Читать книгу "Октавиан Август. Революционер, ставший императором - Адриан Голдсуорси"

Это были трудные годы, омраченные к тому же сильным наводнением в 12 г. н. э., из-за которого сорвалось одно из больших празднеств. Цезарь Август был стар, и контуры мира без него вырисовывались все явственнее. Составление гороскопов – занятие, которым давно были одержимы многие римляне, особенно принадлежавшие к аристократии, – стало еще более популярным. Август запретил кому бы то ни было лично обращаться к провидцам и астрологам за предсказаниями, и даже если посоветоваться с кем-то из них приходила группа лиц, то им было запрещено осведомляться по поводу чьей-либо смерти. В то же время принцепс обнародовал подробности своего рождения и расположение звезд в тот момент, позволяя тем, кто может, составлять его гороскоп, если они этого пожелают. Также он годом раньше ослабил запрет на бои всадников в качестве гладиаторов после того, как несколько всадников проигнорировали его и появились на арене. Казалось, толпа любит выступления богатых людей, которые предпочитали рисковать таким образом жизнью и телом, и даже Август наблюдал за этим, всячески выражая удовольствие.[716]

Принцепс, однако, не всегда был расположен к такой искренности, великодушию и готовности оставлять без внимания случаи, когда пренебрегали законами. Приблизительно в это же время были конфискованы и публично сожжены сочинения, написанные Титом Лабиеном. Внук человека, являвшегося заместителем Юлия Цезаря в Галлии, но в 49 г. примкнувшего к Помпею, он имел обыкновение на публичных чтениях своих сочинений говорить, что пропустит следующий отрывок и позволит прочесть его лишь после своей смерти. Столь темные намеки казались тем более мрачными, когда их сравнивали со злобными нападками, которые он открыто позволял себе в отношении многих важных государственных лиц, хотя трудно сказать, поносил ли он их или напоминал им о прошлых деяниях, которые теперь казались нескромными или неподобающими. Со свойственным римлянам пристрастием к сочинению каламбуров современники прозвали его Рабиеном, или «неистовым» (от rabies – неистовство). Насколько мы можем судить, он не нападал на Августа или его близких родственников, но с благосклонностью писал о Помпее и других врагах Юлия Цезаря. Лабиен совершил самоубийство в знак гневного протеста против уничтожения своего сочинения.[717]

В равной степени пылкий оратор Кассий Север хвастался, что он знал наизусть это уничтоженное сочинение. Он был известен своими решительными и в высшей степени агрессивными обвинительными речами в суде, но также любил писать памфлеты, оскорблявшие в духе старой «доброй» традиции римской брани по всем правилам ораторского искусства видных мужчин и женщин. И опять маловероятно, чтобы Август являлся одной из его мишеней, но приблизительно в 12 г. н. э. позволил обвинить его по закону об оскорблении величия, измененному и дополненному в 6 г. н. э. и связанному с неопределенным понятием преступлений, причиняющих ущерб «величию» римского государства и народа.[718] Кажется, это был первый случай его применения в ответ на письменные и устные нападки на отдельных лиц. Кассий был признан виновным и отправлен в изгнание в относительно роскошные условия Крита. При Тиберии и его преемниках понятие «оскорбление величия» стали связывать с бесконечно широко понимаемой нелояльностью по отношению к императору, и такого рода судебные преследования делались все более частыми, будто в самом деле действовала цензура. При ретроспективном взгляде такое развитие событий выглядит особенно зловеще, но, возможно, более важно отметить, что все эти обиды и оскорбления являлись также признаком продолжавшейся вражды между представителями элиты. Это имело очень малое или даже не имело никакого отношения к принцепсу. Соперничество из-за должности и почестей тоже продолжалось. В 11 г. до н. э. шестнадцать кандидатов на должность претора получили равное количество голосов, так что Август позволил им всем занять эту должность, хотя после того он вернулся к прежнему нормальному числу двенадцать в год.[719]

