Читать книгу "Книга Пыли. Тайное содружество - Филип Пулман"

Она машинально взяла карты. Это слово – «машинально» – само возникло у нее в голове… будто рука у нее была механическая, а не живая… и ощущения в коже и нервах были просто изменениями частоты антарного тока, бегущего по медной проволоке.

Вместе с этим видением собственного тела как чего-то неживого и механического пришло чувство безграничной опустошенности. Она была не просто мертва сейчас – она всегда была мертва, а жизнь ей только снилась, и в самом сне тоже не было жизни… Все – лишь бессмысленное и безразличное мельтешение частиц у нее в мозгу… только это, ничего больше.

Однако эта цепочка идей сумела пробудить реакцию – Лира содрогнулась. Нет! Это ложь! Клевета! Я не верю! Все бы хорошо, но на самом деле она верила, здесь и сейчас, в это самое мгновение – и эта вера ее убивала!

Она беспомощно шевельнула руками – своими механическими руками! – и несколько карт упали на пол. Она наклонилась, чтобы собрать их. На первой же, которую она подняла, была изображена женщина, которая шла через мост. Она несла корзину; день, видимо, выдался холодный – на плечах у нее была шаль. Женщина смотрела за пределы картинки – вообще-то она смотрела прямо на Лиру. Лира слегка вздрогнула – в этой женщине она узнала себя.

Положив картинку на пыльный диван рядом с собой, она подобрала следующую карту, первую попавшуюся.

На этой несколько человек – явно путешественников – шли мимо лошадей, нагруженных всяким скарбом. Все они двигались в том же направлении, что и женщина на предыдущей карте, – слева направо. Поклажа на спинах лошадей казалась очень тяжелой. Представь вместо лошадей верблюдов, а вместо деревьев – песок, и пожалуйста: караван, идущий Великим шелковым путем через пустыню.

Где-то далеко, словно в миле от нее, летним вечером звонил тихо колокол… Звук был слабый, как аромат одного-единственного цветка, который принесли в комнату из сада… Лире показалось, что здесь не обошлось без тайного содружества.

Еще одна карта. Эта уже появлялась в сказке старика: дом и колодец среди деревьев. Однако Лира теперь заметила то, чего не видела раньше: дверь в дом аркой окаймляли пышно разросшиеся розы.

Я могу выбрать… подумала она. Могу сама принять решение и поверить в тайное содружество. Совершенно не обязательно быть такой скептичной. Если свободная воля существует, и она у меня есть, – я могу выбрать это.

Еще карту.

Она перетасовала колоду, сняла, перевернула карту, оказавшуюся сверху, и положила ее рядом с последней. На ней оказался молодой человек с мешком за плечами: он шел к каравану и женщине с корзиной. Постороннему глазу он вряд ли показался бы похожим на Малкольма… не больше чем женщина с корзиной была похожа на Лиру, но это уже не имело значения.

Поезд начал замедляться. Паровоз свистнул – и этот свист показался ей очень одиноким. Эхо подхватило и унесло его в горы. Лира когда-то знала одно французское стихотворение… про одинокий рог в лесу. На склонах замелькали огоньки, потом их стало больше – освещенные здания, целые улицы. Поезд приближался к вокзалу.

Лира собрала карты, убрала в коробочку и вместе с алетиометром положила их в рюкзак.

Поезд остановился. Название станции, намалеванное на доске, ничего ей не говорило, но это точно была не Селевкия. Местечко было небольшое, но вся платформа была наводнена людьми. Солдатами.

Лира забилась в угол и покрепче обхватила рюкзак руками.

Глава 29. Вести из Ташбулака

Сообщение, которое доставил Гленис Годвин курьер кабинета министров, было кратким: «Канцлер Тайного фонда будет очень рад, если миссис Годвин соблаговолит посетить его сегодня в 10:20». Далее следовали неразборчивые и, можно сказать, неуважительные каракули, в которых Годвин узнала подпись канцлера Элиота Ньюмана. В штаб «Оукли-стрит» послание доставили в 9:30, значит, времени оставалось лишь на то, чтобы добраться через весь Лондон до кабинета канцлера на Уайтхолл-стрит. Посовещаться с коллегами уже было некогда. Гленис успела только сказать секретарше: «Ну что, Джилл, время пришло. Нас закрывают. Передай всем начальникам отделов, что на сцену выходит Кристабель».

«Кристабель» было кодовым названием давно готового плана по изъятию и сокрытию самой важной и актуальной документации. Статус «Кристабель» регулярно пересматривался, о его существовании знали только начальники отделов. Если все пройдет гладко, основная масса бумаг, относящихся к текущим проектам «Оукли-стрит», разойдется по тайникам, устроенным в самых разных местах – в запертой дальней комнате прачечной в Пимлико, в сейфе торговца бриллиантами в Хаттон-гарден, в сундуке церковной ризницы в Хемел-Хемпстед и так далее, – уже к той минуте, когда Годвин переступит порог кабинета канцлера в Уайтхолле.

Секретарь, встретивший ее у дверей, был необыкновенно молод («Хорошо, если год как начал бриться», – подумала Годвин) и продемонстрировал изысканные манеры и вежливую снисходительность, на что Гленис ответила сердечной теплотой, будто имела дело с любимым племянником, и даже ухитрилась выудить из юного чиновника немного информации, на которую даже не рассчитывала.

– Откровенно говоря, миссис Годвин, все просто на ушах стоят из-за предстоящего визита. Нас посетит новый президент Верховного совета Магистериума… но, разумеется, я вам ничего не говорил, – поспешил добавить юноша.

– Умный человек знает, когда нужно хранить тайну, но лишь истинный мудрец понимает, когда покров тайны следует приподнять, – торжественно произнесла Гленис Годвин, поднимаясь вслед за секретарем по лестнице. О визите Деламара в Лондон она сейчас услышала впервые.

Молодой помощник канцлера, как и следовало ожидать, пришел в восторг от собственной мудрости, провел Гленис в приемную, негромко постучал во внутреннюю дверь и почтительно доложил о посетительнице.

Элиот Ньюман, канцлер Тайного фонда, был высоким, представительным мужчиной. Его черные волосы были гладко прилизаны, на носу сидели очки в толстой черной оправе, его деймон-кролик тоже был черным. Мистер Ньюман не провел на своем посту еще и года; Гленис Годвин до сих пор встречалась с ним лишь однажды – ей тогда пришлось слушать долгие и невежественные разглагольствования о том, почему «Оукли-стрит» бесполезна, невыгодна и «антисовременна» (последним модным словом называли все, что не нравилось правительству Его Величества). Ньюман не встал навстречу гостье, не протянул ей руки. Но Гленис ничего другого и не ожидала.

– Это ваше отделеньице, как оно там называется… – Канцлер прекрасно знал, как называется «Оукли-стрит», но все равно взял со стола бумагу и прищурился, словно пытался разобрать, что там написано. – Разведывательное подразделение кабинета Тайного фонда… – прочитал он вслух, не скрывая брезгливости, и откинулся на спинку кресла, словно уже сказал все, что хотел. Но Годвин понимала, что фраза не окончена, и продолжала кротко смотреть на канцлера.

– Ну? – поторопил ее Ньюман, всем своим видом и тоном выражая едва сдерживаемое нетерпение.

– Да, это полное название нашего подразделения.