Читать книгу "Реформатор - Сергей Хрущев"

8 марта на заседании Президиума ЦК председательское место во главе стола занял Булганин. После того как генерал Серов доложил о трехдневных беспорядках в столице Грузии, началось обсуждение.

– Проспал Мжаванадзе, – бросил реплику Молотов.

– Опростоволосился, – поддержал его Каганович.

– Безобразие, Мжаванадзе попросту растерялся, – возмущался Ворошилов.

– Шикин повел себя не лучше, – отозвался избранный на XX съезде кандидатом в члены Президиума Жуков.

Микоян предложил «поднять рабочих».

– Послать в Грузию комиссию ЦК, – подвел итог Булганин, – кого поставить во главе – подумать327.

«Покончив» с Грузией, перешли к следующему вопросу. Тем временем в Тбилиси события развивались по собственному сценарию. В 12 часов дня 8 марта Мжаванадзе выступал перед толпой на центральной площади Тбилиси, площади Ленина. По свидетельству участницы митинга, уже упоминавшейся ранее Фаины Баазовой, Мжаванадзе говорил «долго и ласково, обещал их поддержать» и якобы даже пообещал «нашего дорогого Сталина в обиду не давать»328.

В последнее верится с большим трудом. Несмотря на все «ласковые слова», выступление Мжаванадзе толпу не успокоило. Собравшиеся потребовали встречи с китайским маршалом Чжу Дэ, гостем XX съезда. Накануне вечером он прилетел в Тбилиси из Еревана. «Большая группа манифестантов собралась перед гостиницей “Интурист” и, скандируя слова “Мао Цзэдун – Чжу Дэ”, требовали встречи с тов. Чжу Дэ»329.

Дело в том, что незадолго до выступления Мжаванадзе, на другом митинге, проходившем у монумента Сталину, один из выступавших заявил, что возмущенный Мао Цзэдун якобы потребовал выдачи ему тела Сталина, который китайские кудесники берутся оживить. Толпа встретила его слова одобрительным ревом. Этот слух быстро распространился по Тбилиси, и теперь собравшиеся на площади Ленина люди хотели получить подтверждение из «первых уст». Стоявшие на трибуне грузинские официальные лица начали перешептываться, один из них подошел к микрофону и сказал, что Чжу Дэ сейчас в городе Рустави на металлургическом заводе и потому прибыть на площадь никак не может. Толпа, естественно, не поверила, кто-то предложил послать к Чжу Дэ делегацию. Ее сформировали тут же на площади. Все знали, что Чжу Дэ разместили на одной из государственных дач на окраине Тбилиси. Туда и направили ходоков. Их сопровождала пятитысячная толпа. Милиция попыталась их остановить, но «они, применив палки и другие предметы… прорвали заслоны, ворвались на территорию дачи, где вели себя необузданно дерзко»329.

На даче Чжу Дэ не оказалось, он действительно уехал в Рустави. «Ходоки», окруженные толпой добровольцев, остались дожидаться китайского маршала у ворот резиденции. Наконец появилась кавалькада лимузинов, толпа расступилась, пропустила китайских гостей внутрь и устремилась за ними следом, в еще остававшиеся приоткрытыми ворота. Пятеро студентов даже прорвались в дом, Чжу Дэ встретился с ними, призвал к спокойствию, но ехать в город отказался.

Маленькое отступление. По завершении съезда иностранные гости по традиции разъехались по стране, им показывали достижения Советской страны: заводы, колхозы, электростанции. Они в свою очередь выступали на митингах и собраниях. До Тбилиси Чжу Дэ побывал в Куйбышеве (Самаре), затем в Баку и Ереване, а приехав в Грузию, согласно расписанию, посетил металлургический завод в Рустави. 9 марта его ожидали в Ростове и к вечеру того же дня в Харькове. Выступать без одобрения Мао Цзэдуна на митинге в Тбилиси, к тому же несанкционированном, он не имел никакого желания.

