Читать книгу "Тюдоры. От Генриха VIII до Елизаветы I - Питер Акройд"

Церковь зримая была далека от совершенства, поневоле включая в себя как святых, так и грешников, но ведь и она существовала в несовершенном мире. Попытки добиться ясности в вопросах, неисповедимых в земной жизни, ни к чему не приводят; споры о предопределении нецелесообразны и вредны, поскольку правда никогда не откроется на земле. Конгрегации верующих должны полагаться на молитвы и таинства как духовные стержни их веры. На таком фундаменте зиждилось религиозное сообщество.

Относительно кальвинизма в Женеве Хукер отмечал: «Наше убеждение таково, что о нем известно лишь нашей эпохе; что те, кто его защищает, его же и придумали; что ни Христос, ни апостолы никогда не проповедовали его, совсем наоборот». Он признал, что католическая церковь по-прежнему является частью семейства Иисусова, то есть христианской церкви, но запятнана «гнусными и чудовищными кощунствами»; англиканская церковь была церковью истинной, очищенной от этих пороков.

Хукер заявил далее, что церковь и государство представляют собой фундаментальные основы всеобщего блага и оба должны подчиняться естественному Закону Божьему, как его понимает человеческий разум. Христианское учение о Троице, например, не выражено в Библии явно, поэтому оно должно выводиться путем рассуждений. Взаимодействующие институты — церковь и государство — могут управляться христианским монархом. Христианский мир являет собой церковь зримую, сплоченную воедино молитвами и священными обрядами. Хукер далее приводит аргументы в обоснование англиканской церкви. Можно с уверенностью утверждать, что англиканство не существовало до появления его трактата.

Томас Фуллер в «Церковной истории Британии», написанной двумя поколениями позже, отмечал: «Голос господина Хукера был тих, рост невелик, а мимика отсутствовала; неподвижно стоял он за кафедрой, своей позой отражая ум, неколебимый во мнениях».

Эссекс при помощи братьев Бэкон сосредоточил в своих руках контроль над всей разведкой. Он сыграл важнейшую роль в раскрытии очередного заговора против королевы. Антонио из Крату[92], претендент на трон Португалии, нашел убежище в Англии. Когда обнаружилось, что некоторые его сторонники продают тайны испанцам, Эссексу поручили расследование. В ходе следствия он обнаружил — или по крайней мере открыто заявил об этом, — что португалец Родриго Лопес, врач королевы, собирался отравить ее. Хоть Лопес внешне и выдавал себя за протестанта, на поверку он оказался евреем. Подозрения на его счет были, таким образом, частью антисемитской атмосферы, в которой родился «Мальтийский жид» Кристофера Марло[93].

Роберт Сесил, не склонный вставать на сторону Эссекса в важных вопросах, доложил королеве, что против ее доктора никаких доказательств нет. Елизавета назвала Эссекса «легкомысленным и безрассудным юнцом». Тогда Эссекс, стремясь защитить свою репутацию, удвоил усилия. Именно тогда ему наконец удалось раскрыть заговор. Лопеса забрали в Тауэр, где в ходе пыток он во всем сознался. Его приговорили к смертной казни. Эссекс снискал еще большую славу благодаря тому, что спас жизнь своей госпоже; по словам одного из современников, он «выиграл и шпоры, и седло».

Но никакая слава в мире не могла скрыть атмосферы растущего беспокойства советников Елизаветы. За последние пять лет XVI века серия неурожаев привела к беспрецедентному росту цен на жизненно важные товары. Четыре года подряд, начиная с 1594 года, отмечались худшие условия жизни за всю Елизаветинскую эпоху, а цена муки выросла втрое с 1594 по 1597 год. За последний год реальная заработная плата упала ниже, чем в любой период с 1260 года. Доля семей, не имевших достаточных земельных наделов, чтобы прокормиться, непрерывно росла. Выросло количество бродяг, вынужденных скитаться по улицам в поисках работы. У многих жителей не хватало денег на пропитание; нехватка продуктов привела к массовому голоду и стала благодатной почвой для сыпного тифа и дизентерии невиданных прежде масштабов. В архивах города Ньюкасл за осень 1597 года значится запись о похоронах за счет городского бюджета двадцати пяти «бедняков, что умерли от нужды на улицах». Таковы обстоятельства тех жалоб, которыми Титания делится со своим мужем и королем эльфов Обероном в шекспировской комедии «Сон в летнюю ночь», поставленной в 1595 или 1596 году:

И вол тянул ярмо напрасно; пахарь Без пользы тратил пот; зеленый злак Сгнил юным, усиков не отрастив; Загон пустует в наводненном поле, Овечьим мором сыто воронье[94].

Таким образом, это было время всеобщего волнения и недовольства. В 1595 году мэр Нориджа получил анонимное письмо с предупреждением, что 60 тысяч лондонских ремесленников ждут сигнала о начале восстания. Летом того же года сэра Томаса Уилфорда назначили начальником военной полиции Лондона с приказом арестовывать мятежников и, согласно правосудию военного положения, незамедлительно вешать. Это пример того, как исключительное право королей могло отменить нормы общего права.

Один арестованный сельский работник из Эссекса жаловался, что зерно грузится на суда и продается врагу: «Я буду одним из тех, кто восстанет и соберет человек восемьдесят-девяносто народа, чтобы пойти и отобрать зерно… кто посмеет встать на пути у такой толпы?» Как заявил один житель Кента, «он надеется, что в королевстве разразится великая война и обрушится страданиями на богачей, чтобы поквитались они за их черствость к бедному люду». Осенью 1596 года граф Бат написал тайным советникам, что они должны приказать дворянам Девона вернуться в свои поместья «и быть готовыми отразить натиск низов народа, если те внезапно взбунтуются от безысходности, что без должной бдительности они могут и непременно сделают». Зачинщик восстания в Оксфордшире в 1596 году заявлял, что «положение никогда не наладится, пока дворяне не будут прижаты к ногтю».

На фоне подлинных страхов мятежа устойчиво росло число уголовных обвинений, о чем свидетельствует статистика за 1590-е годы. «Низшую массу» то и дело критиковали за нерадивость и праздность, и угроза бунта снизу лишь усугубляла атмосферу безысходности, царившую в последние годы правления королевы. К концу десятилетия был принят свод законов о бедных, возлагавший ответственность за бедняков на церковные приходы; средства на поддержание неимущих и безработных обеспечивались за счет приходского налога в пользу бедных. Мировые судьи назначали «попечителей» для нищей братии, которые содержали и управляли приходскими работными домами. Эта основа социального законодательства представляла собой важнейший аспект общественной жизни на протяжении двух с лишним столетий, вплоть до принятия нового Закона о бедных в 1834 году. Она, вероятно, в значительной мере помогла предотвратить социальную или политическую революцию, став основой порядка в королевстве.