Читать книгу "Дочь Сталина - Розмари Салливан"

Слушая рассказы Светланы, Ричардсон горячо сопереживала ей: «Как много вы страдали!» На это Светлана отвечала, что она сама вовсе не страдала, в отличие от людей, которые прошли через лагеря. Она часто вспоминала об Ирине Гогуа, которая была очень близка с Надей. Гогуа арестовали в середине тридцатых годов, и она провела семнадцать лет в заключении и ссылках. Ирина никогда не рассказывала в подробностях о том, что с ней происходило, но она объяснила, как ей удалось выжить. Светлана повторяла слова Нины, которые были словно каленым железом выжжены в ее памяти: «Я доказала для себя одну вещь. Я приняла то, что произошло со мной, как факт. Свершилась несправедливость. Я ничего плохого не сделала, но должна была вынести все. Иначе было нельзя: я видела, как другие люди не могли понять и принять произошедшее, они протестовали и разбивали себе лбы о тюремные стены, и очень скоро они умирали». Светлана добавила к этому: «О, да, люди там становились мудрее. Когда случается самое плохое, мудрость приходит сама».

Их совместный с Ричардсон проект вскоре стал книгой, посвященной истории семейства Аллилуевых. Переполненная радостными предчувствиями Светлана несколько раз звонила в Москву тем родственникам, которые обычно не выступали на публике. Она убеждала их: «Пригласите к себе Роза-монд. Она правильный человек». С благословения Светланы Ричардсон полетела в Москву вместе с переводчиком и целую неделю брала интервью у двоюродных братьев и сестер Светланы и других членов их большой семьи. Наследники Аллилуевых были с ней откровенны и передали трагические истории пребывания их близких в тюрьме, рассказали о потерях и исчезновениях, пережитых при Сталине.

Проблемы начались, когда Ричардсон вернулась в Лондон. Светлана хотела послушать записи интервью и перенести их на бумагу, но Ричардсон не дала ей кассеты. Она знала, что Светлана временами была «непростым», по ее словам, человеком, а кое-кто из родственников отзывался о ней в интервью не так уж благосклонно. К тому же их рассказы были «о том, как всем жилось в тени фигуры Сталина, и неприятные для всех воспоминания так и лезли изо всех щелей. Я знала, как эмоционально хрупка была Лана, и я просто не хотела корежить ей душу теми вещами, которые ей знать было не обязательно». Позднее Ричардсон признала, что совершила ошибку. Светлана вполне могла принять все услышанное.

Вместо кассет с интервью Розамонд поделилась со Светланой несколькими главами будущей книги. Светлана написала своей двоюродной сестре Кире в Москву, что прочитанное ей не понравилось. Кира вспоминала: «Она говорила, что Розамонд слишком уперлась в политику. Но я думаю, что все, связанное с нами, Аллилуевыми, так или иначе, было политикой. Если это не политика, то что же?» Но Светлана злилась — у Розамонд получалась история о ее отце, а вовсе не жизнеописание семьи Аллилуевых, как она надеялась. Когда книга вышла из печати в 1993 году, портреты Сталина красовались и на лицевой, и на обратной стороне обложки. И, к сожалению, переделать ничего уже было нельзя. Основой книги стал рассказ о Сталине, о жестокостях, которые, как настаивали Аллилуевы, он творил совместно с Берией против их семьи. Ричардсон пришло от Светланы письмо, полное ненависти. «У меня было ощущение, что мне написал сам Сталин, — вспоминает она. — Казалось, мне подписан смертный приговор. В каждой строчке того письма я ощущала сталинскую силу и злобу. Ворота крепости для меня захлопнулись». Больше Светлана не общалась с Ричардсон никогда.

