Читать книгу "Сумеречный Взгляд - Дин Кунц"

— Останься, — повторил я.

Джоэль положил свою руку на мою.

— Добро. Но ты просто лежи спокойно и слушай. Значит, так... после того, как Хортон нас принял, он нам все рассказал о том, как показал вам дорогу внутрь горы. Мы собрались отправиться туда за вами в тот же вечер, но в воскресенье была сильная снежная буря, и в понедельник вечером собиралась еще одна, и Хортон упирал на то, что мы сами себе подпишем смертный приговор, если пойдем в горы в такую погоду. «Подождите, пока прояснится, — сказал он. — Должно быть, именно поэтому Слим с Райей до сих пор не вернулись. Они, наверное, вышли наружу и просто пережидают непогоду, чтобы двинуться домой». Это звучало достаточно разумно. Той ночью мы оборудовали для себя старый загон, затемнили окна, загнали туда наш автомобиль — да он и сейчас тут, правда, прямо за этой вот дверью, — и стали ждать.

(К тому времени, конечно, я уже в течение многих часов тащил и вытягивал Райю из лабиринта и скорее всего уже дошел до конца тех первоначальных чудес стойкости, вызванных адреналином.)

Вторая сильная буря разразилась в понедельник ночью, добавив еще четырнадцать дюймов снежного покрова к тому футу, который намело в воскресенье. Утром во вторник снежный фронт отошел к востоку. И у Хортона, и у Джоэля были полноприводные автомобили, и они решили отправиться в горы на поиск. Но сперва Хортон отправился на разведку и вернулся с плохим известием о том, что все горные дороги в пределах нескольких миль от угольной компании «Молния» кишат «вонючим племенем» на джипах и пикапах.

— Мы не знали, что делать, — сказал Джоэль, — и пару часов пережевывали ситуацию. Затем, около часа дня во вторник, мы рассудили, что единственный путь, которым можно проникнуть туда, — по горам, пешком. Хортон предложил взять сани, на случай, если вы ранены, — так и случилось. Несколько часов ушло на то, чтобы все собрать, поэтому мы пустились в путь только в полночь со вторника на среду. Пришлось сделать огромный крюк, в несколько миль, чтобы держаться вдали от любой дороги или дома. До этого старого полуразрушенного входа в шахты мы добрались аж в полночь в среду. Там, как человек осторожный, Хортон предложил спрятаться и наблюдать за шахтой до рассвета, чтобы удостовериться, что вокруг нет гоблинов.

Не веря своим ушам, я помотал головой:

— Подожди. Ты... хочешь сказать... что было утро четверга... когда вы нашли меня?

— Точно так.

Я был поражен. Я рассчитывал, что был самое позднее вторник, когда они пришли, словно выйдя из горячечного сна. Значит, я тащил Райю из туннеля в туннель, тревожно щупая ее пульс, целых три дня, прежде чем меня спасли. А сколько же времени она пролежала мертвой в моих руках? По меньшей мере сутки.

Осознав, как долго я был в горячке, я неожиданно почувствовал себя еще слабее и полным отчаяния.

— Какой сегодня... день? — Мой голос звучал тише шепота, едва ли слышнее, чем выдох.

— Мы доставили вас сюда как раз перед рассветом в пятницу. Сейчас воскресенье, вечер. Ты был без сознания почти все три дня, что мы здесь находимся, но ты поправляешься. Ты ослаб, измучен, но ты выкарабкаешься. Бог мой, Карл Слим, я был не прав, когда отговаривал вас ехать. Ты немного бормотал во сне, так что я немножко знаю, что вы там нашли в горе. Это было что-то, чего нельзя было допустить, верно? Что-то, что могло означать смерть для всех нас? Вы славно поработали. Можешь гордиться. Чертовски славно.

Я думал, что уже исчерпал лимит слез, отпущенный на одну жизнь, но неожиданно снова заплакал.

— Как ты можешь... так говорить? Ты был... прав... так прав. Мы не должны были идти.

Он казался ошарашенным, смущенным.

— Я был... дураком, — горько сказал я. — Взвалить весь мир... себе на плечи. Не имеет значения, скольких гоблинов я убил... не важно, насколько сильно я повредил их убежище... ничто из этого не стоило того, чтобы потерять Райю.

— Потерять Райю?

— Пусть бы гоблины владели миром... лишь бы я только смог сделать так, чтобы Райа снова была жива.

Самое удивленное выражение снизошло на это искореженное лицо.

— Но, мальчик мой, она и так жива, — сказал Джоэль. — Каким-то образом, с твоими-то ранами, ты пронес ее девять десятых пути обратно из этих шахт, сам в бреду, и, очевидно, заставил ее выпить достаточно воды, и поддерживал в ней жизнь до того момента, как мы нашли вас обоих. Она была без сознания до вчерашнего вечера. Она очень плоха, и ей потребуется не меньше месяца, чтобы оправиться, но она не мертва и умирать не собирается. Она в другом конце загона, в постели, в двух стойлах от этого!

* * *

Я поклялся, что смогу пройти столько. Загон. Это была ерунда. Я пешком вышел из ада. Я попытался подняться с кровати и отбросил прочь руки Джоэля, когда тот хотел удержать меня. Но когда я попытался встать, то повалился на бок и в конце концов позволил Джоэлю понести меня, как я нес Райю.

Док Пеннингтон находился при ней. Синяки у нее на лбу, виске и щеке почернели и выглядели еще ужаснее, чем тогда, когда я видел ее последний раз. Правый глаз потемнел и был налит кровью. Оба глаза словно втянулись в глубь черепа. В тех местах, где ее кожа не обесцветилась, она была молочно-белой, восковой. Мелкие капли пота покрывали лоб. Но она была жива, она узнала меня и улыбнулась.

Она улыбнулась.

Всхлипывая, я потянулся к ней и взял ее за руку.

Я был настолько слаб, что Джоэлю приходилось держать меня за плечи, чтобы я не свалился со стула.

Кожа Райи была теплой, мягкой, восхитительной. Она чуть-чуть, еле заметно, сжала мою руку.

Мы оба вернулись из ада, но Райа вернулась из куда более отдаленного места.

Этой ночью, лежа в постели у себя в стойле, я проснулся от шума ветра по крыше загона и подумал, была ли она мертва. Ведь я же был так в этом уверен. Ни пульса. Ни дыхания. Там, внизу, в шахтах, я думал о способности моей матери исцелять травами и гневался на бога, потому что мой дар, Сумеречный Взгляд, был бесполезен для Райи. Я требовал, чтобы бог ответил мне, почему я не могу исцелять так же хорошо и даже лучше, чем это делала мать. В панике при мысли о Райе я прижимал ее к груди, я пожелал, чтобы жизнь вошла в нее, перелил часть своей жизненной энергии в нее, как перелил бы воду в стакан из кувшина. Свихнувшийся, обезумевший от горя, я собрал воедино все свои психические способности и попытался сотворить волшебство, величайшее из чудес, чудо, до сих пор бывшее под силу лишь богу: зажечь искру жизни. Сработало ли это? Услышал ли меня бог — и ответил ли? Вероятно, мне никогда не узнать это наверняка. Но сердцем я верил, что это я вернул ее обратно. Потому что я призвал на помощь не одно только волшебство. Нет, нет. Была еще и любовь. Огромное море любви. И, может быть, волшебство и любовь вместе смогли сделать то, что одно волшебство сделать бессильно.

* * *

Во вторник вечером, через девять с лишним дней после того, как мы отправились в шахты, настало время отъезда домой.