Читать книгу "Алый лев - Элизабет Чедвик"

— Он сильный, — сказал Вилли. — Несмотря на все свои преимущества, другие люди не способны на то, что сегодня сделал мой отец — теперь, когда он так болен.

Его голос звенел от гордости, и, услышав его слова, Изабель снова залилась слезами.

— По крайней мере, сейчас, когда, как он говорит, он сложил с себя обязанности правителя, его время принадлежит ему, — Вилли налил себе вина. — Я думаю, нам нужно неотлучно находиться у его постели. Трое ночью, трое с рассвета и до вечера, и трое с вечера до полуночи. Я уверен, что все согласятся. Это покажет, как мы его уважаем, и он не останется один.

— Я думаю, это прекрасная идея, — проговорила она с дрожью в голосе, — и ему она понравится, при условии что не уязвит его гордость.

— Я сделаю все, что необходимо. Я и сделаю это ради чести, ради долга… и ради любви, — он сделал большой глоток. Она смотрела, как двигается его заросший щетиной кадык, когда он пил. — Я не всегда его понимал, и он меня не всегда, но сейчас у нас одинаковые цели и ценности.

Тем же вечером на закате весеннего дня приехала Махельт с Хью и тремя детьми. Изабель поцеловала внуков, обняла зятя, а затем раскрыла объятья для своей старшей дочери.

Махельт тихонько вскрикнула и обвила шею матери.

— Это неправда! — ее голос был полон страдания. — Скажи мне, что это неправда!

Изабель похлопала Махельт по спине. Они ехали в сильный дождь, и темно-зеленый шерстяной плащ промок.

— Я бы все отдала, чтобы сказать, что это неправда, но не могу. Он сейчас спит, но, когда проснется, он захочет всех вас увидеть. Твои сестры тоже в пути.

Махельт отстранилась, вытирая щеки ладонями.

— Мама, мне так жаль. Я должна была бы спросить, как ты, а не виснуть у тебя на шее, как ребенок.

Изабель нежно улыбнулась дочери.

— Но ты и есть мой ребенок, — сказала она. — Даже несмотря на то что ты теперь совсем взрослая женщина и у тебя свои дети.

Махельт нервно рассмеялась.

— Пусть так, но я здесь, чтобы помочь. Мама, с тобой все в порядке? — она снова отступила и взяла мать за плечи, глядя на нее с тоской и беспокойством.

Изабель вздохнула и покачала головой.

— Нет, — сказала она. — Со мной не все в порядке, но я пока держусь, и это все, о чем я молюсь… иметь силы держаться.

Мать и дочь снова обнялись, и теперь это было объятие двух взрослых женщин.

Изабель выходила из часовни в Кавершаме после службы, когда прибыл Жан Дэрли. Его конь тяжело дышал от долгой скачки. На темных боках блестел пот. Сопровождающих Жана не было видно, видимо, он обогнал их. Вильгельм позавчера послал его в Уэльс, чтобы он разобрался с делами в Нетервенте, и Изабель была удивлена, снова увидев его так скоро.

Жан спешился и, шатаясь, подошел к ней. В руке у него был зажат полотняный мешок. Его взгляд был полон беспокойства.

— Миледи, с графом все в порядке? — то, как он задал вопрос, и то, что он не поприветствовал ее, выдавало его страх и объясняло причину его спешки.

— Ему не стало лучше, — она коснулась его запачканного рукава. — Но он пока жив и будет рад вас видеть.

Жан облегченно вздохнул и вытер лицо рукой.

— Слава Богу! Я все время, пока ехал, молился, чтобы не опоздать.

Он посмотрел на полотняный мешок, который держал в руках.

— Что в нем? — с любопытством спросила Изабель.

Он пожал плечами:

— Не знаю, миледи, но милорд настаивал, чтобы я обязательно привез его. Сверток лежал на дне его большого дорожного сундука в Пемброуке. Изабель нахмурилась. Она припоминала, что видела когда-то этот мешок, но никогда не обращала на него особого внимания. А в нем, оказывается, было что-то важное…

— Я посмотрю, не проснулся ли он, — сказала она. — Передохните, освежитесь, а потом идите в его покои.

Жан заморгал, как разбуженная днем сова, глядя на свою заляпанную грязью одежду, а потом презрительно фыркнул в сторону своей подмышки.

— Простите меня, миледи. Я думал только о том, как быстрее попасть в Кавершам.

— Тут не за что извиняться, — она легонько подтолкнула его. — Ступайте.

Она смотрела, как он уходит, спотыкаясь от усталости и немного косолапя после долгой скачки.

— Как ты думаешь, что там, мама? — спросила Махельт.

— Понятия не имею, — ответила Изабель, — но это, очевидно, имеет большое значение для твоего отца.

В мешке оказались два куска простой шелковой ткани, вытканной, однако с исключительным мастерством. Она даже казалась нерукотворной. Ткань расстелили на постели Вильгельма, и в его глазах вспыхнул живой огонек, которого Изабель не видела уже несколько недель. Он пощупал ткань, и на его лице появилось мечтательное выражение.

— Я купил это в Иерусалиме более тридцати лет назад, — рассказал он членам семьи и рыцарям, собравшимся у его постели. — Она — символ обета, который я принес Господу: что я сделаю все возможное, чтобы быть достойным Его. Я поклялся, что мое тело после моей смерти будет передано Ордену храмовников. Я до сих пор помню, как жару, мух, пыль у себя на зубах… и данную мной клятву. Я старался выполнять ее, хотя у меня и не всегда получалось.

Он молчал некоторое время, глядя на ткань. Изабель подумала было, что он устал, но цвет его лица был по-прежнему хорошим, без серо-восковых теней под глазами, которых она так боялась.

— Жан, — тихо произнес он после долгой паузы, — во имя твоей любви ко мне и твоей преданности мне я передаю это тебе на хранение. Укрой меня этой тканью, когда я умру, и гроб, в котором я упокоюсь.

— Да, милорд, — хрипло проговорил Жан.

— Хорошо. Еще я хочу, чтобы ты купил простого серого полотна, качество не имеет значения. Оно понадобится только для того, чтобы защитить шелк от грязи и дождя, если мое последнее путешествие придется на плохую погоду, — он говорил будничным тоном, как будто надиктовывал обычное письмо Вальтеру или Майклу. Его спокойствие в этот момент и то, насколько четкими были его указания, заставили Изабель прикусить губу. Махельт, стоявшая рядом с ней, плакала открыто.

— Будет исполнено, милорд, — сказал Жан дрогнувшим голосом. Его глаза наполнялись слезами.

Вильгельм коротко кивнул:

— После моих похорон отдай серое полотно братьям Ордена, и пусть они поступят с ним, как сочтут нужным.

— Милорд, — голос Жана оборвался, и он начал сворачивать шелк.

Вильгельм какое-то время наблюдал за ним, а затем взглянул на Изабель. Она сжала губы и не отвела взгляда, хотя рыдания душили ее.

— А сейчас, — тихо проговорил он, — я хочу остаться наедине с женой. Мне есть, что ей сказать, и, я думаю, ей тоже.

Собравшиеся покинули комнату. Жан держал шелк в руках очень почтительно и одновременно так, словно ему хотелось бы оказаться от него подальше. За последним человеком закрылась дверь, и Вильгельм с Изабель остались одни.