Читать книгу "В дебрях Африки - Генри Мортон Стенли"

Так как Гаддо был не повинен ни в чем подобном, я послал сказать вождю, что если Гаддо обидят, Кавалли за это несет ответственность передо мной. Однако Гаддо чувствовал себя так скверно поблизости от своей деревни, где общественное мнение было решительно против него, что решился укрыться у Катонзы и бежал к озеру. Но на краю плато судьба таки настигла его. Рассказывали с большими подробностями, как он, стоя на утесе, свалился в пропасть и сломал себе шею. Жалко было слушать, как плакали и причитали его молоденькая жена, дети и сестры. Кавалли же после этого сделался вдруг со всеми особенно ласков и любезен.

Вахума питаются преимущественно молоком. В обмен за свое масло и кожи они могут иногда доставать бататы, просо и бананы, но всегда с особенною гордостью говорят, что они не «пахари».

Сорго, разводимое соседними земледельческими племенами, не белое, а красное. Кукуруза здесь не лучшего сорта. Ее сеют в конце февраля, в то же время, когда и бобы, но бобы годятся в пищу уже через два месяца, тогда как кукуруза образует початки только на третьем месяце, а спеет на четвертом. Просо сеют в сентябре, а собирают его в феврале. При каждом селении обширные участки полей засажены бататами, а вдоль опушки банановых рощ разводят колоказию или гельмию, но эти последние для чужестранцев не имеют значения: не умея приготовлять их, мы не могли сделать их безвредными.

Мальва, т. е. местное пиво, приготовляется из квашенного пшена со спелыми бананами. Оно в большом спросе, и главное занятие каждого вождя, кажется, в том и состоит, чтобы отправляться в гости к приятелям и опустошать их пивные сосуды. К счастью, этот напиток не очень крепкий, и действие его возбуждает лишь легкую веселость и общительность, без тяжелых последствий.

Климат здешних стран очень приятен. Часов пять в день можно работать даже на открытом воздухе, не страдая от излишней жары, а раза три в неделю из-за большой облачности, составляющей здесь заурядное явление, и целый день. Но в ясные дни солнце печет немилосердно, так что люди спасаются от зноя под тенью своих прохладных хижин. Высшие точки луговой области, например, округ Кавалли, холмы Балегга, верхнее плато пастбищ в Анкори, находятся на высоте от 1 350 до 1 950 м над уровнем моря; в Торо и в южном Униоро луговые местности доходят до высоты 3 000 м и, по всей вероятности, окажутся особенно удобными для европейских переселенцев, когда туда будут проложены безопасные пути.

Когда настанет это время, европейцы найдут приветливых, мирных и доброжелательных соседей в лице той красивой расы, лучшими представителями которой служат вахума. С этим народом мы во все время не обменялись ни одним грубым словом, и, глядя на них, я часто вспоминал легенду о тех непорочных людях, к которым благоволили боги и раз в год сходили пиршествовать вместе с ними на горных вершинах Эфиопии.

К южному концу озера Виктория

Чужеземец, впервые попадающий в Акори или в Карагуэ в период ежегодной засухи и со всех сторон – куда ни взглянет – видящий лишь громадные поляны, почерневшие от огня, серые оголенные скалы, длинные цепи гор, толпящиеся одна за другой в унылом однообразии своих опаленных склонов, наверное, воскликнет в нетерпении: «Да где же тут красота? Покажите мне хоть одно красивое место!» Этого чужеземца я давно знаю: он мой старый знакомый, скучающий, недовольный, ворчливый человек, малокровный и страдающий расстройством печени. Поедет он на Конго, или в Восточную Африку, или в землю бечуанов, встанет на муравейник и начнет издеваться: «Ну где же ваша хваленая Африка? Это? Фу!» – и т. д.

И тем не менее, через три недели после того, как вся сухая трава выжжена палом, что придает стране такой пустынный вид, повсюду выступает молодая зелень – свежая трава радостно колышется на ветру, одевая собою горные склоны и долины, и тогда обе эти пастушеские страны, знаменитые своими роскошными пастбищами и обилием крупного скота, в самом деле очаровательны. Я видел их обе, и в том, и в другом виде, и отдаю предпочтение Анкори. Именно там видишь эти громадные пространства слегка волнующихся полей с мягко округленными линиями холмов и грядами невысоких гор, разделенных притоками Александра-Нила, вроде Руизи, или же речками, впадающими в озеро Альберта-Эдуарда, как, например, Русаго. И все это обрамлено величавыми скатами зеленеющих горных цепей, отделяющих один от другого обширные бассейны значительных рек. Так и кажется, что эта страна нарочно так хитро устроена, чтобы служить потребностям известного народа.

Мы теперь в Карагуэ. Александра-Нил, имеющий с запада притоки из Руанды и Мпороро, с севера из провинции Ухха, с северо-востока из Урунди и Кишекки, течет к северу вдоль западной границы Карагуэ, достигнув Анкори, круто поворачивает на восток и стремится дальше, чтобы излить свои воды в Виктория-Ньянцу.

Выйдя из узкой речной долины, мы постепенно подымались по косогору вдоль одной из тех узких ложбин, которые составляют характерную черту этой части Центральной Африки.

Расположились лагерем в селении Уньякатера у горы этого же названия. Вид, открывающийся с высоты этой самой горы, можно считать типичным для всей остальной области Карагуэ: это бесконечная система глубоких и узких лощин, пролегающих между длинными рядами узких горных кряжей. Куда ни посмотри – в пределах этой области везде одно и то же. В северной части Карагуэ на дне каждой лощины протекает ручей, и все они впадают в Алексан– дра-Нил.

На другой день мы шли до горячих ключей Мтагеты, уже описанных мною прежде (книга «Через Черный материк»).

По приходе в лагерь нубийцы отправились на охоту за носорогами, которые водятся здесь во множестве; будучи отличными стрелками, они убили четырех громадных животных, а маленького носорога изловили и притащили в лагерь живьем. Мы привязали к дереву этого «малютку», ростом с крупного медведя, и он выказал при этом чрезвычайно воинственные наклонности. Принимая дерево за своего лютого врага, он с яростью на него кидался, стараясь пробить своим рогом; но, видя, что дерево упрямится и не трогается с места, он приостанавливался в раздумье, как бы измышляя иные средства к его погибели.

В это время шаловливые мальчики-занзибарцы тыкали его сзади камышовыми тросточками, и зверь, испуская пронзительный визг, бросался в их сторону, насколько позволяли веревки, которыми он был привязан. Кажется, я во всю жизнь не видывал скотины более глупой, сердитой и упрямой. Чувствуя себя на привязи, он, кажется, был убежден, что все обиды причиняет ему дерево, и потому все с новым остервенением бросался на него, так что с размаху падал на колени. Камышовые трости опять дразнили его сзади, он кидался назад с изумительной быстротой и перевертывался на спину, ногами вверх.

Видя, что он понапрасну мучится и что довести его до морского берега будет слишком хлопотливо, я велел нашему мяснику и его помощникам зарезать носорога и отдать на съедение отряду.