Читать книгу "Жизнь Шарлотты Бронте - Элизабет Гаскелл"

Петр стал воином; и если бы не его пыл [и если бы у него не было такого пыла], проистекавший от крепкого здоровья, из него вышел [получился] бы смелый воин, но не более того. Однако его пыл исходил из глубины души, пламя его было чистым и поднималось к самому небу.

Без сомнения [Действительно], юность Петра была полна бурных страстей; могучие натуры доходят до крайностей во всем, они не знают середины ни в добрых, ни в злых делах. Петр поначалу жадно искал славы, которая меркнет, и обманчивых удовольствий, однако вскоре открылось [вскоре он осознал], что то, за чем он гонится, – не более чем призрак, которого нельзя настичь. И тогда он вернулся к началу, но на этот раз избегал торных путей, ведущих к погибели, и избрал дорогу узкую, ведущую к жизни; потому что [поскольку] путь был долгим и трудным, он оставил шлем и оружие солдата и облекся в скромное одеяние инока. За жизнью военной последовала жизнь монашеская, ибо крайности сходятся и для человека искреннего искренность раскаяния приводит [неизбежно влечет за собой] к суровому покаянию. [Вот отчего Петр стал монахом!]

Однако Петр [он] обладал качествами, которые не позволяли ему долго пребывать в бездействии. Его обуревали мысли, которые его положение [положение, в котором он находился] не могло смирить. Ему недостаточно было самому быть верующим, быть убежденным в истине Христианизма (sic), он считал, что вся Европа и вся Азия должны разделить его убеждения и принять веру в Святой Крест. Его [пылкая] набожность, вдохновленная Святым Духом, вскормленная одиночеством, породила вдохновение в его душе [наполняла его душу вдохновением]. И когда он покинул свою келью и вернулся в мир, подобно Моисею несущий Божественную печать на своем лице, все признали в нем истинного апостола Святого Креста.

Сам Магомет не мог сдвинуть с места столько разнеженных племен Востока, сколько суровых народов привел в движение на Западе Петр. Должно быть, его красноречие было наделено той почти волшебной силой, [благодаря которой ему] которой удалось убедить королей заставить свои королевства выделить [дать] оружие и солдат, чтобы помочь Петру [в распоряжение Петра] в священной войне, которую он желал вести против неверных. Энергия Петра [Пустынника] не была никоим образом физической, поскольку природа или, лучше сказать, Бог безразлично распределяет свои дарования: одному из своих детей Он дарует грациозность, красоту и телесное совершенство, другому – дух и нравственное величие. Петр был невысокого роста, не слишком привлекательным внешне, но обладал такой смелостью, такой стойкостью, таким энтузиазмом и энергией, которые сокрушали любое препятствие и превращали волю одного человека в закон для целой нации. Чтобы правильно представить себе влияние, которое оказал этот человек на характеры [явления] и идеи своего времени, надо представить его посреди армии крестоносцев одновременно и пророком, и воином. Бедный отшельник в нищей [бедной] серой одежде выглядит более могущественным, чем сам король. Он окружен [страждущей] толпой, эти люди не видят никого, кроме него, в то время как сам он не видит ничего, кроме небес; его глаза, поднятые ввысь, кажется, говорят: «Я вижу Бога и Его ангелов, и я забыл, как выглядит земля!»

В этот момент [Однако эта] нищая серая одежда [ряса] для самого Петра – то же, что одеяние пророка Илии, она есть облачение вдохновения, и Петр [он] читает знаки будущего, он видит обретенный Иерусалим, [он видит] освобожденный Гроб Господень, он видит, как серебряный полумесяц, сброшенный с Храма, сменяется хоругвью и красным Крестом. И не один Петр видит эти чудеса: он заставляет всех окружающих видеть их. Он воскресшает надежду и смелость в них [во всех этих людях, измученных невзгодами и лишениями пути]. Битва состоится только завтра, но кто победит – решено уже сегодня вечером. Петр обещал победу, и крестоносцы верят его слову так, как верил Израиль Моисею и Иисусу Навину (фр.).

160 Битва при Гастингсе – сражение 1066 г. между англосаксонскими войсками и армией нормандского герцога Вильгельма, решающее событие для завоевания Англии.

161 «Она была вскормлена Библией» (фр.).

162 «Описание посмертное английской королевы» (фр.) – надгробная речь французского проповедника и богослова Жака Бениня Боссюэ (1627–1704) в честь королевы Генриетты Марии (1609–1669), вдовы Карла I.

