Читать книгу "Девочка по имени Зверек - Маргарита Разенкова"

Он подобрал их безотчетным движением, поднес к лицу и долго вглядывался в их мотыльково-трепетную белизну, едва тронутую по краям негрустным увяданием. Отец окликнул его с веранды – ветер качнул ветки вишен, – Тэдзуми произнес, обращаясь к самому себе:

– Крылышки цветов обрывает и уносит ветер. А кто поведет мою душу в подлунном мире?..

Стих? Вопрос?

Три лепестка, согретые ладонью Тэдзуми, обратились в три вопроса о жизненном пути – будто сама Судьба вложила в его руку эти лепестки как знак своего внимания, облеченный в беззащитную цветочную плоть. «Я говорю с тобой, – прозвучал вишневый голос Судьбы, – я обращаюсь к тебе, я предлагаю тебе три вопроса…» Но какие?

Наслаждаясь последними мгновеньями утренней тишины, Тэдзуми как раз пытался угадать эти вопросы, когда из-за поворота дороги, который он прекрасно мог разглядеть, не обнаруживая себя, так как еще с вечера по-военному рассчитал позицию для ночлега, послышался шум. Это были торопливые хрусткие шаги и громкое дыхание человека, явно не заботящегося о том, что его слышно издалека.

Тэдзуми это очень не понравилось: «Кто же бродит по лесу в одиночку с таким треском?!» Левой рукой он подхватил хоро, бесшумно перекинув ее на спину, правой – сжал рукоять меча и присел на корточки, готовый вскочить в любое мгновенье.

Шаги приближались. Теперь Тэдзуми мог видеть: невысокая хрупкая фигура стремительно двигалась меж деревьев в его сторону. И одновременно услышал, что это хлипкое существо («Подросток?») не просто громко дышит, а явно плачет. И плачет в голос, со свистом и хлюпаньем вдыхая, а выдыхая с тоненьким подвыванием.

«Девушка», – разглядел Тэдзуми и, вложив меч в ножны, опять улегся бы в траву, если бы его вдруг не посетила озадачивающая мысль. «Девушка? Здесь? Одна? Ладно, допустим, это ее дело, ее жизнь (ее карма – как сказал бы учивший меня монах), но что-то меня настораживает. Что?» И тут же понял: рыдающая девушка шла не по дороге – треща редким кустарником, путаясь и спотыкаясь в траве, – она не помня себя бежала прямиком к реке, не обращая никакого внимания на то, что мокрые ветки деревьев хлещут ее по лицу, а руки бьют воздух широкими махами, раздирая в клочья рукава простой рубашки-косодэ.

«Берег крутой, – только и подумал Тэдзуми. – Свалится же, дуреха!» И тут же вскочил, потому что за ничтожнейшее мгновение до этого той частью сознания, что управляла его правой рукой при фехтовании – чуть отстраненной, не контролируемой жестким вниманием, сводящим на нет интуицию, – угадал: сумасшедшая путница бежит топиться. И бросился следом.

Интуиция не подвела. Девушка была уже в двух шагах от воды, когда Тэдзуми почти настиг ее. Почти! Она оглянулась на бегу, хотя он бежал за ней едва ли не бесшумно, что-то выкрикнула в его адрес с неприятным свистом в голосе, подпрыгнула над краем отвесного берега и камнем рухнула вниз. Тэдзуми, на ходу срывая с себя хоро и меч, рванул за нею.

Вода ожгла упругим весенним холодом, перехватила ледяным обручем горло, останавливая дыхание, но Тэдзуми уже крепко держал неудачливую (или, наоборот, удачливую?) утопленницу, обхватив ее за пояс. Пришлось повозиться, выкарабкиваясь по скользкой траве на пологое место. Но, в общем, Тэдзуми мог поздравить себя если не со спасением девушки, так хотя бы с тем, что за то короткое время, что они провели в воде, их почти не снесло по течению и воды они не наглотались. Свое оружие и сумку он заприметил неподалеку, а заприметив, принялся разбираться с горе-утопленницей.

