Читать книгу "И телом, и душой - Екатерина Владимирова"

Четыре месяца… Разве можно привязаться к кому-то так сильно всего за четыре месяца?! А он смог. Привязаться, смириться, полюбить… Открыть себя для другого человека. И потерять его в тот же миг.

Какая злая ирония судьбы, какая низкая высшая подлость и несправедливость! Словно кара, наказание.

И тогда начался настоящий кошмар. Он замкнулся в себе так же, как это сделала и она. И когда Лена не выдержала, когда лопнула струна, надорвалась пружина, раскрутилась спираль, когда Лена едва не сошла с ума от горя, решив покончить с собой, он тоже сломался. Он тоже не выдержал. И он сдался. Всего на краткий миг он тогда признался ей в том, в чем даже себе признаваться отказывался. В том, что любит ее. А после этого — ни разу. Спрятав свои чувства глубоко внутри себя, гноиться, крошиться, разрушаться.

И он уже не ждал чудес, он в них не верил. Не с ними, не для них, не в их жизни. Раненый, но живой, дышащий и ощущающий все, что происходит вокруг, но так и не сумевший сделать что-то для того, чтобы спастись самому и спасти ее. Просто обездвиженный настолько, будто мертвец… Погибающий грешник.

Он не хотел детей, он их боялся. Он боялся того, что может чувствовать к ним. И того, что не выдержит больше, не переживет кошмара, который перенес в тот миг, когда умер его ребенок, если тот повторится.

И они медленно, но уверенно ринулись в бурю страстей, в мрачный водоворот, в адскую воронку, которая, казалось, сильнее закручивалась для них, сжимая их плотным кольцом в горячем обруче из боли.

Они жили, как жили все. С виду — благополучная, цельная, правильная, идеальная семья. А изнутри — семья, покрытая незаживающими ранами, кровоточащими порезами, гноящимися рубцами. Одна сплошная рана, проникшая уже в самую глубину их сущности, въевшаяся в кровь.

Может быть, и можно было что-то изменить. Если бы они пытались сделать это! Но им было проще, легче не обращать на это внимания. Не смирились, не забыли, не вспоминали, но знали, что помнят. Оба.

И он в какой-то момент не выдержал, сорвался, взбесился. Будто нож вонзили в грудь по самую рукоять. Ему надоело это мрачное, унылое, мертвое состояние покоя и апатии, в котором они жили. Лена, лелея свою боль, вину, превращаясь в тонкую и безликую тень самой себя. А он, предаваясь собственным огорчениям о потерянном счастье, о возмутительности ее лжи, им же придуманной, и поиску оправданий своим действия. Вся эта серость, однотонность, как большое пятно, на душе, на сердце, разъедающее их.

Они медленно угасали, медленно умирали друг у друга на глазах. Он хотел говорить, хотел чувства, взрыва, эмоций, проникновений, даже криков и упреков в свой адрес, лишь бы только не это раболепское снесение всех его незрелых и нездравых мыслей.

Но она не хотела понимать, кричать, протестовать, не желала рушить то, что у них было, отказывалась говорить. И попытки объяснить ей, что у них ничего не было, с самого начала, никогда не увенчивались успехом. Она не слушала, не говорила, но молчала и терпела весь тот ад, в который медленно превращалась их жизнь.

И в какой-то момент все рухнуло, накалилась до предела тетива лука и разорвалась.

Он не смог этого больше выносить. Мозг отказывался принимать рациональные, отточенные, взвешенные решения, и он решил сделать то, что собирался сделать пять лет назад. Он решил развестись.

Это было наилучшим выходом из ситуации. Разойтись, бросить вызов судьбе и посмотреть, сведет ли она их вновь. У них бы все получилось, если бы тогда он ушел, если смог ее отпустить. Но он так и не смог. Не смог… И то, что в нем так же надрывно билось это опустошающее, выворачивающее наизнанку чувство собственной неуправляемости, неспособность просто бросить Лену, уйти от нее, бесило, напрягало, обнажало все его защитные реакции, пытавшиеся доказать, что сделать это, ему под силу.

И в результате это вылилось в проявление еще одной ошибки, грубой, жесткой, жестокой, неожиданной даже для него самого. Ошибки не достойной его, той, которой была не достойна она.

После работы он заскочил в тот клуб. Не помнил, как тот назывался, да и важно ли это в тот момент, когда решается твоя судьба? Тебе хочется просто напиться, забыться, отключиться, не думать. Пристроился за барной стойкой и стал пить, один стаканчик за другим, снова и снова, не обращая внимания на изумление бармена и косые взгляды в свою сторону. Хотелось напиться до потери сознания, чтобы забыть, не вспоминать, испить до дна печали и невзгоды и ни о чем не думать. Вообще ни о чем. А особенно о том, что дома, скорее всего, волнуясь за него, сходя с ума от неизвестности, потому что он отключил телефон, его ждет Лена.

Он терялся в своих чувствах. Он словно был зависим от нее. Он хотел от нее уйти, ведь понимал, что так будет правильно, верно, логично. Он должен. Так лучше! Для нее — лучше тоже. Он убивал ее, она убивала себя. Они друг друга убивали!.. И он понимал, что так будет лучше, правильнее и разумнее, но… Но не мог ее просто так отпустить. Что-то не пускало, не давало уйти и отпустить. Что-то сжимало сердце при одной лишь мысли о том, что завтра он проснется, а ее уже не будет рядом. Паранойя, зависимость, одержимость?

Он рвал на себе волосы, пытаясь разгадать эту тайну, но не находил ответа. Как загнанный зверь, ищущий свободы и видящий выход, он стремился вдохнуть глоток свежего воздуха, который его ждал за чертой, за гранью, но не мог выбежать… не мог оставить в клетке что-то важное, ценное, дорогое… Не мог!

Нужна была причина. Веская, основательная, чтобы объясниться, оправдаться… И он нашел ее.

Наверное, у него тогда помутился рассудок, иначе как объяснить тот факт, что он, развернувшись, стал откровенно разглядывать сидящую рядом девушку. Шикарная. Высокая, красивая, волосы вызывающего каштаново-красного цвета, длинными прядями спадают на плечи. Раскосые глаза и полные губы.

Девушка медленно затянулась сигаретой, глядя на него, и выпустила изо рта колечком легкий дымок.

Что-то билось в его голове, терзая мозг. Вырывалось из горла сдавленными вздохами. Металось внутри.

Он не мог отпустить Лену, и это его бесило.

Незнакомка наклонилась вперед и, не произнося ни слова, мягко и иронично ему улыбнулась.

Его мозг почти взорвался, в груди грохотало сердце, а в висках настойчиво и удушливо бился пульс.

Как кто-то посмел занять в его жизнь столь весомое положение?!

Так не может дальше продолжаться. Что-то должно поменяться. Сейчас… Сейчас!..

Доказать себе в первую очередь, ей, всему миру, что он не зависит от нее! Что сможет ее отпустить, если захочет. Она не так сильно привязала его к себе, как может показаться. Он сильный, разве нет? Он — победитель, а победители не сдаются и не поигрывают. Не пасуют и падают вниз со своего Олимпа.

И, когда девушка пронзила его выразительным взглядом из-под опущенных ресниц, он сдался.

Может быть, она окажется… другой? Заменит ему жену?… Сможет доказать ложность его подозрений?…