Читать книгу "Имя Зверя. Ересиарх. История жизни Франсуа Вийона, или Деяния поэта и убийцы - Яцек Комуда"

– Братья, что вы делаете?! – крикнул аббат. – Помилуйте, во имя Господа…

Не помиловали. Вийон почувствовал, как его хватают десятки рук, огрубевших от четок, пера, работы в поле и саду, воняющих гессо, которым склеивали страницы книг. Он дернулся, потянулся за чинкуэдой, но ему не дали ее вынуть. Не успел он произнести ни одной строки «Pater noster», как был уже схвачен, обездвижен, с выкрученными за спину руками. Минуту-другую он еще дергался, раздавая пинки, но вскоре его лишили и этой возможности выражения неудовольствия.

– Это бунт! – кричал аббат. – Пойдете в тюрьму, братья! Под епископский трибунал!

Никто не обращал внимания на его слова. Из-за спины бенедиктинцев вынырнуло четверо монахов, несущих простой гроб, четыре могильщика аббата и поэта.

Вийон прекрасно понимал, что их ждет. Кричал, дергался в руках бенедиктинцев, но с тем же успехом мог бы он толкать скалы, на которых выстроен был монастырь.

– Давайте их сюда! – скомандовал келарь. – Связать им руки за спиной!

– Боже живый, что же вы делаете, братья! – рыдал аббат. – В чем же моя вина, милые вы агнцы? Отдайте сперва меня под суд…

– Заткните ему рот, братья, – проворчал пономарь. – Зачем нам выслушивать еще и проклятия аббата.

Кто-то из монахов сунул Якову в рот его собственный капюшон, оторванный от сутаны. Другой придержал его руки, а келарь связал их ремнем.

Вийон стонал. Гроб был рядом, у его ног. Он почувствовал, как его подхватывают мощные руки.

– Это вопиющее насилие и бесправие! – зарычал он так, словно всю жизнь свою был богобоязненным христианином, что всякий день, от заката до рассвета, придерживался права Божьего и человеческого. – Я не под вашей юрисдикцией! Прочь, козлины, от меня! Прочь, попы, лбы бритые!

Крики помогли ему только в том, что он тотчас же получил локтем в ребра, а потом кулаком в морду. Его кинули в гроб с такой силой, что загудели доски, а потом, словно Божье наказание, свалили ему на голову аббата де Монтея. Вийон зарычал, придавленный ко дну, хотя аббат, сказать честно, весил не больше, чем обычная шлюха, объезжающая полюбовника методом святого Франциска. Но, как легко можно было догадаться, поэт не пришел от этого в восторг.

Крышка опала со стуком, приглушив вопли Вийона и крики аббата. Они дергались, стиснутые в узком, душном гробу, тщетно лупя в доски. Поэт услышал звон цепи, почти почувствовал, как обматывают ее вокруг их тюрьмы, словно железную змею. И тогда понял, что это конец. И только вмешательство святого или архангела поможет им выбраться из этой ловушки.

– Что делать?! Что делать?! – стонал аббат. – Брат, помоги! Смилуйся!

– Молись, а я стану думать! – крикнул паникующий Вийон, чувствуя, что еще миг – и он наделает в штаны.

Увы, пока что единственным способом спасения, что приходил ему в голову, была предсмертная исповедь…

Он почувствовал, как монахи подняли гроб и понесли его вглубь хоров. Вийон чуть ли не всхлипывал, чувствуя, как они спускаются вниз. Направление движения не оставляло никаких сомнений: двигались они в катакомбы, в Затопленную крипту.

Они бессильно метались в гробу, пинались, сдирали до крови кожу на кулаках, колотя в стенки и крышку. Железная цепь в зародыше давила все попытки освободиться из ловушки, прижимала крышку, словно королевскую сокровищницу, опутывала гроб так тесно, что даже не звенела, когда они с яростью напирали на стенки деревянного узилища.

