

– …и захватить её самим, – закончила Мамиашвили. – А теперь представь, боец, – обратилась она к Мамсурову. – Гитлер наносит удар по скученным, неуправляемым войскам. Немецкие танковые колонны за три дня выходят к Минску; к сентябрю они уже под Москвой. Сталин арестован как виновник разгрома. Его место занимает Лаврентий Павлович и договаривается с врагом о мире. Да, тяжёлом, но всё же лучшем, чем полное уничтожение страны. Ленин тоже подписывал Брестское соглашение.

Диверсант ошарашенно смотрел на каждого из присутствующих:

– Чтобы захватить власть, вы готовы отдать полстраны?

– Если это плата за то, чтобы убрать Сталина, цена не слишком высока, – отрезала женщина.

– Это – временная мера, – примирительно заговорил Берия. – Как только мы создадим бомбу и продемонстрируем её мощь, немцы станут куда как уступчивее. Тогда и подпишем новый договор. Польшу, Белоруссию и Украину, скорее всего, придется отдать, но ничего, Россия велика, земли на всех хватит.

Мамсуров тяжело задумался, он даже как-то осел в кресле, словно придавленный тяжестью выбора, который нужно было сделать.

– Вернёмся к Маркову, – призвал нарком внутренних дел. – Мой человек в Белостоке предлагает скомпрометировать его. Как в своё время Тухачевского: обвинить в сговоре с фашистами.

Хаджи-Умар ухмыльнулся:

– Не выйдет.

– Зачем такие сложности, – горячо вмешался в обсуждение Саркисов, – семь пулек, как в Сараеве, и всё. Как учит нас товарищ Сталин, есть человек – есть проблема; нет человека – нет проблемы.

– Ни в коем случае, – отмёл предложение Лаврентий Павлович. – Лучше, если Сталин убедится, что старые соратники не подводят. Борозду не портят. А новые, да ещё обиженные…

– Да, доверие Иосифа Виссарионовича дорогого стоит, – серьёзно подтвердил Павлов. – Особенно для нас сейчас.

Ленка ворвалась в квартиру и заорала во всю глотку:

– Мам, что есть перекусить? Я голодная как стая волков.

– Я тоже только пришла с работы, – ответила Зинаида Петровна. – Переодевайся, сейчас что-либо сообразим.

Через пять минут мать и дочь хлопотали у плиты на коммунальной кухне. К счастью, соседка уже оттрапезничала. Эльза Германовна выглянула на голоса из своего логова, решила, что ничего интересного не происходит, и снова залегла в спячку.

– Признавайся, – тихо, чтобы не привлечь внимания Эльзы, проговорила Корлюченко-старшая, бросая в закипевшую воду сосиски, – ночевала у Маркова?

Ленка вскинула голову, лицо закаменело.

– Ой, девочка, – продолжала мать, – хороший он мужик, но не пара ты ему.

Девушка молчала.

Зинаида Петровна вынимала из кухонного стола тарелки, выкладывала вилки, нарезала ломтями пеклеванный хлеб и высказывала все свои страхи:

– Он сегодня на самом верху, а что завтра будет? Не зря же в него стреляли. И тебя заодно чуть не убили. Боюсь я за тебя, это ты понимаешь?

– Всё я знаю, мама, – откликнулась наконец Ленка. – Сама всё время об этом думаю.

– Ты же умница, – обрадовалась женщина. – Не по себе дерево рубить – оно тебя и придавит.

Девчонка поморщилась.

– Он меня любит, – с вызовом сказала она.

– Он годы в лагере провёл, живой женщины не видел. А тут ты появилась. И вся любовь. Появись какая другая, ей бы объяснялся. И ведь ещё появится. На генерала, знаешь, сколько охотниц найдётся.

– Он говорит, у меня улыбка замечательная, – проговорила Ленка и разревелась. Мать обняла «оторву», погладила её, как маленькую, по голове.

– Ну что ты, доченька, успокойся. Брось ты это всё, выходи замуж за хорошего парня. Вон Николай тебе уже три года предложения делает. Заживёте как все, скромно и незаметно, зато счастливо. Колька тебя на руках носить будет. Ты же сама знаешь, это не любовь. Задурил взрослый мужик моей девоньке голову. Чуть не сам Сталин за него тебя сватать будет. А мы люди маленькие, с суконным рылом в кремлёвский ряд не полезем. Конечно, приятно, когда тебе сам вождь мирового пролетариата руку целует и всякие слова говорит, да мы уж как-нибудь на своём месте. Понимаю, и генерал тебе понравился. Но это пройдёт. Всё проходит, и это пройдёт, – повторяла Зинаида Петровна, сама не зная того, слова пророка Экклезиаста. Девушка всхлипнула в последний раз. – Господи, – закричала вдруг Корлюченко-старшая, – сосиски-то совсем разварились!

Ранним утром первого мая Марков пригласил Ямщикова.

– Держи, Александр Иванович, – передал комдиву пакет с документами и генеральскими звёздами. – Историческая справедливость восстановлена, заметь, по приказу самого товарища Сталина.

Ямщиков вытряхнул на ладонь знаки различия, внимательно прочитал документы и тихо произнёс:

– Служу России.

– Не по уставу говоришь, – усмехнулся Сергей Петрович.

– По совести, – тихо, но упрямо ответил новоиспечённый генерал.

– Ты, главное, за этими стенами никому не ляпни.

– Не дурак, – отмахнулся Ямщиков.

– Надо бы обмыть, чтобы быстрее росли. С тебя причитается. Но времени нет.

– Ты уж как-нибудь найди часок, – попросил Александр Иванович. – Всё-таки я этих цацек столько лет ждал. Да и личное участие товарища Сталина дорогого стоит. Поднимем здравицу за вождя трудящихся всего мира и лучшего друга физкультурников.

Первомай Марков провёл в частях. Он отстранил от командования комдива, которого застал в крепком подпитии – в честь праздника, как пытался объяснить полковник. Позиции артполка не оборудованы, куда подевался истребительный дивизион, штабу неизвестно, хлебопекарня не справляется, приходится возить буханки от соседей, и то на весь состав не хватает. А этот ферт устроил парад, уминать плац разбитыми сапогами, а после со старшими командирами организовал «Мир, Труд, Май» до поросячьего визга.

Устраивая разносы, грозя и убеждая, комфронтом всё время помнил о просьбе старого друга. Часам к пяти он почувствовал убийственную усталость и отупение и решил, что только за сегодня поломать инерцию руководства трёх армий всё равно не удастся.

– Поехали домой, Игорь Иванович, – сказал он Румянцеву. – А то я скоро от инфантерии воспарю до авиации. По количеству часов в воздухе скоро стану претендовать на звание аса.