К уговорам «ходоков» присоединился заместитель председателя грузинского правительства Михаил Порфирьевич Георгадзе. Он сопровождал маршала в поездке в Рустави, и теперь они вместе приехали на госдачу. Правда, цели они преследовали противоположные: «ходоки» жаждали подтверждения намерения Мао Цзэдуна спасти и оживить Сталина, Георгадзе считал, что Чжу Дэ должен публично опровергнуть это намерение. В конце концов пришли к компромиссу. Вместо Чжу Дэ у памятника Сталину выступил один из китайцев, но не так, как ожидали собравшиеся. Он не потребовал выдачи сталинского праха, напротив, уговаривал митингующих разойтись. Его освистали330. «Поздно вечером у монумента Сталинаимели место отдельные выступления против руководителей партии и правительства»331, – доложил в ЦК осторожный Мжаванадзе.

Тем же вечером Мжаванадзе распорядился «в целях ослабления напряженности» опубликовать 9 марта в республиканских газетах передовую статью “Третья годовщина со дня смерти И.В. Сталина”, на некоторых зданиях вывесить государственные флаги с траурными лентами, на предприятиях и в учреждениях провести митинги памяти Сталина»332. Не подействовало.

9 марта не встретившая сопротивления толпа выросла, по данным милиции, до восьмидесяти тысяч человек. (В своей записке Мжаванадзе «поскромничает», уменьшит количество митингующих до 35–40 тысяч человек.) Митинг у памятника Сталину, в отличие от вчерашнего, больше не казался стихийным, у присутствовавших (так они свидетельствовали позднее) возникло ощущение, что действия толпы организованы и теперь их координирует «некий штаб». Выступавшие требовали пересмотреть решения XX съезда, прекратить читать письмо «О культе личности». Некто Рубен Кипиани пошел еще дальше, предложил реабилитировать Берию, сместить с должностей Микояна, Булганина, Хрущева, а во главе страны поставить верного «сталинца» Молотова. Какие-то молодые люди с красно-черными траурными повязками на рукавах сновали на площади, раздавали листовки с требованием выхода Грузии из СССР. В толпе оказались не только «защитники» Сталина, но и люди, мыслившие иначе, но «едва они открывали рот, на них набрасывались с кулаками, а шофера грузовика, отказавшегося предоставить свой автомобиль в распоряжение организаторов протеста, попросту сбросили в Куру».

Мжаванадзе в своей записке назовет эти требования «ультиматумом». Сам он появиться перед митингующими не решился, послал туда кого-то, кого он назвал «руководящими работниками ЦК». Но было поздно. Ни они, ни пришедшие на подмогу «члены ЦК КП Грузии, министры, видные представители науки, литературы и искусства» ничего уже не могли поделать, толпа их «не допускала к монументу Сталина», а тех, кто туда все же протискивался, «силой, угрозами заставляли покинуть монумент». Люди не расходились, настойчиво требовали ответа на «ультиматум»333.

Прозвучали призывы захвата почты, телеграфа, типографий. Уже стемнело, когда часть демонстрантов осадила редакцию газеты «Коммунист», другие, около пяти тысяч человек, чтобы передать свои призывы по радио, направилась к Дому связи, там размещался Республиканский радиоцентр. Радиостанцию охранял усиленный наряд КГБ. Когда из толпы полетели камни, а затем она пошла на приступ, раздались выстрелы. Штурм прекратился. Пятнадцать человек погибли, пятьдесят четыре – ранено. Имелись погибшие и среди солдат. В них тоже стреляли334.

Около трех тысяч человек попытались захватить городское управление милиции. И там в ход пошли камни и палки, «выбивали стекла и двери, милиционеров избивали, но стрельбы не было». Еще одна группа митинговавших двинулась на железнодорожный вокзал. Они «забросали камнями отправлявшийся в Москву экспресс, разбили стекла в вагонах, выкрикивали: «Русские собаки! Бей армян!» Митинги и демонстрации в поддержку Сталина прошли не только в Тбилиси, но и на его родине, в селении Гори, и даже в столице Абхазии Сухуми. И там не обошлось без мордобоя. После отправления из Тбилиси стекла в московском поезде били и в Гори, он там останавливается на пару минут. Разбили, как утверждает милицейский протокол, 105 стекол в десяти вагонах. Пытавшаяся проникнуть в вагоны толпа задержала отход поезда на 38 минут335.