Читать книгу "После любви - Виктория Платова"

Вот кем была третья Мерседес. Настоящая и единственная.

– …Фрэнки не был в одиночестве.

– О, да! Он был с вами. Он приехал в Марокко, чтобыследить за мной, а оказался в обществе русской… Нужно отдать ему должное –интуиция его не подводила, и он чувствовал, что кольцо вокруг него, такогосмелого, такого отчаянного, сжимается. Он чувствовал, что совершил ошибку,отправившись сюда один и положившись на любовницу. А тут возникли вы. Возможно,он надеялся, что вы… Хоть вы поможете ему, а вы привели его прямиком к местуказни…

– Это была случайность.

– Конечно. Вы могли выбрать любое другое место. Нопочему-то слишком долго нахваливали старый форт. Не его любовница, а выпогубили его, Сашa.

– Нет.

– Да. Слободану хватило времени, чтобы перерезатьпровода в распределительной коробке у форта и спрятаться наверху с бритвой иприбором ночного видения…

– Он не мог сделать это один… – Я обращаюсь напрямую кАлексу, как будто Слободана вовсе нет в комнате.

– Конечно, нет. Вас с недоумком вело несколько человек,которых вы даже не видели. А если видели, то никогда о них не вспомните. Нонаверху мой мальчик был один. И все сделал сам.

– А потом укрылся в доме на углу?

– Верно. И чтобы вы не проклинали несчастную Мерседес…Она ведь ненамного пережила своего припадочного романтика.

– На два часа. – Слободан оказывается прямо передомной и присаживается на корточки. И смотрит на меня суженными мертвыми глазамисерийного убийцы. – Я прикончил ее, не выпуская из объятий. В ту ночь онатрахалась особенно хорошо.

– Не нужно этих сальных подробностей, Слободан. –Алекс морщится. – Видишь, нашей гостье не нравится то что ты говоришь…

Я с удовольствием бы плюнула сербу в лицо, но не могуразжать губ. И лишь с трудом выдавливаю из себя:

– Пошел ты!..

– Не надо так нервничать, – даже сейчас Алексхочет быть миротворцем. – Остальное вы знаете, Сашa. И, честно говоря, яне надеялся больше вас увидеть. Ваш побег – это чудо. А ваш друг толстяк –настоящая находка. Жаль, что у щенка Франсуа не оказалось такого друга. И жаль,что вы не успели стать ему таким другом. А вы могли бы… Если бы у вас было чутьбольше времени… Но у вас его нет.

– Нет. Зачем тогда было все это представление? Зачемэтот подонок навязал мне встречу и зачем вы… корчили из себя черт знает что,сидя в той комнате?

– В комнате, которую дурачок использовал для работы?Все собранные вами бумаги не имеют ни малейшей ценности. Это бумаги недоумка,он имел склонность к макулатуре. И к систематизации проделанной работы.Фотографии, возможно, имеют ценность, но их больше нет, правда? Винтовки иаппаратуру принес Слободан, так сказать, для большей убедительности. Дляэффектной картинки. Но он унесет их обратно к себе, как только все будеткончено.

– И телевизор из прихожей?

– И его.

– Я не собираюсь там больше оставаться, – глухорычит серб.

– Тебе придется там остаться еще на несколькодней. – В голосе Алекса появляются металлические нотки. – Сейф,кстати, тоже пуст. А в компьютере, который вы с таким пылом пытались вскрыть,нет ничего, кроме компьютерных игр. Это компьютер подружки недоумка.

– Мерче-маравильоса, – почти напеваю я,раскачиваясь.

– Мерче – сокращенное от Мерседес. А маравильоса… Чтоскажешь, Слободан?

– Великолепная. – Слободан произносит это,осторожно отделяя один слог от другого. – Эта сучка была шикарнойлюбовницей. Так что все соответствует истине. Надеюсь, моя машина тебепонравилась.

– Зачем был нужен этот спектакль? – я пропускаюзамечание серба мимо ушей.

– Зачем? – переспрашивает Алекс. – Выпоявились в Париже, хотя должны были сидеть в марокканской тюрьме. Иса сообщилнам, что вы бежали, у него есть свои осведомители. И потом, когда вы позвонили,то назвались Мерседес. Это было странно, этого я не ожидал. Мне нужно былоуслышать историю вашего чудесного спасения из первых рук. Насколько оно былослучайным. И не стоит ли за одинокой русской кто-то еще. Вот вы ее мне ирассказали. Всю. Без лишних подробностей, но подробности всегда можнодомыслить. Эта история похожа на правду, Слободан?

– Слишком невероятна, чтобы быть ложью. Такого непридумаешь.

Лапы грязного серба тянутся ко мне и срывают с шеи медальон.Продолговатый и тонкий серебряный брусок с иероглифами. Сегодня днем он самповесил его на меня: подарок от юноши из боснийского Сараева, потерявшегостаршего брата-художника, навсегда искалеченного этническими междоусобицами.

Это, скорее всего, неправда. И не было никакого брата.Сараево, возможно, и было, но что там делал этот серб – неизвестно.

Убивал. Он убивал. И убивает до сих пор. И не можетостановиться.

– Диктофон, – объясняет Слободан, постукиваяпальцем по обратной стороне медальона. – Вмонтирован прямо в металл, азвук поступает через отверстия-иероглифы. Незаменимая штука. И очень полезная.

– Запись идет и сейчас. – Мы говорим так долго,что Алекс заметно выдохся и погрустнел. – Аппаратура стоит у Слободанавнизу. Я не стану стирать эту запись. Она будет напоминать мне о вас, Сашa. Иеще паспорт. Он настоящий и принадлежал той самой неистовой шлюшке Мерседес.Должно быть, ваш друг купил его у продажных полицейских, на которых повесилибесперспективное дело испанки из Нюрнберга. Коррупция когда-нибудь обязательноразрушит мио, нуда бог с ней, если она способна творить такие чудеса. Ведь вашаистория – чудо, Сашa. Разве нет? Я молчу.

– Только оно вас не спасет. К сожалению. Рано илипоздно полоса удачи заканчивается. И это время для вас наступило.

Я молчу.

– Мне будет не хватать вас. Но и оставить вас в живых яне могу. Вы сразу же сдадите меня с потрохами. Разве нет?

Я молчу.

– Значит, я прав. Что ж, прощайте, удивительнаярусская. Дело есть дело. Ничего личного. Ты сделаешь все как нужно, Слободан?

– Конечно…

Алекс поднимается и бросает на меня прощальный взгляд.Чертовски красивых глаз больше не существует. А через несколько мгновенийперестану существовать и я. Сашa Вяземски. Русская Сашa Вяземская, пробывшая вроли испанки Мерседес Гарсия Торрес всего лишь сутки. Страха я не чувствую –лишь громадную усталость и тупое желание покончить со всем прямо сейчас. Все,что случилось со мной после любви, сделало меня иной, но совсем не сделалосчастливой. Кто знает, может быть, в том, что я присоединюсь к Фрэнки и ещемногим, жившим когда-то, и будет заключаться настоящее счастье? Кто знает…Единственные, о ком я буду скучать, – это Доминик и Эс-Суэйра. Но о них яподумаю позже. На небесах. Или в аду. Какая разница, где думать о том, к чемуты привязана?