Читать книгу "Коллекция китайской императрицы. Письмо французской королевы - Елена Арсеньева"

– Диего! – заорал в это мгновение Лев Иваныч. – Ай эм лисн! Ай эм лисн ту ю! Йес, олл из нормал! Энд хау а ю? Ху? Элен! Я эм лисн ту ю, ай эм лисн ту хё. О, ши из спикинг он зэ май хоум телефон! Ю а спикинг он зэ мобиль, энд Элен из спикинг он зэ хоум фоун!!! Йес, нау, нау, ин зис тайм!!!

Алёна с замиранием сердца продиралась сквозь пиджин-инглиш Льва Иваныча. Муравьев сообщал Диего, что говорит с Элен сейчас, в эту самую минуту, по домашнему телефону. С Диего – по мобильнику, а с Элен – по домашнему. Это была просто какая-то фантастика!

– Елена Дмитриевна! – заорал в ухо Лев Иваныч. – Мне звонит коллега Малгастадор!

– Да я поняла, что он вам звонит! Но почему… но как…

– Ваша подруга сообщила, что ему нужно срочно с вами связаться, но у вас телефон занят. Что ж вы просите человека вам перезвонить, а сами по телефону разговариваете?

У Алёны Дмитриевой было одно свойство… в самые рискованные минуты ее не столько на патетику тянуло, сколько безумный какой-то смех пробивал. Может, это извращение, конечно, но вот… имело место.

– Да я ведь с вами по этому телефону говорю, Лев Иваныч, – пояснила она сдавленным голосом. – Поэтому он и занят.

– А другого телефона нет? – озабоченно спросил Муравьев. – А то мы сейчас устроили бы селекторное совещание… Мой французский… прошу прощения, на нуле, а английский на троечку. А вы бы и ему, и мне рассказали, что нарыли. И повторяться бы не пришлось, и сразу бы все точки зрения свели.

– Хорошо бы, – вздохнула Алёна, – только второго аппарата у меня нет…

– Вы можете воспользоваться моим, – послышался вежливый мужской голос, и что-то сильно ткнуло Алёну в бок.

Она повернула голову. Рядом сидел светловолосый молодой человек в синей куртке, легковатой, пожалуй, для русской зимы. В одной руке он держал черный «Sagem» и протягивал его Алёне.

– S’il vous plaît! – сказал он и улыбнулся всем своим красивым, точеным, румяным и белокожим, хищно-горбоносым лицом. А потом еще крепче прижал другую руку к боку Алёны.

Больно. Смертельно больно.

1789 год

– Прочти-ка это, Петруша.

– Да как же, Иван Матвеевич… Ваше послание… Посольское секретное донесение… к его сиятельству князю Безбородко…

– Читай, говорю!

– Извольте. «Революция во Франции свершилась, и королевская власть уничтожена. Восстание города Парижа, к которому умы, казалось, были подготовлены, разразилось на другой день после отъезда г-на Неккера. В следующие дни оно продолжало разрастаться, как вы, ваше сиятельство, увидите из прилагаемого «Журнала» о происходившем здесь с субботы до пятницы; к нему я беру на себя смелость присоединить несколько печатных изданий, во всех подробностях излагающих событие, которого Европа никак не ожидала. Это восстание сопровождалось убийствами, вызывающими содрогание; обстоятельства, при которых они были совершены, доказывают невинность нескольких жертв.

Жестокость и зверство французского народа проявились при всех этих событиях в тех же чертах, как и в Варфоломеевскую ночь, о которой мы еще до сих пор с ужасом читаем, с тою только разницей, что в настоящее время вместо религиозного фанатизма умы охвачены политическим энтузиазмом, порожденным войною и революцией в Америке.

Если бы король отказался подчиниться требованиям Постоянного муниципального комитета, народ, по всей вероятности, сверг бы его; таким образом, этот добрый государь, не желающий никому зла, был поставлен в жестокую необходимость сдаться на милость бунтовщиков, тем более что французская гвардия его подло покинула и он совсем не мог полагаться на войска, сосредоточенные вокруг Парижа и Версаля.

Всякое внешнее сообщение прервано с понедельника для всех, независимо от их звания, и буржуазная гвардия у застав довела строгость при обысках до того, что раздевала лиц обоего пола, как выходивших из города, так и входивших в него.

Я счел своим долгом не медлить с отправкой курьера с известием о событии столь большой важности при любых обстоятельствах и имеющем в настоящее время особое значение для нашего двора.

Было бы заблуждением рассчитывать теперь на союз и тем более на политическое влияние Франции. Каковы бы ни были соображения нового министерства по отношению к предполагаемому союзу с Ее Императорским Величеством, оно не может уделить ему большого внимания, и надо рассматривать Францию при решении стоящих перед нами в данный момент вопросов, как несуществующую. Я не беру на себя смелость давать советы, но все же считаю своей обязанностью доложить о положении дел, каким оно мне представляется, и сказать, что Франция, даже с наилучшими намерениями по отношению к нам, не сможет оказать нам никакой услуги и что союз с ней будет иллюзорным для Российской империи. Кроме того, нация питает отвращение к союзу с австрийским домом из-за королевы, и если бы даже можно было заключить договор, он был бы нарушен, потому что министры будут вынуждены следовать принципам и побуждениям третьего сословия, которые возьмут верх над всеми другими соображениями. Если императрице нужны посредники, чтобы облегчить завершение двух войн, которые она ведет, то будет совершенно необходимо обратиться к кому-либо другому.

Ваше сиятельство должны объяснить моим усердием к службе и интересам нашей великой и августейшей государыни ту свободу, с которой я выражаю свое мнение о том, что касается этих интересов. Все поражены при виде того, как в течение тридцати шести часов французская монархия была уничтожена и ее глава вынужден соглашаться на все, чего разнузданный, жестокий и варварский народ требует от него с такой дерзостью и таким повелительным тоном, и еще считать себя при этом очень счастливым, что народ соблаговолил удовлетвориться его отречением от своей власти и от своих прав.

Многие придворные уехали. Среди них называют г-жу де Полиньяк, герцогиню де Ламбаль, герцогиню де Гиш, ее дочь, графа де Водрейль, г. барона де Безанваля, подполковника швейцарской гвардии, и многих других. Принц Ламбеск вместе с маршалом де Брольи уехал во главе королевского немецкого полка, который провел ночь с пятницы на субботу в Сен-Дени, на пути к Нанси»[82].

– Герцогиня де Ламбаль… Уехала! Значит, и Мадлен в Париже больше нету… Не увижу ее… То-то бродил я возле дворца герцогини, а там заперто все, не пройти. А в королевский дворец письмо доставить – как? Мыслимо ли?! Кто меня туда пустит?!

– Ты чего бормочешь, Петр Григорьев?

– Да это я так, ваше превосходительство, Иван Михайлович. Просто так…

– Заметил, что я написал про курьера?

– Конечно, как не заметить! Кого посылаете?

– Тебя.

– Меня?! Но как же… Я ж…

– Что ты?

– Я ж за другим делом в Париж прибыл. Мне Виллуана отыскать надо.