А потом гроб накренился и затрясся. Вийон почувствовал, что их снова понесли куда-то вниз, наверняка по коридору, что вел на край скального обрыва. Он уже и сам не понимал, что делает: начал, кажется, молиться, взывать о помощи патрона – святого Франциска…

Тщетно! Снесли их в самый низ, они слышали грохот волн, разбивающихся о камни в нескольких десятках футов ниже, вой ветра и шум обезумевшего моря. Гроб заколыхался, когда монахи размахнулись, а потом…

Вийону казалось, что он лишился рассудка.

Потом они полетели вниз.

Сперва они падали ровно, горизонтально. Потом гроб перевернулся вокруг оси, развернулся так, что ноги их оказались над головой. Последнее, что Вийон сумел сделать, это крикнуть. Орал хрипло, словно одержимый из адских глубин, хотя ожидало его путешествие в совершенно другую стихию. Аббат молился, путая слова, рыдая и моля Господа о милосердии.

Полет продолжался недолго. Они почувствовали сотрясение, гроб дрогнул и вдруг встал горизонтально. Почувствовали, как волна возносит их вверх, а потом – как погружаются они в морские глубины. Гроб тонул, и не могли изменить этого ни слова псалмов, которые шептал аббат, ни проклятия и богохульства, выкрикиваемые Вийоном.

Они шли на дно. Все звуки вокруг стихали, а потом зазвучали низко, словно глас органов, играющих траурный реквием. Из щелей потекла вода, Вийон чувствовал, как сотни ручейков орошают его тело, из-за чего деревянная их тюрьма становится все тяжелее и еще быстрее идет на дно. Вдохнул побольше воздуха, с отчаянной надеждой бился в стены и пол, все слабее, все медленнее, одолеваемый бессилием…

Гроб легонько заколыхался и замер – как видно, упокоился на морском дне. Уровень воды поднялся, дошел до губ и носа Вийона. Тот дернулся вверх, но тело аббата блокировало ему дорогу, поэтому он принялся дергаться в отчаянной попытке освободиться от Якова, ударяя головой в его бок, крича и вопя…

Конец, это был конец. Тишина морского дна. И в отличие от бури на поверхности, мертвое спокойствие до конца дней.

Что-то ударило в крышку гроба. Раз, другой, третий и десятый. Доски с треском уступили, поток воды полился внутрь и затопил бьющихся, сплетенных в схватке мужчин, наполнил до краев деревянное корыто. Вийон затрясся, вжатый телом священника в дно. Почувствовал, как крышка распадается от мощного удара снаружи…

А потом чья-то ладонь сжалась на его предплечье. Чья-то костлявая рука вытянула его наружу, подняла в воде, освещенной странным бледным проблеском, словно кто-то зажег вдалеке большой фонарь.

Вийон выплыл из гроба вместе с аббатом, и глаза его расширились от удивления. Стояли они, окруженные многочисленными монахами в черных бенедиктинских рясах. Видели молодые лица, бледные, неподвижные глаза, полы ряс, реющие в воде. Он взглянул на дно и различил завалы прогнивших, обмотанных цепями гробов. А когда снова поднял взгляд на бледных призраков молодых монахов, что раскачивались перед ним в морской воде, понял: то, что сделали с Фаустином, не было ни первым, ни последним преступлением. И понял, отчего в Мон-Сен-Морис он не увидел ни одного молодого лица.

Призраки скалили зубы в улыбках. Все пальцы указывали направление. Вийон поклонился, ухватил за руку онемевшего аббата, а потом принялся послушно подниматься наверх, молясь, чтобы в груди его хватило дыхания…

…Огромная волна выбросила их на каменистый берег на краю обрыва. Ветер дул с моря, резал их лица пеной. Хрипя, кашляя и втягивая в грудь холодный воздух, они брели, поддерживая друг друга – аббат поэта, а поэт аббата. Пока наконец не вползли на каменную полку, не замерли, задыхаясь, не в силах поверить в свое спасение.