Читать книгу "Петербургские окрестности. Быт и нравы начала ХХ века - Сергей Глезеров"

Впрочем, вернемся к ладожским соймам, описанным Бахтиаровым. «Сойма имеет в длину шесть саженей, а в ширину – две сажени, – сообщал Анатолий Бахтиаров. – Посередине ее устроен трюм-водовик, а по концам – два люка. Трюм имеет с боков горизонтальные прорези в палец толщиной – для доступа воды. Сойма глубоко погружается в воду, так что в трюме, во все время пути, стоит свежая вода: на озере – ладожская, на Неве – невская, на Фонтанке – питерская».

Заметим, что живую рыбу в Петербург требовалось везти именно по Ладожскому озеру, поскольку малопроточная вода могла испортить нежную рыбу. Такая живая рыба ценилась вдвое дороже «сонной», привозимой в соймах вместе со льдом.

Из Новой Ладоги при попутном ветре сойма приходила в Петербург на вторые сутки. Во время следования на ней находились шкипер и его помощник-мальчик. Если на Ладожском случались буря или шторм (а такое случалось нередко), то трюм и люки в сойме закрывали наглухо. А поскольку сойма погружалась глубоко, то бывало, что волна перекатывалась прямо через палубу.

Прибыв в Петербург, ладожские соймы останавливались возле Летнего сада – у Прачечного моста через Фонтанку чтобы пройти к Семеновскому мосту у цирка, где находилась рыбная биржа для продажи рыбы. Каждая сойма везла в столицу около 150 пудов свежей рыбы – на 300-500 рублей. Каждая сойма делала за лето почти полтора десятка поездок в Петербург и привозила рыбы в столицу за весь сезон на 4-5 тысяч рублей. Всего же таких сойм на Ладоге насчитывалось больше тысячи!

Выгрузив рыбу на бирже, шкипер тотчас же отправлялся на сойме обратно за следующей партией живой рыбы. На рыбной бирже, как отмечал Анатолий Бахтиаров, ладожская рыба сбывалась двум комиссионерам, имевшим на Фонтанке свои живорыбные садки – Лебедеву и Веренчеву. Те, в свою очередь, или тотчас же перепродавали рыбу петербургским разносчикам, за что получали от своих «доверителей» 10 процентов, или же пересаживали живую рыбу в свои садки и продавали ее по мере спроса, за что получали 13 процентов с вырученных денег.

По воспоминаниям петербургских старожилов, живорыбные садки, находившиеся на Неве, Невках и Фонтанке, представляли собой характерную черту старого Петербурга, ныне совершенно ушедшую в прошлое. Не случайно упоминания о садках можно встретить в стихах многих поэтов Серебряного века, воспевавших Петербург. Вот, к примеру, строки Владимира Княжнина, посвященные Фонтанке (1914 год):

Влекут гранитные изгибыИ живорыбные садки,Под вечер с барок диатрибы,Олонецкие мужики…

Это были большие баржи с надстройкой, в которой располагались торговые, складские и жилые помещения для приказчиков и рабочих. Садки круглый год стояли на одном месте и жили одинаковой жизнью и летом, и зимой. Продавали тут и свежую рыбу, и соленую, а также икру всевозможных сортов.

«Больше всего покупателей было в масленицу и посты, когда многие не ели мясного, – говорится в известных воспоминаниях о Петербурге рубежа XIX-XX веков, принадлежащих перу Д.А. Засосова и В.И. Пызина. – Среди покупателей встречались и такие, у которых денег было мало, а полакомиться вкусной икрой хотелось. И вот приходили такие покупатели со своей булкой, подавали ее приказчику, прося помазать ее икрой то того, то другого сорта, чтобы попробовать, прежде чем купить. Так они пробовали несколько сортов, а потом, находя, что икра-де горьковата или солоновата, уходили, неплохо закусив, провожаемые недоброжелательными взорами хозяев и продавцов».

«Жили там бойкой жизнью…»

Когда-то Тихвин являлся не только одним из духовных, но и экономических центров Северо-Запада России. Несмотря на удаленность от Петербурга, деловая жизнь в уездном Тихвине била ключом. Здесь были очень сильны традиции русского купечества.

Еще в начале XIX века более трех с половиной тысяч жителей Тихвина принадлежало к купеческому сословию, имевшему «изрядный денежный капитал». Купцы закупали у крестьян деготь и предметы кустарных промыслов, на собственных баржах доставляли эти товары в другие города России. Обратно они везли хлеб, горох, просо и с большой выгодой сбывали эти товары малоземельным тихвинским крестьянам.

Павловская улица в Тихвине. Открытка начала XX века

Вообще развитие Тихвина связано с тем, что через него проходил важный торговый путь по воде. Поэтому основным занятием населения города являлось «лодочничество» – сопровождение судов до Петербурга и Кронштадта. В городе строили речные суда – «соминки» и «тихвинки».

«Жили там бойкой жизнью, строились лодки, нагружались и перегружались суда, торговали в постоялых дворах и лавках… у всякого почти мещанина была резвая лошадка, шведка, которыми тихвинцы щеголяли и в праздник ездили наперегонки по главным улицам города», – описывал тихвинскую жизнь современник в середине XIX века. Однако после создания железнодорожной сети и усовершенствования Мариинской водной системы торгово-ремесленная жизнь в городе стала замирать…

Одним из очагов деловой жизни в Тихвине являлся банк Чаплиных. Банк учредили 21 марта 1835 года, согласно завещанию петербургского купца первой гильдии коммерции советника Степана Федоровича Чаплина на завещанный им капитал. Купцы Степан и Григорий Чаплин вели крупную торговлю чаем и мехами. В Петербурге им принадлежал сохранившийся и поныне дом на углу Невского проспекта и Большой Морской улицы, построенный в начале XIX века. В этом доме находился и их магазин.

Новгородская улица в Тихвине. Открытка начала XX века

Степан Чаплин умер в 1835 году. Своим завещанием он вменял наследникам-племянникам – Степану, Григорию, Петру и Николаю Чаплиным – в течение семи лет после его смерти внести в совет Императорского Санкт-Петербургского Воспитательного дома в «сохранную казну» 400 тысяч рублей. Из этого капитала по истечении семи лет половина должна была поступить в распоряжение Петербурга, а вторая половина – Тихвинскому городскому обществу «на изъясненные в завещании предметы».

Как говорилось в завещании Степана Чаплина, половину из тихвинских 200 тысяч «назначаю на проценты для употребления в пособие бедным гражданам Тихвинского градского общества, нуждающимся в оном от несчастных случаев, а не от праздности». Другую половину, то есть еще 100 тысяч рублей, с процентами – «на составление Банка под именем Чаплиных для вспомоществования граждан Тихвинского градского общества».

Все, что завещал Степан Федорович Чаплин, выполнил петербургский купец первой гильдии Степан Григорьевич Чаплин, торговавший под знаком фирмы «Братья Чаплины». Правда, банк, о котором говорилось в завещании, удалось учредить, после долгих бюрократических процедур и проволочек, только в 1863 году. Винить Степана Григорьевича Чаплина в чиновничьих проволочках не следует – причина промедления заключалась в объективной экономической ситуации в стране.