Читать книгу "Возмездие - Василий Ардаматский"

Между тем в операции наступал главный ее этап. Нужно было проявлять предельную осторожность — ведь каждая следующая поездка могла оказаться ловушкой для Федорова и других участников игры. Было решено — перед новой, возможно последней, поездкой Федорова в Париж провести разведку обстановки хотя бы в Польше.

…Артузов предложил послать в эту поездку Сыроежкина — нужен был чекист с настоящим боевым опытом. Поездка будет, по существу, разведкой боем, может случиться, что придется применить оружие и с боем вырываться из рук врагов. Для такой поездки Сыроежкин подходил больше других, и, когда Артузов рассказал ему суть операции, он сказал:

— Это дело мое, беру.

И даже обиделся, когда узнал, что этот вопрос будет еще обсуждаться. Впрочем, все понимали, что кандидатура Сыроежкина самая удачная, и обсуждение вылилось главным образом в подробнейшую разработку операции, предусматривающую все возможные и даже маловероятные ситуации.

Сыроежкин шел через границу с небольшим пакетом, содержимым которого были всего два документа. Один из них был особенно важен. Это была фотокопия секретного приказа наркомвоенмора о проведении близ советско-польской границы больших военных маневров.

Приказ по просьбе чекистов был сочинен в самом наркомате, и никто не усомнился бы в его подлинности. Он, безусловно, должен был сильно заинтересовать поляков. Уже по одному тому, как капитан Секунда будет его читать, Сыроежкин должен определить, верят ли еще поляки своей московской пляцувке. И возможно, что это и будут те мгновения, когда Сыроежкин должен будет вырываться из западни… Но если все обстоит благополучно, приказ сильно поможет операции против Савинкова, ибо польская разведка будет многим обязана тем, кто такой приказ ей доставил.

Польских пограничников, как всегда, в зоне перехода не было. Хозяин хутора был любезен. В эту ночь он гнал самогон, и Сыроежкину пришлось отведать первача. Разговор с хозяином тоже никаких подозрений или тревог не вызвал. И все же Сыроежкин на этот раз не лег в хате, сказал, что с детства любит спать на сеновале.

Утром начальник польской пограничной стражницы отвез Сыроежкина в пролетке на железнодорожную станцию и купил ему билет до Вильно.

Первые тревожные минуты Сыроежкин пережил уже в Вильно, когда явился в экспозитуру.

— Капитана Секунды нет, он больше здесь не работает, вместо него я, капитан Майер… — сказал Сыроежкину тучный, неряшливый человек — прямая противоположность всегда подтянутому и красивому капитану Секунде. Это вообще было не так уж важно, но, во-первых, Сыроежкин не знал, как ему поступить — отдавать ли пакет. Во-вторых, ему показалось, что капитан Майер разговаривает с ним как-то уж чересчур лениво — не игра ли это? Пока Сыроежкин всячески тянул разговор, рассказывая о том, как он переходил границу, дверь распахнулась, и в кабинет стремительно вошел капитан Секунда — веселый, щеголеватый, пахнущий дорогими духами. Он бросился к Сыроежкину и чуть не обнял его (в этот момент Сыроежкин сунул руку в карман, где был браунинг).

— О! Как хорошо, пан Серебряков, что вы приехали! Здравствуйте, здравствуйте! Могу вас обрадовать, тот ваш знакомый сидит в тюрьме! Он оказался вульгарным жуликом. Видите? Жизнь сама все уточнила, но я сейчас чувствую вину перед вами за тот скверный инцидент. Ну, как дела там в вашей Совдепии?

— А мне сказали, что вы больше здесь не работаете…

— Это правда, пан Серебряков. Я получил назначение в Варшаву и здесь свои дела ликвидирую. Впредь прошу любить и жаловать моего преемника капитана Майера. А он, соответственно, будет жаловать вас. Ну, как там у вас дела?

— Да все так же, капитан. Роемся, как кроты. И ждем своего часа…

— Дождетесь, пан Серебряков! Можете мне поверить. И мы вам крепко в этом поможем. С чем прибыли?

Сыроежкин передал пакет. Капитан Секунда подсел к столу своего преемника, и они стали вместе читать. Это продолжалось долго, они переглядывались и читали снова. Потом разглядывали индексы и служебные пометки, имевшиеся на полях приказа.

— Господин Мухин просил передать вам, — небрежно сказал Сыроежкин, — что эти документы стоили ему большого труда и даже затрат. Но он считал своим долгом предупредить Польшу об опасности.

— Ах, пан Мухин, пан Мухин!.. — с задушевной интонацией сказал капитан Секунда и пояснил своему преемнику: — Есть там у них пан Мухин, вы, наверное, еще будете иметь с ним дело. Учтите — с характером. Со мной он начал с того, что помощь польской разведке назвал грязным делом, которым он заниматься не желает. А теперь вот, пожалуйста… — Секунда показал на фотокопию приказа. — О такой помощи мы могли только мечтать. Я хотел ехать в Варшаву послезавтра, но поеду сегодня же и сам свезу этот документ. Не хотите поехать со мной? — спросил он Сыроежкина.

— Спасибо, пан Секунда. Меня ведь послали только из-за этого приказа. И мне велено еще сегодня вернуться обратно.

— Капитан Майер отвезет вас на границу. Вы можете верить капитану, как мне. А когда он научится стряхивать с воротника перхоть, он станет просто идеальным человеком, — шутил довольный Секунда, хлопая по плечу своего несколько стушевавшегося преемника.

— Вы не взялись бы доставить пакет для господина Философова в Варшаву? — спросил Сыроежкин.

— С удовольствием! — воскликнул капитан Секунда, снова взяв в руки фотокопию приказа о маневрах и внимательно рассматривая ее, вертя перед глазами и так и этак.

— У нас давно не было с вами расчета, а мы так задолжались перед полезными людьми, — довольно нахально заявил Сыроежкин.

Капитан Секунда оторвался от документа и обернулся к Майеру:

— Надо выплатить за два месяца по ведомости номер пять, о которой я вам говорил. И не откладывайте — пока банк открыт, надо получить валюту…

Этой же ночью Сыроежкин вернулся в харчевню Крикмана с тысячью долларов и уверенностью, что по крайней мере в Польше все обстоит по-старому и операцию можно продолжать.

Приложение к главе сорок третьей

В пакете, который повез в Варшаву Философову капитан Секунда, находились следующие письма:

От С. Э. Павловского — Д. В. Философову[28]

Дорогой дедушка! Вы, должно быть, удивлены, что от меня столько времени нет никаких писем. Дело в том, что приходится ждать оказии, с которой можно послать. Я устроился пока здесь, у Лени, но скоро отправлюсь на юг, где я нашел своих родственников и где можно погостить и кое-что подработать — не для себя, конечно, а для нашего дела. Как поживают наши друзья? Хочется скорее увидеться со всеми вами, но, к сожалению, здесь столько работы и столько возможностей, что мне отсюда сейчас никак не выбраться, тем более что наш адъютант для здешних дел явно мелковат и его нужно подпирать с обеих сторон. Понимаете?.. Я думаю, что у вас там совсем пропала вера во все. Сужу это по себе, когда я обретался в ваших непролазных болотах. Здесь же я чувствую себя совершенно иначе. Жизнь здесь бьет полным ключом. Работы здесь непочатый край, хотя сама матушка Расеюшка держится для меня таинственно и понять, готова ли она сбросить всадников, я не в силах. Тут нужны такие головы, как ваша. Я верю, что рано или поздно все вы будете здесь, и мы вместе сдвинем камень, уже повисший над пропастью.