163 Имеется в виду шеститомное сочинение французского историка Франсуа Гизо (1787–1874) «История английской революции» (Histoire de la revolution d’Angleterre, 1826–1856).

164 Имеется в виду книга лекций британского историка и писателя Томаса Карлейля (1795–1881) «О героях, их почитании и героическом в истории» (On Heroes, Hero-worship, and the Heroic in History, 1841).

165 «Письмо миссионера из Сьерра-Леоне в Африке» (фр.).

166 Большие каникулы (фр.).

167 Имеется в виду семейство Диксон.

168 Имеется в виду семейство Уилрайт; их старшая дочь Летиция стала подругой Ш. Бронте на всю жизнь.

169 Религиозное чтение (фр.).

170 Перевод И. Е. Грушецкой и Ф. Л. Медельсона.

171 Преподобному господину Бронте, евангелическому пастору и проч. и проч.

В субботу 5 ноября

Сударь,

весьма печальное событие заставило Ваших дочерей срочно вернуться в Англию, и их отъезд чрезвычайно огорчил нас, но в то же время вызвал и полное мое одобрение. Вполне естественно, что они решили утешить Вас в Вашем горе о той, которую взяло от Вас небо, и быть ближе к Вам, чтобы Вы могли лучше оценить тот дар, которым небо наградило Вас и который по-прежнему остается с Вами. Надеюсь, Вы простите меня, сударь, за то, что я пользуюсь этим обстоятельством, чтобы выразить Вам свое глубокое уважение. Я не имею чести знать Вас лично, но в то же время испытываю по отношению к Вам чувство искреннего почтения, поскольку по детям можно безошибочно судить об отце; и в этом смысле воспитание, которое мы обнаружили в Ваших дочерях, дает нам самое высокое представление о Ваших достоинствах и Вашем характере. Вам, без сомнения, будет приятно услышать, что Ваши дети весьма продвинулись во всех выбранных ими областях обучения и что этим прогрессом они обязаны исключительно своему трудолюбию и прилежанию. Таких учениц нам было почти нечему учить, и их продвижение есть плод Ваших трудов в большей степени, чем наших. У нас не было достаточно времени на то, чтобы преподать им многое, они обучились этому в родительском доме, и нам остается всего лишь направить их усилия и дать достойную пищу тем похвальным знаниям, которые Ваши дочери почерпнули из Ваших уроков и Вашего примера. Пусть же заслуженные похвалы, которые мы выражаем Вашим детям, послужат Вам некоторым утешением в том несчастье, которое Вас постигло, и с этой надеждой и пишем Вам; пусть это послужит для мадемуазель Шарлотты и мадемуазель Эмили прекрасной наградой за их усердие.

Теряя наших дорогих учениц, мы не можем скрыть от Вас, что испытываем печаль и беспокойство; мы скорбим, поскольку это скорое расставание разобьет те почти родительские чувства, которые они нам внушили, и наша боль возрастает при виде прерванных трудов, столь славно начатых и требующих только небольшого времени, чтобы прийти к столь же славному завершению. Через год каждая из Ваших барышень была бы совершенно в безопасности от возможных превратностей судьбы, каждая из них получила бы одновременно и образование, и педагогическую подготовку. Мадемуазель Эмили собиралась учиться играть на пианино, получая уроки у лучшего из бельгийских учителей; она и сейчас уже имела учениц; она утратила бы пробелы в знаниях и еще больше мешающую ей робость. Мадемуазель Шарлотта уже начинала давать уроки на французском и приобретать ту уверенность в себе, тот апломб, который так нужен педагогу; еще лишь год – и работа была бы закончена, и хорошо закончена. Тогда мы смогли бы, если Вам будет угодно, предложить Вашим дочерям – по крайней мере одной из них – место, соответствующее ее вкусам и способное дать ей ту прекрасную независимость, которую так трудно обрести молодой особе. Поверьте, сударь, что нами движет отнюдь не личный интерес, речь идет о сердечной привязанности. Надеюсь, Вы простите мне эти слова о Ваших детях, но мы так озабочены их будущим, как будто они являются членами нашего семейства. Их личные качества, их добросовестность, их исключительное усердие – вот и все причины, которые толкают нас на это, может быть, рискованное предложение. Мы знаем, сударь, что Вы способны более зрело и мудро, чем мы, оценить последствия, которые будет иметь для Ваших дочерей незаконченное образование. Вы сами решите, как следует поступить, и простите нам эту вольность, если соблаговолите принять во внимание, что причиной, побудившей нас действовать таким образом, было самое бескорыстное чувство, огорчающая нас необходимость смириться с тем, что мы не сможем больше быть полезны Вашим милым детям.