Читать книгу "Тюдоры. От Генриха VIII до Елизаветы I - Питер Акройд"

Сесил и Эссекс выросли в доме лорда Берли, один как сын, другой — как воспитанник, но беспрестанно ссорились друг с другом. Их соперничество особенно обострилось после смерти верного подданного Елизаветы Фрэнсиса Уолсингема весной 1590 года. Эссекс выступал за агрессивную внешнюю политику, поддерживавшую международное протестантское движение. Сесил с отцом придерживались оборонительной стратегии, стремясь удержать Испанию на расстоянии вытянутой руки. Эссекс воплощал в себе благородную и воинственную доблесть; Сесил, в сущности, был придворным карьеристом. Война для Эссекса была сродни спорту или игре; Сесис видел в ней источник расходов и опасностей.

Двое молодых людей, таким образом, соперничали за власть и благосклонность королевы. Шансов выиграть эту битву у темпераментного Эссекса попросту не было. Один из его компаньонов писал, что «сэр Роберт Сесил то и дело бегает туда-сюда из Лондона во двор и обратно, выходит с кипой бумаг в руках и кипой мыслей в голове и проносится через приемный зал, словно незрячий, не замечая никого на своем пути». На такого придворного королева могла положиться. Весьма скоро ему пожаловали рыцарский титул и назначили членом тайного совета. Именно он осуществлял власть в последние годы правления Елизаветы.

38. Заходящее солнце

Во время обеда королева поинтересовалась у своего резчика, что находится на одном из блюд с крышкой. «Сударыня, — ответил он, — это гроб». «Гробом» в то время называли определенный вид пирога.

«Дурак, — закричала она на него, — как можно было так назвать пирог?» Елизавета, которой шел шестидесятый год, начинала терзаться мыслями о собственной смертности. Ее веки поникли, а зубы с левой стороны выпали, из-за чего речь звучала невнятно и смазанно; она покрывала кожу толстым слоем белой пудры и носила огненно-рыжие парики. В 1593 году королева начала переводить на английский «Утешение философией» Боэция, латинский трактат VI века, — возможно, в качестве противоядия от признаков изможденности и старости, окружавших ее повсюду.

Глубина ее познаний, накопленных за эти годы, могла дать фору любому из придворных. Когда один из ее слуг осмелился заговорить с ней о политике Нидерландов, она резко его осадила: «Цыц, Браун! Я-то уж побольше твоего знаю». А когда он завел речь по поводу Франции, она вновь его перебила: «Молчи, Браун! Мне ли этого не знать?»

Графа Эссекса наконец призвали в тайный совет. Он нанял двух выдающихся братьев, Фрэнсиса и Энтони Бэконов, в качестве советников по государственным вопросам. Энтони Бэкон прежде состоял на службе у Уолсингема и основал сеть тайных агентов по всему континенту, работавших на протестантское движение. Эссекс, таким образом, мог снабжать королеву ценной информацией. Он считал, что это дальновидное покровительство существенно упрочит его положение при дворе. Несмотря на это, ему никак не удавалось проникнуть в узкий круг особо влиятельных подданных в лице Берли и его сына. В свое время это вызвало чувство глубокой обиды и подозрения.

Последние четыре года Елизавета правила без парламента, однако ее пустая казна нуждалась в пополнении. В связи с этим в середине февраля 1593 года королева созвала парламент и через своего канцлера казначейства сообщила, что «собрала их вместе не для того, чтобы принимать новые законы или попусту тратить ценное время на праздные разглагольствования, но проголосовать за выделение средств казне, чтобы ее величество могла защитить свое королевство от враждебных поползновений короля Испании».

Палата общин огласила свое традиционное требование о свободе слова и свободе от ареста. Елизавета удовлетворила требование с важной оговоркой, что «ум и речь таят в себе большую опасность, и их свобода речи ограничивается лишь ответом „да“ или „нет“». В качестве ответной меры на попытку королевы пресечь их дискуссии палата общин представила петицию с требованием урегулировать вопрос престолонаследия. Елизавета отправила двоих ее инициаторов во Флитскую тюрьму. С возрастом королева становилась все более деспотичной[91].

Парламент покорился неизбежному и проголосовал за выделение субсидий казне, а также принял законопроект «О приведении подданных ее величества к послушанию». Продемонстрировав силу воли, королева распустила парламент 10 апреля заключительной речью, где упомянула предполагаемое вторжение испанского короля. «Мне сообщили, что во время его последней кампании некоторые жители прибрежных областей покидали свои города, оставляя их незащищенными и уязвимыми для захвата. Клянусь Господом Богом, если бы я знала этих людей или узнаю в будущем, я покажу им, к каким последствиям приводит страх в подобный решающий момент». В своем презрении она порой была бесподобна.

Елизавета сделала важное заявление по поводу своих внешнеполитических целей: «Возможно, кто-то сочтет меня недальновидной, ибо я, сидя на престоле, не стремилась раздвинуть границы своей империи и увеличить свои владения; этому способствовали благоприятные обстоятельства… Должна сказать, в намерения мои никогда не входило вторгаться в государства моих соседей или узурпировать их власть. Мне довольно справедливо править своим королевством». Она неявно сравнивала себя с испанским королем. В отличие от него ее первостепенной задачей было поддержание мира в стране и защита от внешней угрозы.

Принятый парламентом законопроект о «послушании» был нацелен на борьбу с папистами и раскольниками. Посещение тайных сектантских молебнов и незаконных собраний приравнивалось к служению мессы; католики и радикальные протестанты, таким образом, в равной степени рисковали угодить в тюрьму. Объявлялось, что все жители старше шестнадцати лет, отказывающиеся посещать церковные службы в течение одного месяца, подлежат тюремному заключению; повторное нарушение приведет к изгнанию из королевства; повторный отказ после возвращения из ссылки карается смертной казнью. Католикам запрещалось отдаляться от своих домов больше, чем на восемь километров. Для папистов, в сущности, Англия превратилась в своеобразную тюрьму открытого типа.

Репрессии католиков и пуритан служат подходящим контекстом для появления важнейшего религиозного трактата той эпохи. «О законах церковного устройства» Ричарда Хукера, первые четыре тома которого вышли в 1594 году, — красноречивое и авторитетное повествование о том, что можно назвать «срединным путем» елизаветинского религиозного урегулирования.

Хукер заявил, что во многих случаях религиозная полемика возникает по совершенно пустяковым вопросам. Он критиковал пуритан за чрезмерное значение, которое они придавали Священному Писанию, служившему эталоном для доктрины, но не каноном духовной практики. Необязательно в точности следовать заветам апостолов как непреложным законам. Англиканская церковь, как и другие общественные институты, может устанавливать законы для собственного управления при условии, что они не противоречат Писанию, и человек может вмешиваться в те вопросы, на которые у Писания нет ответа. Пуританская вера в sola scriptura, что только Библия содержит все знания, необходимые для спасения души, ничем не обоснована. Церковь, таким образом, может вводить свои собственные обряды. Все те, кто родился в пределах сферы влияния или приходов государственной церкви, должны ей подчиняться. Она есть мать всех.