Были приняты дальнейшие меры, чтобы облегчить престарелому Августу бремя государственных трудов и церемоний. В 12 г. н. э. Германик зачитал в сенате речь, в которой принцепс просил, чтобы более сенаторы официально не приветствовали его и не прощались с ним, когда он приходил на Форум и уходил с него. Он также просил, чтобы они реже приходили с приветствиями к нему домой, и извинялся за то, что более не может обедать у них столь часто, как в прошлом. В следующем году совет принцепса, который в течение долгого времени действовал как совещание, занимавшееся вынесением сенатских судебных решений, претерпел основательные изменения. Вместо формирования его из числа сенаторов, набиравшихся по жребию и исполнявших обязанности в течение шести месяцев, членство в нем сделалось постоянным, и все члены избирались принцепсом. Ему также предоставили большую власть, так что решения его теперь считались как бы постановлениями всего сената в целом. Без сомнения, престарелому Августу было легче успешно вести дела в спокойной обстановке собственного дома – Дион Кассий сообщает, что иногда он полулежал на ложе при заседаниях этого органа.[720]

Еще одним последствием этой перемены стал дальнейший рост влияния Тиберия и его сыновей, приготовлявшего путь к тому, чтобы стать преемником принцепса после его смерти. Однако было бы ошибочно видеть в Августе лишь марионетку. Ясно, что он по-прежнему нес немалое бремя государственных трудов и принимал важные решения, хотя бы и направляемый советниками и членами семьи. Он отнюдь не утратил многих навыков опытного и ловкого политика. В 13 г. н. э. увеличились жалобы на пятипроцентный налог на наследство, взимаемый ради финансирования военной казны. В ответ Август пригласил сенаторов, чтобы те предложили свои варианты надежного и стабильного пополнения военной казны – крайне необходимое во всякое время, но особенно в условиях продолжавшейся войны в Германии. Тиберий отсутствовал, а Германику и Друзу было приказано не выражать никакого мнения по этому предмету на том основании, что его рассматривают как точку зрения их деда. Сенат обсуждал этот вопрос и представил в письменной форме несколько предложений на рассмотрение принцепсу. Ни одно из них не казалось удачным, и по существу они представляли собой полный отказ от действующей системы, взамен которой не предлагалось жизнеспособной альтернативы финансированию военной казны. Тогда Цезарь Август объявил, что он предпочитает обложить податью имущество, и в целях введения нового налога отправил людей начать процесс поголовной переписи. Обеспокоенный этим сенат быстро согласился с тем, что более благоприятным для них будет оставить прежний налог на наследство, нежели столкнуться со столь неясной перспективой. Принцепс заявил, что он в равной степени счастлив согласиться со столь благоразумным решением.[721]

В 13 г. н. э. императору также вотировали продление всех его полномочий еще на десять лет. Одновременно таковые наконец были в полной мере предоставлены Тиберию, и в последние годы его голова начала появляться на реверсе монет, у которых на аверсе присутствовал Август. Обоим коллегам также была дана консульская власть для заведывания цензом, который завершился к маю 14 г. н. э., и в списки было внесено 4 937 000 граждан – почти на 900 000 больше, чем было указано при первом цензе в 28 г. до н. э., проходившем под надзором принцепса. Для Августа это увеличение являлось видимым признаком его успеха в деле восстановления мира и процветания римского народа. К тому времени минуло сорок три года, как Антоний совершил самоубийство, а Цезарю Августу исполнилось семьдесят шесть лет. Дион Кассий рассказывает о знамениях, предвещавших последующую перемену. Одно случилось, когда сумасшедший выбежал к процессии богов и символов, шествовавшей во время игр, и сел в магистратское кресло, принадлежавшее Юлию Цезарю; другое произошло, когда молния ударила в букву Ц (С) в слове ЦЕЗАРЬ (CAESAR) на подножии статуи Августа на Капитолийском холме – ЕЗАРЬ (AESAR) было этрусским словом, означавшим «бог», и истолковали его как намек на приближающееся обожествление. Светоний утверждает, что когда обычной церемонией отмечали завершение ценза, то над Августом несколько раз пролетел орел и затем сел на фронтон храма как раз над первой буквой в имени Агриппы. Принцепс собирался произнести официальный обет о благополучии римского народа на пятилетие до следующего ценза, но вместо этого заставил Тиберия сделать это за него, объяснив, что его не будет уже, чтобы исполнить обещанное.[722]