Умыв руки после выхода книги, Светлана не забыла написать в «Лондонское книжное обозрение», настоятельно подчеркивая, что они с Ричардсон договаривались работать над книгой совместно и поставить в центр линию ее матери в семье Сталина, но потом Ричардсон отстранила ее от дела. Светлана с издевкой добавила: «Мисс Ричардсон гораздо лучше удаются поваренные книги, ее знаний недостаточно, чтобы писать об истории России». Впрочем, она была права: сильной стороной книги была не полнота исторического исследования, а степень откровенности вошедших в нее интервью.

На лондонскую презентацию книги «Длинная тень» Ричардсон пригласила двоюродную сестру Светланы Киру и дочь Леонида Ольгу. Светлана не только отказалась присутствовать на банкете, но и увидеться со своими родственниками. Все посчитали, что она очень дурно поступила и позволила себе проявить мстительность в духе своего отца. Но самое смешное, что причиной был вовсе не гнев на Ричардсон за ее книгу.

Когда Кира вернулась в Москву, она выяснила, по какой причине Светлана перестала с ней общаться. Родственники сообщили ей, что Светлана несколько раз в бешенстве звонила, пока Кира была в отъезде. Гремел новый скандал. Незадолго до отъезда Киры в Лондон некий британский журналист взял у нее интервью и написал в газете, что Кира «ищет свидетельства того, что Сталин совершил убийство своей жены Надежды Сергеевны Аллилуевой». Несмотря на то, что сама Кира в гневе опровергала эти слова: «Я не говорила тех вещей, которые мне приписывают», — и на то, что родные обрывали ее телефон с просьбами опубликовать опровержение, она не стала предпринимать ничего. «Пирожок уже испекся». Светлана, прочитав интервью в британских газетах, не нашла в себе сил простить Киру за распространение подобных слухов. «Я могу представить себе ее реакцию на то, что кто-то допускает, будто бы Сталин убил ее мать!» — вспоминала Кира, хотя ей на деле была известна реакция Светланы. Ночью перед тем, как Кира с племянницей должны были улететь из Лондона, они нашли конверт, подсунутый под дверь их гостиничного номера. В конверте не было ни строчки, лишь фото Киры с газетной страницы, из которого было полностью вырезано ее лицо».

В 1995 году, когда супруги Келли снова отправилась в Лейк-Дистрикт и взяли с собой Светлану, они осведомились у своей подруги Мэри Баркетт, не против ли та присутствия Светланы у себя в гостях. Баркетт жила в необычайном старинном доме под названием Айзел-Холл недалеко от Пенрита. Светлана с первого взгляда влюбилась в Айзел-Холл и, когда они пили чай, спросила Мэри, которая была лишь на два года старше, не желает ли та, чтобы Светлана присматривала за ней? Она предложила свою помощь по кухне. Баркетт, такая же прямолинейная и колючая, как сама Светлана, сперва колебалась. Но этот момент стал началом одного из самых важных для Светланы дружеских союзов.

Мэри Баркетт была необычной женщиной. В 1962 году, в возрасте 38 лет, увлекшись археологией, она решилась вместе со своей подругой Женет Мале де Картер совершить путешествие на лендровере из их родного Лейк-Дистрикта в Персию, чтобы отыскать легендарную потерянную крепость Гирдкух. Их приключение было полно опасностей. Около Догубаязита в Турции местная полиция обстреляла их машину, приняв женщин за грабителей. В общей сложности путешествие на автомобиле и пароме заняло семь с половиной месяцев. Когда Баркетт возвратилась в Лондон, она стала специалистом мирового уровня в области древнего искусства изготовления войлока.

Когда они позднее переписывались со Светланой, Баркетт обращалась к ней «Моя дорогая кочевница». Хотя Светлана не путешествовала очень уж далеко, она каждый раз, уезжая, отбрасывала свое прошлое как что-то ненужное. «Самая первая мудрость учения буддизма гласит, что привязанности — корень печали», — говорила она Мэри. Саму Мэри Светлана называла в ответ «Моя дорогая воительница». Она питала к ней уважение как к человеку, который сформировал свою жизнь через борьбу.