Читать книгу "На стороне ребенка - Франсуаза Дольто"

Требовать ввести понятие рентабельности в то время, как для человека куда как важнее, и это справедливо, приходить к нам не затем, чтобы поддержать рентабельность нашего учреждения, а затем, чтобы быть здесь принятым. Много их придет или мало, все они знают, что здесь их ждут, и все будет отлично, и все устроятся. И вот уже мамы, которые приходили в два и уходили в половине пятого, когда заявлялась толпа детей, постепенно начинают задерживаться, разговаривать с другими, потому что дети стали привыкать… А есть и такие, кто приходит с папами, когда схлынет основная масса, между шестью и семью вечера.

Префектуре и дела нет: до семи вечера не остаются – все конторы должны закрываться в 18.00. Мы возражаем: «Но если мы закроемся в шесть, к нам не смогут приходить с детьми после ясель». – «А после ясель-то зачем? Что это за родители такие, которые не желают хоть какое-то время потратить на своих детей!» – «Но мы и существуем, чтобы они охотнее занимались своими детьми, для родителей это разрядка – прийти в Мезон Верт, поболтать с другими после работы, пообщаться, и дети после ясель тут же».

Было и другое требование со стороны администрации: они хотели, чтобы весь наш персонал всю неделю, «от и до», работал только у нас: «Что это за люди такие, которые один день работают в Мезон Верт, а остальные четыре – в других местах? Место работы у всех должно быть одно. И они тоже, как все, все дни должны работать в одном месте». – «Да нет же: иначе папы, мамы и дети будут чувствовать себя у нас, как в гостях. А так приходящий обслуживающий персонал им только помогает – помощники, но не хозяева». Мы очень следили за этим: никто не должен был попасть в вассальную зависимость от другого. Тут целое мировоззрение. Частая смена персонала позволяет избежать положения, при котором кто-то навязывает другому свою манеру видения окружающего.

Встречались, правда, такие люди, которые приходили и говорили, что приходить будут только по понедельникам, чтобы увидеть г-жу Дольто. Или – во вторник, потому что хотят встретить Мари-Ноэль. А потом это прекратилось. Мамы познакомились друг с другом. «О, я тут у вас видела несколько раз маму вот с таким-то ребенком (описывает с каким). Когда они приходят?» – «Обычно по средам». – «Ага… Значит, я приду в четверг». Но вот эта мама, которая не хотела видеть ту маму, появляется в среду, снова встречает женщину с ребенком, которых избегала, и говорит: «Знаете, я не хотела вас видеть, потому что ваш сын и моя дочка… это было так неприятно…» Если бы изо дня в день были одни и те же люди, то, значит, были бы и одни и те же привычки, и никогда бы не возникали те неформальные отношения, которые устанавливаются между детьми и родителями сами по себе, а не создаются обслуживающим персоналом. Этого чиновникам никак не понять. И уж совсем за пределом их понимания то, что мы не хотим знать ни фамилий, ни адресов, ни экономического и социального положения приходящих к нам. Мы не заводим карточек. У нас только два листка статистики, один из которых заполняется самими родителями. Наблюдать последнее очень забавно, особенно когда «большие малыши» – те, кому вот-вот исполнится 3 года, смотрят, что мама пишет: «Что ты там ставишь?» – «Что тебе больше двух лет и меньше трех». – «Ага… В этой колонке… Тогда дай я сама…» – и мама держит ручку ребенка, который сам ставит крестик там, где надо заполнить клеточку. И ребенок отвечает сам: девочка он или мальчик, сколько ему лет, зачем он пришел в Мезон Верт, и француз или нет его папа, и француженка или нет его мама…

Ведем мы и свою собственную статистику, но лишь потому, что некоторые родители забывчивы, и делаем мы это в другой тетради. Иногда родители проверяют – записываем мы или нет, что их ребенок был у нас. Мы охотно показываем наши записи. Иногда маме надо знать, в какой именно день она была, а «родительские» листочки, они ведь тут же идут в статистику… Тогда мы и говорим забывчивой маме, что обратимся к своим. Она смотрит и размышляет: «Если я тогда была у вас, значит, он приехал тогда-то…» Это очень по-человечески, это не статистика ради статистики.

Ну, а чиновникам нужны были личные карточки. Если, по нашему мнению, тот или иной ребенок отставал в развитии или был «труден», они хотели, чтобы об этом сообщалось в школу (детский сад, ясли). У них заводятся карточки, которые следуют за ребенком всю его жизнь. Но мы совершенно не хотим служить полицейскому аппарату. Именно поэтому нас не интересуют ни фамилия, ни экономический или социальный статус, ни адрес тех, кто к нам приходит. Известно только имя ребенка, и этого достаточно; если родители приходят с детьми по очереди, то отмечаем, сколько часов они у нас провели. И еще: если приходят к нам братья и сестры, то мы делаем отметку, что это братья или сестры. А если имя может быть и мужским, и женским (Доменик, например), то ставим М. или Д., чтобы знать пол ребенка. Но в этих бумагах нет и намека на слежку или полицейский учет, они составляются с единственной целью: лучше узнать ребенка. Ясно, что такая работа не соответствует чиновничьим задачам – обеспечивать постоянный надзор за населением.

В настоящее время в своем посредничестве управленческая власть способствует возникновению некоего антагонизма между семьями и молодежью. Если верить точке зрения чиновников, то детей нынешнего поколения нужно как можно раньше забирать из семьи, образование они также должны получать вне дома. Раз изоляция губительна для детей, чиновники попросту вырывают детей из дома. Мы же помогаем детям пережить процесс расставания с домом постепенно. Это совершенно разные вещи. В последнем случае нет антагонизма. Наоборот, возникает сотрудничество между поколениями. Социальная группа сотрудничает внутри себя тем лучше, чем точнее вербально обозначено различие входящих в нее людей. Отличие друг от друга вызывает необходимость уважать друг друга при совместной работе. И уважение появляется, это факт. Я это вижу. И все, кто приходит к нам, у кого в разных департаментах Франции есть ясли, детские сады, действительно очень заинтересованы в нашем эксперименте. Они удивляются и восхищаются, в первую очередь, той непринужденной и доброжелательной атмосферой, что царит в Мезон Верт: «Я никогда бы не подумала, что двадцать пять детей и двадцать пять родителей, а то иногда и 35–40 детей и столько же взрослых, – могут находиться вместе без криков, без шума… Так можно жить. Это социабельно…» Конечно, без шума не обходится, каждый занят чем-то своим; психоаналитик – мужчина или женщина – наблюдает за тремя детьми и тремя родителями, но при этом он ни с кем специально не разговаривает, не дает никаких рекомендаций. А это уже выше понимания наших чиновников – чтобы психоаналитик, да еще, бывает, и с научными степенями, а то и психиатр или педиатр, получивший психоаналитическую подготовку, не давали консультации, просто находились тут же, как простые граждане!

Отношения чиновников с родителями носят совершенно иной характер, особенно если родители «социально ненадежны». Социальные работники уверены, что от таких родителей только вред, что они не могут воспитывать своих детей (в действительности же это маловероятно – ведь этого ребенка произвели на свет именно эти родители). В настоящее время общество берет на себя заботу о таких детях, ставит их под индивидуальное наблюдение, что ослабляет эмоциональную связь родители-дети.