Читать книгу "Первая мировая. Во главе "Дикой дивизии". Записки великого князя Михаила Романова - Владимир Хрусталев"

Весь твой и горячо любящий тебя Миша.

P.S. Моя дорогая Наташа, сделай мне огромное удовольствие и снимись у Boissonat в вечернем платье и в самом низком декольте, я всегда хотел, чтобы ты так снялась, так сделай это теперь для меня, чем сделаешь мне большую радость.

М.

P.S. Курьер приехал, сердечно благодарю тебе за дорогое письмо от 19 числа. – Меня ужасно мучает, что ты плохо себя чувствуешь и все это из-за того, что ты волнуешься из-за меня. Ангел мой ненаглядный, я умоляю тебя быть спокойной, ведь право нет таких причин, ты ведь видишь из моих писем, что я больше все сижу дома и страшно тоскую. Быть на войне и так мало пользоваться свежим воздухом даже глупо. – Что касается [Д.И.] Орбелиани, то его у нас нет, а кроме того, наш штаб столуется отдельно. Еще раз целую тебя нежно.

М.

ГА РФ. Ф. 622. Оп. 1. Д. 20. Л. 10–19 об. Автограф.

Великий князь Михаил Александрович – Н.С. Брасовой

26–27 января 1915 г. – д. Ломна.

Моя родная и собственная Наташа, завтра или послезавтра едет в Петроград подъесаул Горскин Дагестанского полка. Это письмо он довезет до Гатчины, а со станции там уже тебе доставят его. – Я ужасно счастлив случаю еще раз поговорить с тобой хоть так, письменно. – Если б ты знала, как я томлюсь без тебя, моя нежная, дорогая жена, ужасно тоскую и не знаю, когда придет окончательно конец этой разлуке, мое сердце все как-то беспокоится о тебе, но вместе с тем я не считал бы себе вправе в такое тяжелое для всей России время сидеть где-нибудь в тиши и наслаждаться жизнью, я считаю, что это было бы слишком эгоистично, в общем, я ни на что не жалуюсь, как только на разлуку с тобой, которая меня убивает. – Первое время я хорошо спал, а теперь очень плохо, т. к. просыпаюсь чуть ли не каждый час и тоскую по тебе. Завтра нам приказано все-таки переменить место верст на 15, к с[еверо]-з[ападу] от Ломны. Это жалко, т. к. помещение там всюду отвратительное, а здесь чисто и не тесно, кроме того, поговаривают, что нас еще куда-то передвинут. Я думаю, главным образом, о том, чтобы не быть слишком далеко от телеграфа и от большой дороги. Мои мысли все время с тобой, моя ненаглядная, и мне тяжело думать, что ты и вообще вы все переживаете такое грустное время. Главным образом, конечно, страдает больше всех бедный Алексей Сергеевич [Матвеев], и какой у него сделался переворот в жизни. – Как здоровье Юлии Владиславовны [Шереметевской], надеюсь, она немного успокоилась. – Я рад тебе сообщить, Наташа, что Масленникова мы прикомандируем к штабу дивизии, о чем прошу сообщить его матери. Мне тем более приятно это исполнить, что эта семья была знакома с дорогой Екатериной Николаевной, которую я вспоминаю ежедневно, ужас, как грустно, что ее нет больше. – На сегодня я кончу и пойду пить чай, после чего лягу спать. Буду стараться видеть тебя во сне, Ангел мой чистый. Мысленно крещу тебя, как всегда это делаю, и обнимаю и целую все твое прелестное, нежное тело, которое даже при одной только мысли о нем сводит меня с ума от любви к тебе.

