Читать книгу "Последний кайзер. Вильгельм Неистовый - Джайлз Макдоно"

Принца Вильгельма перевели в Берлин и пристроили в Генштаб — так за ним легче было уследить. Прощальное выступление принца перед офицерами своего бывшего полка дало обильную пищу для левых органов печати. В начале 1914 года к Вилли Два был прикомандирован политический советник, барон фон Мальцан. Предполагалось, что он позаботится о том, чтобы мнение кронпринца совпадало со взглядами кайзера. Решение оказалось неудачным — Мальцан был ярым противником канцлера, и в результате оппозиционные настроения у Вилли Маленького только усилились. Впрочем, осуждая заигрывания сына с крайне правыми, сам Вильгельм не забывал о собственных планах государственного переворота. Основной тезис исторической школы Фишера заключается, как известно, в том, что кайзер со своим окружением развязали войну с целью нейтрализации социалистической угрозы внутри страны. Доказать эту гипотезу трудно, но нет сомнений, что Вильгельм неоднократно вспоминал о плане Бисмарка «объединиться с владетельными князьями и задать рейхстагу по первое число, а потом и вовсе его разогнать». Несколько раз на протяжении 1913 года он, как вспоминает Бетман-Гольвег, угрожающе заявлял ему, что, «если я не проявлю достаточной твердости, кайзер пошлет одного из своих генерал-адъютантов в рейхстаг. Эта тема постоянно возникала в наших с ним разговорах».

В Потсдам с визитом прибыл король Бельгии Альберт. Гость, близкий родственник по линии Кобургов, получил в подарок 16-й драгунский полк. Вильгельм пытался найти у Альберта поддержку. 6 ноября кайзер доверительно сообщил королю, что война может разразиться со дня на день. В разговоре с бельгийским военным атташе бароном Бейенсом кайзер и Мольтке втолковывали ему, что бельгийцам не стоит надеяться на помощь Англии. Британцы боятся потерь, которые неизбежно понес бы в случае войны их флот, потому что это означало бы переход мировой гегемонии к Соединенным Штатам. Вероятно, немцы пытались запугать короля для того, чтобы добиться от него согласия на проход немецких войск через территорию Бельгии, как это предусматривалось планом Шлиффена. Бейенс сделал вывод, что Вильгельм полностью попал под влияние своего военного окружения.

15 ноября Бетман-Гольвег четко определил свое отношение к идее превентивной войны: «До сих пор ни одна страна не покушалась на честь или достоинство немцев. Тот, кто в этих условиях говорит о войне, должен убедительно сформулировать ее цель и доказать, что иным путем этой цели достичь невозможно. Так в свое время поступил Бисмарк; он знал, чего хотел, и высокая цель стала оправданием войн 1864, 1866 и 1870 годов… Если в настоящее время имеется в виду начать войну в отсутствие разумных и понятных мотивов, то это поставит под сомнение будущее не только династии Гогенцоллернов, но и Германии в целом. Конечно, мы должны проявлять смелость в нашей внешней политике, но просто размахивать мечом по каждому случаю, когда не затронуты ни честь, ни безопасность, ни будущее Германии, — это не просто легкомысленно, но и преступно».

XIII

Начало Первой мировой войны спасло от сноса большую часть Берлинского замка. Идея коренной реконструкции этого здания исходила еще от Викки — именно она нашла подходящего архитектора, Ине (она называла его «современным Шлютером»). Под личным присмотром Вильгельма был разработан проект и изготовлен макет здания. В Белом зале работы уже начались. Общественность протестовала, пытаясь убедить кайзера, что необходимо сохранить первозданную «историческую красоту». Тем не менее Ине успел перестроить картинную галерею — реконструкция продолжалась и во время войны, правда, уже в замедленном темпе. Во время Второй мировой войны здание подверглось серьезным разрушениям от бомбежек. То, что от него осталось, было взорвано в 1950 году в ходе кампании по уничтожению остатков «милитаристского прошлого» Пруссии.

Утонченного Ратенау удивляли вкусы кайзера: «В этой стране все служат; должно служить и искусство — делу прославления (его личности); речь идет о династической, национальной, представительской функции творчества. Архитектура помпезна, живопись — сплошное украшательство, скульптура костюмированные манекены. Приторность этих прянично-марципановых шедевров, будь то барокко, романский, византийский или наполеоновский стили — явно по вкусу современной буржуазии».

