Читать книгу "Оппенгеймер. Триумф и трагедия Американского Прометея - Кай Берд"

полученные выжимки». В прежние годы Бом питал невероятное уважение к Оппенгеймеру, однако со временем стал разделять точку зрения своего друга Милтона Плессета, работавшего с Оппенгеймером, заявившего, что Оппи «не умеет выдвигать оригинальные идеи, зато способен хорошо понимать идеи других людей и предвидеть их последствия».

После окончания конференции Оппенгеймер зафрахтовал частный гидросамолет, доставивший его в Бостон на церемонию вручения почетной ученой степени Гарвардского университета. Виктор Вайскопф и еще несколько ученых, возвращавшихся в Кембридж, приняли приглашение Оппи лететь вместе с ним. По дороге они попали в бурю, и пилот решил совершить посадку на базе ВМС в Нью-Лондоне, штат Коннектикут. Гражданским самолетам не разрешалось садиться на этом аэродроме, поэтому, когда гидросамолет подрулил к ангару, к ним подбежал взбешенный капитан 1-го ранга ВМС. Оппенгеймер предложил пилоту: «Позвольте мне решить этот вопрос». Выйдя из самолета, он представился: «Меня зовут Оппенгеймер». Офицер ВМС остолбенел: «Тот самый Оппенгеймер?» Не моргнув глазом, Роберт ответил: «Нет, копия». Оробевший в присутствии знаменитого физика, офицер изо всех сил старался угодить, организовал для Оппенгеймера и его друзей чай с печеньем и отправил ученых в Бостон на флотском автобусе.

Самый знаменитый физик Соединенных Штатов действительно мало занимался физикой, и это притом, что он убедил попечителей назначить его на уникальную двойную должность — директора института и «профессора физики». Осенью 1946 года Оппи нашел время, чтобы в соавторстве с Хансом Бете опубликовать в «Физикл ревью» статью о рассеянии электронов. В том же году его выдвинули на Нобелевскую премию, однако Нобелевский комитет не решился вручить премию человеку, чье имя напрямую ассоциировалось с бомбардировками Хиросимы и Нагасаки. За последующие четыре года Оппенгеймер опубликовал еще три короткие научные работы и одну работу по биофизике. После 1950 года у него больше не было публикаций. «Ему не хватало Sitzfleisch, — говорил Марри Гелл-Ман, физик, работавший в институте по приглашению в 1951 году, — усидчивости. Так немцы называют мозоль от долгого сидения на стуле. Насколько мне известно, он не написал ни одной длинной работы, не произвел ни одного длинного расчета, ничего в этом духе. Ему не хватает терпения. Его собственные труды состоят из aperçus — коротких, хотя и блестящих рефератов. Зато он вдохновлял на свершения других, оказывая на них фантастическое влияние».

В Лос-Аламосе Оппенгеймер руководил тысячами подчиненных и тратил доллары миллионами. Теперь же возглавлял учреждение с сотней сотрудников и бюджетом 825 000 долларов. Лос-Аламос полностью находился на иждивении федерального правительства. Попечители института, напротив, запрещали директору изыскивать федеральные фонды. Институт славился своей исключительной независимостью. Он не поддерживал официальных отношений с соседним Принстонским университетом. К 1948 году к двум «факультетам» — математики и истории — были прикреплены около 180 ученых. Институт не имел лабораторий, циклотронов и каких-либо приборов сложнее классной доски. Здесь не читали лекций и не учили студентов, в институте работали лишь состоявшиеся научные сотрудники — в основном математики, немного физиков, а также горстка экономистов и гуманитариев. В институте существовал настолько сильный перекос в сторону математики, что назначение Оппенгеймера многие восприняли как признак того, что отныне институт будет заниматься только математикой/физикой и ничем иным.

И действительно, первые назначения Оппенгеймера вроде бы указывали на трансформацию института в крупный центр теоретической физики. В качестве временных сотрудников он привез с собой из Беркли пятерых исследователей. Уговорив Пайса остаться, Оппенгеймер привлек на постоянную работу еще одного подающего надежды молодого английского физика — Фримена Дайсона. Кроме того, Роберт убедил проводить в институте летние месяцы и творческие отпуска Нильса Бора, Поля Дирака, Вольфганга Паули, Хидэки Юкаву, Джорджа Уленбека, Георга Плачека, Синъитиро Томонагу и многих других молодых физиков. В 1949 году привлек Янг Чжэньнина, блестящего двадцатисемилетнего физика, который в 1957 году получит Нобелевскую премию по физике вместе с другим ученым китайского происхождения Ли Чжэндао, принятым Оппенгеймером в институт. «Это — невероятное место, — писал в своем дневнике Пайс в 1948 году. — Ко мне в кабинет заходит поболтать Бор. Из окна я вижу идущего домой с ассистентом Эйнштейна. В двух дверях от меня сидит Дирак. На нижнем этаже — Оппенгеймер…» Такой концентрации научных дарований не существовало нигде в мире. Кроме, конечно, Лос-Аламоса.

В июне 1946 года, задолго до прибытия в институт Оппенгеймера, Джонни фон Нейман начал конструировать в подвальной кочегарке Фулд-холла высокоскоростную вычислительную машину. За всю историю института в его стенах не происходило ничего практичнее этого проекта. И ничего более дорогостоящего. На начало работ попечители выделили Нейману 100 000 долларов. Затем, в качестве редкого исключения из правил, институт позволил ему получить дополнительное финансирование от Американской радиотехнической корпорации (RCA), Сухопутных войск США, Научно-исследовательского управления ВМС и Комиссии по атомной энергии. В 1947 году в нескольких сотнях метров от Фулд-холла для компьютера, задуманного фон Нейманом, было построено отдельное небольшое кирпичное здание.

Идея строительства вычислительной машины посеяла рознь среди ученых, считавших, что их работа — думать. «Мы никогда не испытывали большой потребности в машинных расчетах», — сетовал математик Дин Монтгомери. У Оппенгеймера компьютер фон Неймана тоже вызывал сомнения. Как и многие другие, он считал, что институт не должен превращаться в лабораторию, финансируемую военным ведомством. Однако на этот раз дело обстояло иначе. Фон Нейман создавал прибор, способный произвести революцию в научных исследованиях. Поэтому Оппенгеймер поддержал проект. Фон Нейман согласился не патентовать свое изобретение, которое вскоре стало шаблоном для целого поколения коммерческих компьютеров.

Оппенгеймер и фон Нейман официально презентовали компьютер в июне 1952 года. На тот момент в мире не существовало более скоростного электронного интеллекта, чем этот. Его появление дало старт компьютерной революции конца двадцатого века. Однако, когда в конце 1950-х годов появились другие компьютеры, работавшие лучше и быстрее, постоянные члены института собрались в гостиной Оппенгеймера и проголосовали за полное прекращение проекта. Они также утвердили предложение впредь никогда не позволять размещение подобного оборудования на территории института.

В 1948 году Оппи перетащил в институт своего старого друга по Беркли, ведущего эксперта страны по Платону и Аристотелю, классициста Гарольда Ф. Черниса. В этом же году убедил совет попечителей основать «директорский фонд» в размере 120 000 долларов, позволявший ему по личному усмотрению приглашать ученых на короткий срок. С помощью этого фонда он привлек в институт друга детства Фрэнсиса Фергюссона. Фергюссон воспользовался стипендией для написания книги «Идея театра». По наущению Рут Толмен Оппи создал экспертный совет по вопросам изучения психологии. Один-два раза в год Рут приезжала в институт вместе со своим деверем Эдвардом Толменом, Джорджем Миллером, Полом