Читать книгу "Бытие - Дэвид Брин"

Вот что давали Хэмишу лучшие истории, сочиненные искусными рассказчиками. Ненадолго он начинал верить, что может жить в другом мире, подчиняющемся другим правилам. Лучшим, чем сухие точные ритмы мира этого.

Вскоре после того как его хозяева открыли клетку, головоногое медленно и осторожно вышло из своего жилища. Два из ее восьми щупалец исследовали край, а сама Тарсус между тем подняла большую круглую голову и позволила одному глазу, в котором горел хищный интеллект, осмотреть остальную часть бассейна. На песчаном дне камни и водоросли. Тарсус быстро проследила за движением нескольких рыб, мелькнувших над ее головой. Но они были слишком проворны, чтобы она пробовала их схватить. А медленных и неосторожных она давно съела.

Не видя никаких опасностей или возможностей, Тарсус, выбросив воду из своего сифона, толкнулась в сторону единственного предмета, представлявшего интерес: изготовленного человеком ящика с двумя крышками наверху.

Когда ее выпускают, это значит, что ей нужно выполнить задание – задание, которое Тарсус уже много раз выполняла.

Нет, конечно, наука бывает полезна. Хэмиш знал, что и сейчас в лабораториях идет большая работа: ученые изучают природу, раскрывают ее новые тайны. Исследования – часто благородное дело, он по-прежнему так считает, хотя в них нередко вкрадываются ошибки.

Однако еще в университете Хэмиш каждый вечер слышал зов своего старомодного лэптопа и образов, живших в нем. В его голове возникали драматические коллизии. Они бросали вызов ежедневным занятиям и скучной лабораторной работе. И большая часть сюжетов, стекавших с его пальцев, вращалась вокруг одной центральной тревоги.

Да, эксперимент увлекательный. Новый прибор кажется замечательным. Он может способствовать прогрессу и многим облегчит жизнь.

Но что, если дела будут развиваться ужасно, катастрофически неправильно?

Предположим, на этот раз мы зайдем слишком далеко?

И он представлял себе, как новый тип плесени вырывается из чашек Петри, пожирает вопящих сотрудников, потом выплескивается наружу, чтобы поглотить весь город. У некоторых новых перспективных лекарств могут впоследствии обнаружиться ужасные побочные действия, из-за которых ваши близкие превратятся в наводящих ужас незнакомцев. Мысленно он видел роботов с отказавшими программами защиты и предохранителями: вот начинают бойню, а потом пускают своих бывших хозяев-людей на запасные части. Очередная древняя могила, раскопанная наивными археологами, выпускает на волю ядовитые споры или призраков. Новое средство контроля над рождаемостью, напротив, высвобождает Детей Ночи, которым в их неистовстве и ярости помогают абортированные зародыши. Или желающие добра защитники окружающей среды выводят из строя всю промышленность и тем самым погружают человечество в новый каменный век. Он воображал, как новейшие аппараты СЕТИ в своих поисках внеземного разума подхватывают коварные компьютерные вирусы и те гипнотизируют человечество, приводя его к рабству. Конечно, все это мрачные картины, но тем легче и забавнее их писать!

И, конечно, всегда есть главный герой, который – голосом самого Хэмиша – начинает каждую книгу, грозя пальцем и предостерегая от надвигающейся Большой Ошибки. А сам этот главный герой потом может сказать: «Я вас предупреждал!»

Выбрасывая толчками струю воды из сифона, Тарсус добралась до ящика и повисла над ним, а потом, пустив в ход все восемь ног, ощупала полированную деревянную поверхность. Приблизив вначале один глаз, потом второй, она осматривала новые украшения на крышках с засовами.

Она знала, что ей позволят открыть всего одно отделение. Как только она выберет, какую крышку открыть, вторая закроется. Но это не важно. Награду – сочного краба – она получает всегда, какую бы дверь ни избрала. И тем не менее она никогда не выбирала наобум.

Приблизились лица – лица людей, которые через стекло смотрели с обсервационной площадки. Их глаза – единственное, что придавало им сходство с осьминогами, – следили за каждым ее движением. У Тарсус возникло ощущение, что ее выбор важен для них. И поэтому она послушно изучала картинки на каждой крышке – и визуально, и прикосновением щупалец.

Когда он начал преуспевать на своем поприще – книги, фильмы, яркие видеопогружения, – ревнивые соперники и критики подняли шум. Он вольно обращается с научными фактами, говорили они. Его исследования сводятся к тому, что он собирает научный жаргон, чтобы его сюжеты казались правдивыми.

Хуже того (утверждали критики), Хэмиш Брукман игнорирует все современные предохранители и меры ответственности, созданные людьми, чтобы предотвратить именно те ошибки, какие он описывает в своих произведениях. Один обозреватель даже утверждал, что нашел нечто более глубинное – все катастрофы и несчастья, описанные Хэмишем, возникали из-за того, что его высокомерный злодей ученый настаивал на сохранении тайны. Без этой составляющей большую часть сценариев катастроф в его рассказах мудрые головы исправили бы. Не хочет ли Хэмиш сказать, что правильнее совершать смелые поступки в темноте? Старым добрым волшебным образом?

Возможно, все его предостережения потеряли бы смысл, если бы мир становился более, а не менее открытым?

Вначале такие толки обижали его, но со временем Хэмиш научился не обращать внимания на критиков, даже на тех, кто называл его предателем науки. Достиг он этого очень просто: вставлял критиков в следующую книгу, едва замаскировав имена, так что их легко было расшифровать. Такого удовлетворения ему хватало. Как ни смешно, это позволяло ему оставаться вежливым и любезным почти со всеми в реальном мире.

Тарсус не нашла смысла ни в одном из символов.

В тех редких случаях, когда она узнавала один или оба символа, это были фигуры, похожие на знакомые ей вещи. Рыба, или простой осьминог, или изображение человека. Гораздо чаще среди них встречался примитивнейший символизм – фигуры чистого, однородного, статичного цвета, из тех, что больше нравятся людям… тех, что так отличаются от тонких оттенков и теней, которые быстрее мысли рябью пробегают под светочувствительной кожей каждого головоногого и позволяют Тарсус сливаться почти с любым фоном.

Эти символы, как всегда, лежали тусклые и не вдохновляли. Но на этот раз один из них был необычным. Вытянутые черты дышащего воздухом существа с конечностями для передвижения по суше.

Но это не был человек.

Итак, на некоторое время, особенно на годы, проведенные с Кэролайн, Хэмиш обрел счастье, создавая один космос за другим: здесь он бог, здесь он определяет наказание амбициозному тщеславию, справедливо оценивает грех гордыни и технического высокомерия.

И разве цивилизация не ценит его как сочинителя рассказов гораздо выше, чем раньше ценила как исследователя?

А кто я такой, чтобы спорить с цивилизацией?

И однако, пока годы шли, пока его голос звучал все громче, а сам Хэмиш становился одним из предводителей поднимающегося Движения отречения, он начал испытывать необычную тоску, похожую на сожаление.