Заняться было чем: девчонка норовила вырваться из его рук и броситься обратно в речку. И молотила руками, будто била крыльями огромная обезумевшая птица, попавшая в силки. Еще немного – и она, пожалуй, вырвалась бы. Пришлось применить грубую силу и обхватить ее поперек, прижав к туловищу бессмысленно двигающиеся руки, как пеленают младенцев. Девушка еще крутила головой и тянула шею, чтобы изловчиться и укусить своего спасителя куда придется. Тэдзуми сжал «объятия» еще сильнее, так что уже боялся, не хрустнули бы ее по-птичьи тонкие кости, сделал свирепое лицо и прорычал ей прямо в ухо:

– Живо уймись! А не то я отрублю тебе ноги! – Удивился при этом собственной нелепой мысли: «Почему ноги? Если рассуждать последовательно, руки ее мне куда больше мешают».

То ли перспектива обезножить показалась страдалице значительно ужаснее, чем утопление, то ли холод мокрой одежды забрал последние силы из видевшегося таким чахлым, но оказавшегося жилистым тела, но она вдруг затихла, судорожно вздохнув, и, закрыв глаза, обмякла. В этот же миг и сам Тэдзуми наконец ощутил пронизывающий до нутра холод.

Он расцепил руки и уложил девушку на траву. Потом отжал, как мог, на себе одежду и привел в порядок тёммаге, скрученный на макушке пучок волос, сходил за своими вещами, размышляя, не развести ли костер: его начинало знобить. Следовало, вообще-то, сначала как следует разглядеть «добычу», а может, и приступить к допросу.

Но разглядывать было особенно нечего: жилистая худоба, драное косодэ, сбитые в кровь грубые подошвы – крестьянка. Тэдзуми даже пожалел, что вмешался в ход ее кармы. Допрашивать, исходя из увиденного, тоже оказалось некого и незачем: это был не военный «трофей», не знатная девушка, а крестьянка, и задуманное ею самоубийство явно не было ритуальным. Но Тэдзуми все же решил задать пару-тройку вопросов:

– Говори, кто ты и из какой деревни?

Кося перепуганными глазами на Тэдзуми, на его самурайское одеяние и меч, девушка пролепетала:

– Деревня… там… – Она махнула рукой куда-то за спину Тэдзуми, одновременно пытаясь вежливо кланяться. Но движения от холода были непослушны, и оттого получались не поклоны, а какое-то нервное дергание.

Имя свое она тоже назвала, но так жевано-невнятно, что Тэдзуми не понял, а переспрашивать поленился. Ему стало неприятно смотреть на ее птичьи клевки, и он, отведя взгляд, велел ей, не оставляя приказного тона:

– Вставай. Я отведу тебя в твой дом.

Но она еще мельче затрясла головой и, еле справляясь с прыгающим подбородком, заныла-запричитала:

– Нет… нет… нет… Не надо, умоляю!

– Вот еще! Я не оставлю тебя в лесу. Если уж меня угораздило спасти тебе жизнь, так я, по крайней мере, доведу это дело до конца! Быстро вставай, у меня нет лишнего времени, чтобы возиться тут с тобой. Ну!

Для острастки он с угрозой взялся за меч, и девица тут же завозилась в траве, пытаясь подняться. Она, очевидно, старалась, но то ли переволновалась, то ли от холода у нее свело ноги, то ли Тэдзуми перестарался, угрожая мечом, но большее, чего она достигла, это встала на колени. И так и стояла перед ним, обхватив себя за мокрые плечи.

Тэдзуми тоже замерзал – надо было что-то предпринимать. Не говоря ни слова, он взвалил спасенную себе на плечо, как сноп, и зашагал в указанном ею направлении. Быть может, от страха перед самураем она тут же потеряла сознание, обвиснув вдоль его спины нелепым тяжелым кулем.

Деревня действительно оказалась неподалеку, надо было лишь немного пройти по лесной тропе. Завидев его, крестьяне испуганно приседали, выглядывая, как зверюшки, из-за ветхих глиняных изгородей.