Читать книгу "Путешествие по Сибири и Ледовитому морю - Фердинанд Врангель"

Здешние якуты от частых сношений со своими соплеменниками, около Якутска живущими, утратили первобытную чистоту нравов. Взаимная недоверчивость и страх покражи принуждают здешних якутов жить в одной юрте со всем своим домашним скотом. Можно представить после этого чистоту и воздух в подобном жилище. Колымские якуты, особенно в местах, лежащих вдали от большой дороги, где не проходят караваны с водкой, живут гораздо опрятнее: дома их чище и одежда лучше здешних. Во время пребывания моего в Верхоянске свирепствовало там и в окрестностях особого рода простудное поветрие, обнаружившееся сильным стеснением в груди, головной болью и стрелянием в ушах. Болезнь появилась оттого, что после необыкновенно густого тумана, наполнявшего атмосферу в течение целой недели, внезапно наступили сильные морозы.

От 23-го до 26-го декабря термометр Реомюра показывал 36, 40, 42 и даже 42 ½° холода. Все жители более или менее были нездоровы, и я также страдал нестерпимым стеснением в груди, от которого избавился только при помощи медика в Якутске. Казак, посланный туда вперед с бумагами, сделался жертвою этой болезни. По общему здесь мнению, как эта, так и другие эпидемии, гибельны только коренным и постоянным жителям Сибири, а для проезжающих и короткое время живущих здесь не опасны.

Встретив праздник Рождества Христова в Верхоянске, 27-го декабря отправились мы в дальнейший путь.

Стужа не умерялась: ртуть в термометре постоянно стояла на 40° ниже точки замерзания. При таком холоде всякая поездка, даже в санях, затруднительна, а верхом на лошади несносна. Без собственного опыта нельзя составить себе верного понятия о тех мучениях, с какими сопряжено подобное путешествие. Закутавшись в толстые, но промерзшие меховые платья, около пуда весом, дышать можно только украдкой из-за медвежьего воротника, покрытого густым инеем; меховая шапка закрывает все лицо, ибо внешний воздух столь резок, что каждый вздох производит несносно болезненное чувство в горле и легких. Сверх того путешественник, в продолжение десяти часов (обыкновенного переезда от одного ночлега или привала к другому) прикован к лошади, с трудом пробирающейся по глубокому снегу, в котором человек утонул бы, не говоря уже, что в тяжелой шубе всякое движение почти невозможно.

Лошади терпят столько же, сколько и всадники, от холода, равно на них действующего. Около ноздрей образуются у них ледяные закраины и сосульки, препятствующие дыханию. Они извещают о том болезненным ржанием и судорожным трясением головы. Ездок должен поспешить подать в таком случае помощь своей лошади, а без того она может задохнуться. На бесснежных ледяных пустынях при слишком сильной стуже копыта лошадей нередко трескаются. Караван всегда бывает окружен густым синим облаком, производимым собственными его испарениями. При сильнейших холодах даже снег, более и более сжимаясь, отделяет от себя теплотвор[203].

Водяные частицы паров мгновенно превращаются в миллионы ледяных блесток, наполняют всю атмосферу и производят беспрерывный шорох, несколько похожий на звук, происходящий от раздирания бархата или толстой шелковой материи. Даже олень, вечный житель отдаленнейшего севера, ищет в лесах защиты от ужасного холода. На тундрах олени становятся в тесные кучи, стараясь согреть друг друга своими испарениями. Только зимний ворон медленным, слабым полетом рассекает ледяной воздух, оставляя за собой тонкую как нить струйку пара, и не одни одушевленные, но даже и неодушевленные предметы, подвержены бывают ужасному влиянию стужи.

Вековые деревья трескаются с оглушительным шумом, который раздается в степях, как выстрелы среди моря; тундры и скалистые долины щелятся, образуя глубокие рытвины; скрытая в недрах земли вода дымясь разливается по поверхности и мгновенно превращается в лед, а в горах огромные скалы отрываются и с грохотом катятся в долины. Даже на самый воздух простирается влияние сильных морозов. Столь часто и справедливо восхваляемая, величественная красота темно-голубого полярного неба пропадает в атмосфере, сгущенной стужею; звезды теряют свой обыкновенный блеск и сияние их становится тусклым. Таинственная, поэтическая прелесть лунной ночи исчезает там, где мертвая природа скрыта под белым саваном снегов, и задавленное однообразием воображение тщетно ищет предмета своей деятельности в стране, где все неподвижно и где последние усилия животного организма человеческого клонятся только к тому, как спастись от замерзания.

Нам предстоял еще трудный переход через Верхоянские горы. Мы достигли подошвы их 4-го января. Резкий ветер вырывался из ущелий их с неимоверной силою и грозил гибелью отважному путнику. Мы решились провести ночь и ожидать перемены в построенной здесь поварне. Тотчас после заката солнца густой ледяной туман, вытесненный ветром с гор и из оврагов, разлился по долине и обхватил весь видимый горизонт. Вместе с тем поднялась ужасная буря: ветер набегал порывами на лес, ломая и опрокидывая вековые деревья, и только малая вышина нашей утлой хижины спасала ее от разрушения. Зато нам угрожала ежеминутная опасность быть раздавленными каким-либо из окружавших нас деревьев. Так провели мы ночь.

К утру буря затихла; атмосфера очистилась, и температура сделалась умереннее; термометр показывал только 19° холода, и такая погода казалась нам уже весьма сносною после бывших до того морозов. Мы поспешили воспользоваться столь благоприятной переменой и совершили переход через горы довольно скоро и без особенных затруднений. Января 7-го спустились мы счастливо с горного хребта в большой сосновый лес. Вид огромных вечнозеленых деревьев произвел на нас самое приятное впечатление, напоминая нам другие, более благословенные страны отечества. Проехав еще несколько таких лесов, 10-го января прибыл я счастливо в Якутск. Здесь встретил меня сотоварищ и друг лейтенант Анжу, возвратившийся из его трудного и опасного путешествия.

В продолжение почти четырехлетнего отсутствия моего Якутск значительно переменился и улучшился. Между другими улучшениями было и то, что бесполезный старый деревянный острог разломали и из уцелевших в нем годных бревен построили дом для клуба, куда в положенные дни собираются почтеннейшие жители города. Здесь нашел я хорошо освещенную залу, буфет с разными кушаньями и напитками, бильярд, комнату для карточной игры и пр. По праздникам здесь обедают, танцуют, а иногда зал превращают в театр и разыгрываются разные пьесы. В наше время давали тут оперу «Мельник». Актерами были молодые казаки и играли весьма порядочно. Предки их строили острог, который, превратившись ныне в храм Талии, вместо ужаса, разливает общее удовольствие. Всеми такими улучшениями обязан был Якутск своему тогдашнему городничему Мордвинову.

Здесь, собственно, кончилась наша поездка. Все наши спутники один за другим оставляли город, спеша на родину. Только мы с Анжу должны были прожить в Якутске еще целый месяц для совершенного окончания счетов, и не прежде 8-го февраля могли отправиться в дальнейший путь. Февраля 25-го прибыли мы в Иркутск, где ожидал нас доктор Кибер. Здесь испросили мы позволения генерал-губернатора Александра Степановича Лавинского посетить горячие ключи, находящиеся по ту сторону Байкала и доставившие нам некоторое облегчение от мучительного ревматизма, неизбежного следствия путешествий по полярным странам.