27 января. – Доканчиваю писать сегодня утром; завтракаем мы рано и затем отправляемся верхом на новое место. Погода очень хорошая, синее небо, маленький мороз, солнце яркое. Вместо нас здесь теперь пехота, которая входит в XI армию, а наш II кавалерийский корпус перетянули теперь немного к северо-западу, и, таким образом, мы входим в состав Брусиловской армии (VIII). – Я действительно видел тебя сегодня во сне, только нехорошо и в большой компании. Пожалуйста, снимись так, как я тебе писал и скорее (бюст). Беби очень трогательный, что вспоминал обо мне и спросил, почему я не приехал. Будет ли у нас когда-нибудь девочка с голубыми глазами? – Я думаю, что никогда! – Я вспоминаю, как часто говорила эту фразу Екатерина Николаевна в то время, когда мы жили в Петровском парке, а летом на Юдинке. Милая Москва с ее окрестностями, как я ее люблю. – Я недавно получил письмо от Юлии Владиславовны от 23 ноября, она в нем описывает много интересного. – Была ли ты у Иверской? Мой образок оттуда всегда со мной. – Моя Наташа, горячо любимая, я теперь прощусь с тобою, будь здорова, не волнуйся и не беспокойся за меня. Я же мысленно всегда с тобою и влюблен в тебя, свою собственную жену, которую нежно обнимаю и целую.

Весь твой мальчик Миша.

P.S. Я просил Риза приобрести мне пишущую, походную машинку, которую он доставит тебе; прошу ему заплатить по счету, а машинку прислать мне.

P.S. Завтра мы меняем наше расположение и переходим на 20 верст к сев[еро]-зап[аду], а здесь нас заменит пехота, которая сегодня прибывает. – Об отдыхе (хотя бы на неделю) никто не говорит пока, но я считаю, что это совсем необходимо для пользы дела, и буду все делать, чтобы в скором времени нам бы его дали.

Дела у нас идут успешно, и сегодня утром [противник] очистил одну высоту, за которую держался руками и зубами в продолжение многих дней. Мы в плен взяли довольно много австрийцев, а также и офицеров.

Посылаю катушку [пленки] для проявления.

Очень благодарю за присланное вино и за дневник; посылаю тебе дневник, который мне был прислан сюда еще раньше.

Посылаю английские письма, которые не читал, и прошу распорядиться.

На днях получил письмо от Александра Лейхтенбергского с просьбой о двух офицерах, кроме того, он пишет: «Кланяйся очень твоей жене от меня и скажи ей, что я целую ей ручки». – Прошу сказать Мирза, что Булыгину написал. Всем шлю сердечный привет. М[иша].

Для Масленникова сделаю, что могу.

Целую тебя с огромной любовью.

М.

Два или три снимка в Бродах на станции, остальные на Боберкской позиции, хижина из ветвей, там же группа с пленным мадьяром.

Две фот[ографии] во время прогулки, там же перевязочный пункт, Юзефович в Ломне.

Перечень снимков, январь 1915 г. № 1.

М.

ГА РФ. Ф. 622. Оп. 1. Д. 20. Л. 21–26 об. Автограф.

Великий князь Михаил Александрович – Н.С. Брасовой

3 февраля 1915 г. – д. Михновец.

Моя дорогая Наташечка,

Пользуюсь случаем и посылаю тебе это письмо с лейтенантом Колоковым. Ввиду того, что я только что узнал об его отъезде, а уезжает он очень скоро, я не успею написать длинного письма, а только несколько слов. Завтра я рассчитываю, что курьер должен приехать сюда, и с ним я еще напишу. Три дня тому назад я получил письмо для тебя от М. Тростянской. Я его вскрыл, чтобы знать от кого оно, и прочел только первые строки и последние. – Последнее время мы все по очереди болеем желудком. Настроение у меня крайне минорное, т. к. к нравственному недомоганию еще прибавилось и физическое, но это, конечно, пустяки, и сегодня чувствую уже некоторое улучшение. Я очень рад, что тебе удобнее приехать (по некоторым обстоятельствам) не теперь, а попозже, ибо теперь такое время, что трудно сказать, когда наступят для нас несколько свободных дней. Я был так уверен, когда телеграфировал тебе, что через три, четыре дня, освобожусь на четыре-пять дней, и Юзефович тоже думал, что, возможно, будет это. Но Хан [Нахичеванский] сказал, что надо выждать. – Я так тоскую и скучаю по тебе, что иногда просто не знаю, как и доживу до конца войны – уповаю на Божию помощь, и несмотря на все, все-таки надеюсь, что эта проклятая война скоро кончится. – От души надеюсь, мой Ангел, что ты здорова. Все время, ежесекундно мысленно нахожусь с тобой, да хранит тебя Бог. Целую детей крепко, шлю поклон знакомым, тебя же целую и обнимаю так нежно, как только это возможно.