Читать книгу "Полет шмеля - Анатолий Курчаткин"

Я с громким стуком вставляю трубку в гнездо базы, поворачиваюсь и, не произнеся ни слова, выхожу из гостиной. Коридор, прихожая… входная дверь все так же открыта. Я переступаю порог, выходя на лестничную площадку, когда слышу сзади голос:

— И это все? Так и уйдешь?

Не оборачивайся, говорю я себе. Не оборачивайся, если не хочешь превратиться в соляной столб. Не уподобляйся жене Лота.

Удивительно, мне это удается. Не дожидаясь лифта, я лечу по лестнице вниз, как летал в школьную пору — сломя голову, кубарем. Даже странно, как я с такой скоростью умудряюсь перебирать ногами, — все же не школьник.

24

Ехать Косте в аэропорт Лёнчик вызвал такси. Его корыто, совсем недавно отремонтированное, снова стояло на приколе, и ему снова предстояло заниматься ремонтом. Такси Лёнчик вызвал из «агентства», как они себя называли, у них висел сайт в интернете, и диспетчерши по телефону говорили даже с некоторой приветливостью, но заказанная машина — не какая-нибудь, а «Крайслер», хотя и далеко не свежей выпечки, — приехала вся в грязи до ушей, и после ее ручек, когда, уложив Костин багаж, наконец сели внутрь, руки оказались неприятно черны, будто после грязной работы.

— Что же вы! — не смог удержаться, не сделать водителю замечания Лёнчик, показывая ему руки.

Замечание Лёнчика того ничуть не смутило.

— Да есть мне когда мозги тратить на это, — безмятежно ответил он.

— Ладно, брось ты, — урезонивая Лёнчика, подал голос с заднего сиденья Костя. — Главное — в пробке не застрять, не опоздать на самолет.

— Вот, это точно, — с удовольствием поддержал его водитель. — Ленинградка — это же не дорога, нервное истощение. Встанешь — как ляжешь. Вез тут одну, за четыре часа выехали. Три часа ехали — до «Войковской» не добрались. Повернули обратно, что делать.

— Приятные вы истории на дорожку рассказываете, — на этот раз Костя и сам не смог удержаться от упрека.

Голос у него был слабый, опадающий, ему словно недоставало воздуха, и он договаривал фразу — как от нее отделывался: лишь бы закончить. За проведенные в больнице без малого три недели Костя стал другим человеком: это теперь был не тот физически крепкий, плотного сложения неопределенно-среднего возраста мужчина, кипящий энергией и жизненной страстью, каким Лёнчик знал его все годы их дружбы, он похудел, повисли брылами щеки, под подбородком образовался неприятный кожный мешочек. Взгляд его потух, он весь, казалось, завял — это теперь был настоящий старик. Лёнчика при взгляде на него так и плющило. Ему было страшно подумать, что Костя старше его всего на какую-то пару лет. И каждый раз неизбежно посещала мысль, что Косте досталось то, что полагалось ему.

— Да не боись, дед! — обернулся к Косте водитель. — В России век прожил — не привык, что ли? В России жить — уверенным ни в чем быть нельзя. Так, дед!

— Ой, только не вертитесь, смотрите вперед! — резко ответила водителю вместо Кости Марина.

Водитель, когда Лёнчик расплачивался с ним, предложил: «Может, подождать? Я понял, дед у вас только летит, а вы возвращаетесь?» Ему было выгодно дождаться их с Мариной, чтобы не искать других пассажиров на обратную дорогу, рискуя войти в клинч с местными бомбилами. Лёнчик отказался от предложения водителя. Следовало переходить к прежней экономной жизни. Обратно можно было добраться и рейсовым автобусом. Лафа зажиточной жизни кончилась.

Он вез Костин чемодан, поставив на него сверху одну сумку, вторую неся на плече, Костя время от времени поглядывал на Лёнчика, на свой багаж, явно тяготясь тем, что все тащит Лёнчик, а он с пустыми руками, но попыток отобрать что-нибудь не предпринимал. Перехватив его взгляд, Марина заволновалась: «А как же ты будешь, когда после таможенного досмотра один останешься?» Лёнчик остановился и заоглядывался: требовалась тележка. Тележек нигде видно не было. Он вспомнил: все, кто ездил за границу, жаловались, что тележку можно взять у работников аэропорта лишь за деньги. «Марина, — попросил Лёнчик, доставая из кошелька две сотенные, — походите, поищите тележку». Ему хотелось хотя бы ненадолго остаться с Костей наедине. И Косте тоже хотелось того. И только Марина отошла, он, опираясь о торчащую вверх ручку чемодана, другой рукой поманил Лёнчика подступить поближе, положил руку Лёнчику на плечо и проговорил, корявя губы в непривычной, никогда прежде не свойственной ему, скорбно-страдающей улыбке:

— Я, наверное, больше не приеду… Никогда. Ты на меня уж не обижайся, ладно?

— Ты о чем! — воскликнул Лёнчик. — Оклемаешься, долечишься там в германиях… и снова обратно, эх раз да еще раз!

Костя поморщился. Наигранное ухарство Лёнчика было ему неприятно.

— Куда! — сказал он, наклоняя голову и показывая взглядом себе на брючную ширинку.

Его водопровод реакцией на отбитые почки отозвался недержанием, и Костя сейчас был в памперсах, Лёнчик сам же и покупал ему их в аптеке.

— Так я же говорю: долечишься! — снова воскликнул Лёнчик.

Костя снял руку с его плеча.

— Дай Бог. Но даже если и получится… Давай теперь ты. Паспорт у тебя теперь есть. На билет как-нибудь наскребешь, там прокормимся. А сюда не жди, не уговаривай. Прошу!

Лёнчик с потрясением увидел — слезная пелена обдернула Косте глаза. Бравурные слова, что толклись в нем в готовности излиться на Костю, замерли на языке — не произнести.

Марина с тележкой появилась словно бы как раз для того, чтобы помочь им выбраться из трясины, в которую залетели, сами не поняв как.

Стоя у проведенной по полу линии, за которую им не должно было заступать, Лёнчик с Мариной наблюдали, как Костя, толкая перед собой тележку, дошел до регистрационной стойки, встал в очередь, отстоял ее, сдал багаж. Он сдал, повернулся, поискал их в толпе глазами, они яростно замахали ему руками, он увидел их, тоже помахал и своей новой, осторожной, словно ощупывающей походкой пошел дальше — на личный досмотр, паспортный контроль, — чтобы несколько мгновений спустя исчезнуть из поля видимости.

— Что он вам сказал — вот вы оставались вдвоем? — спросила Марина, когда они с Лёнчиком уже сидели в автобусе и тот медленно тронулся в потоке машин от здания аэропорта.

Лёнчику невольно подумалось: какое у женщин чутье на запах секретов.

— Звал меня приехать к нему.

— Меня не позвал, — сказала Марина, снимая очки и взглядывая на Лёнчика.

В ее обнаженном близоруком взгляде была растерянность и настороженная готовность защищаться — непонятно от чего.

— Даст Бог, все будет нормально — позовет, — коротко отозвался Лёнчик. Ему было жаль эту нервическую, видно — и тонкую, и умную, и, похоже, незлонравную женщину, но принимать участие в ее жизни, пусть даже простым сочувствием, у него не было сил. Ему хотелось скорее расстаться с ней.

Возможно, того же хотелось и ей. Во всяком случае, когда автобус прибыл на «Речной вокзал», они сошли и двинулись было к метро, Марина вдруг остановилась и принялась прощаться.