Искусство времени правления Вильгельма II имело ярко выраженный дидактический характер. Это проявилось в экспозиции, устроенной в берлинской Национальной галерее в первой половине 1906 года. Там было представлено свыше двух тысяч картин из шестисот частных собраний на сюжеты, связанные со славными событиями, которые предшествовали созданию Второго рейха. В предвоенные годы в залах Национальной галереи доминировала батальная живопись — полотна с изображением битв, результатом которых стало объединение Германии. При первом ее директоре, Максе Иордане, было приобретено 119 картин 69 различных художников, которые призваны были стать «наилучшим средством воспитания нации в духе „национальной идеи“». С марта 1908 года подбором экспонатов занимался художник Антон фон Вернер.

Такое понимание функций галереи разделялось не всеми. Преемник Иордана, Гуго фон Чуди, отправил «патриотические» полотна на третий этаж и, если бы это зависело от него, вообще предпочел бы от них избавиться. Но тут вмешался кайзер: он высоко оценивал «пропагандистскую» ценность картин, запечатлевших образы его предков, и настоял, чтобы они были все сосредоточены в одном месте. 13 апреля он лично посетил экспозицию и выразил удовлетворение тем, что его указания выполнены. Лишь Людвигу Юсти, который возглавил галерею в 1909 году, удалось убедить кайзера в том, что данные картины вообще не подходят для Национальной галереи, в которой должно быть представлено «национальное искусство», а не «национальная история». Исторические полотна, по его мнению, могли включаться в экспозицию только в том случае, если речь шла о шедеврах. Остальные были отправлены в здание арсенала на Унтер-ден-Линден. Последующая их история довольно печальна. В 1923 году их перевезли в гарнизонный музей в Потсдаме, а в 1943-м — в замок Паретц, некогда принадлежавший Фридриху Вильгельму III. После 1945 года их следы теряются; скорее всего они были вывезены в Россию.

XIV

Во время празднования дня рождения кайзера в 1914 году в разговоре с послом Флотовом Бюлов заявил: «Все великие державы едины в желании сохранить мир; мир нужен всем». Вильгельма, однако, занимали другие проблемы. Тирпиц предложил разрешить иезуитам вернуться в Германию — такой акт удовлетворит партию Центра, и ее депутаты в знак благодарности проголосуют за новые ассигнования на морское строительство. Кайзер упорствовал: «Пока Гогенцоллерны остаются на троне, иезуитов здесь не будет. Зачем тогда Бисмарк их выгонял? Я не могу менять того, что решил мой дед». Вильгельм явно забыл, что его кумир Фридрих Великий предоставил убежище членам ордена иезуитов, после того как папа запретил его деятельность.

Вильгельма беспокоило то, что он теряет ключевое звено своей внешней политики — турецкое. У французов, как выяснилось, кошельки оказались потолще. 30 июля 1913 года в Османскую империю прибыл Отто Лиман фон Сандерс. Дипломаты многих стран посчитали этот визит вызывающим актом со стороны Германии, но инициатива в данном случае принадлежала турецкой стороне. Лиман был назначен корпусным командиром и членом Военного совета. Решение Германии об откомандировании своего высшего офицера в распоряжение турецкого правительства было предопределено на форуме, состоявшемся 8 декабря 1912 года (о нем говорилось выше). Вильгельм хотел официально оформленного союза с Блистательной Портой. Его раздражало присутствие французского генерала Эйду в Греции; к тому же британский адмирал давно уже осуществлял советнические функции в турецком военно-морском флоте. Георгу V пришлось сказать, что желание Германии играть какую-то роль в Турции вполне естественно. Англичане занимались реорганизацией турецкой полиции и жандармерии. Бетман-Гольвег о миссии Лимана фон Сандерса заранее информирован не был. Николая II кайзер проинформировал, когда тот прибыл в Берлин на бракосочетание Виктории Луизы. Как и ожидалось, русские восприняли эту новость крайне болезненно. Не говоря об их заинтересованности в овладении проливами по стратегическим соображениям, имелся и экономический мотив: через Дарданеллы осуществлялась торговля России с Западом. Один российский дипломат заявил Бюлову о «негативном эффекте» известия о миссии Лимана: «В Санкт-Петербурге создается впечатление, что в берлинских правящих кругах царит хаос — правая рука не знает, что делает левая».