Читать книгу "Сибирская Вандея. Судьба атамана Анненкова - Вадим Гольцев"

— Когда мы увидели, что горит Троицкое, то двинулись на помощь. Когда пришли в село, оно горело. Анненковцев не было. Валялись трупы. Мы составили отряд и пошли на Шмитовку, а оттуда — на Сергиополь. Здесь мы увидели жуткую картину: трупы прямо ярусами лежали около часовни. Всё кладбище было усеяно трупами, по улице валялись трупы. Жителей не было. Нашли старуху 60 лет.

«В городе Сергиополе расстреляно, изрублено и повешено 800 человек», — быстренько подсчитали эти трупы Л. Заика и В. Бобренев[375].

Конечно же, всю эту гору трупов следствие и суд, не разбираясь, немедленно взвалили на плечи Анненкова. Атаман (в который раз!) пытался доказать, что в районе сёл Зелёного, Троицкого и Шмитовки, Сергиополя его частей не было, но его не слышали, хотя он и был прав.

Наряду с допросами свидетелей суд настойчиво пытался получить подтверждение свидетельских показаний от самих Анненкова и Денисова, особенно от Денисова.

— В бытность вашу начальником штаба в анненковской армии были телесные наказания? — спрашивает член суда.

— Да, были!

— А как вы об этом знали?

— Из разговоров!

— Как же из разговоров? — изумляется судья. — Вот приговор полевого суда: дать 150 ударов!

— Этот приговор я тогда не читал, читал позже! — оправдывается Денисов.

— Триста солдат из Сергиопольского полка перебежали к красным, выступили вместе с ними против Анненкова, но были атаманскими частями взяты в плен. А как с этими сергиопольцами поступили? Они все были зарублены? — спрашивает гособвинитель.

— Да, были зарублены, но не все триста, а человек сто!

— Вы сказали, что когда было взято Черкасское, то к красному командно-политическому составу было применено расследование. Не скажете ли Вы, что это было за расследование?

— Какое расследование было, доложить не могу, но знаю, что в результате его один был выпущен, а другие расстреляны.

— На Черкасском фронте до сдачи Черкасского и после сдачи не было безобразий: расстрелов, порок? — обращается председатель суда.

— Нет, ничего не было, — рапортует Денисов. — Я говорю объективно. Сам Анненков задержал китайскую часть Маньчжурского полка, которая хотела ворваться в Черкасское. Жертвы, конечно, были — дети, женщины и другие, но это были жертвы от снарядов!

— Следовательно, — гнёт своё председатель суда, — части Анненкова делали разбои в других местах и привыкли к этому, раз они требовали ворваться в Черкасское!

То, что вывод нелогичен, председателя не волнует.

Нам уже известно, что во время июльского 1919 года наступления на Черкасскую оборону Анненков шёл на сёла Глиновку и Колпаковку.

— Вы получали сведения, что ваши части при взятии сёл бесчинствовали? — поворачивается гособвинитель к Анненкову.

— Части мои наступали под моим руководством, и бесчинств не было! — отвечает тот.

— Может быть, были бесчинства в тех частях, которые были не с вами, а в стороне? — спрашивает председатель суда.

— Не было! Мне не доносили! Жители мне не жаловались!

Мы уже неоднократно убеждались, что Анненков был доступен местным жителям, и они шли к нему с жалобами на его подчинённых, когда на это были причины. Анненков жёстко взыскивал со своих партизан за их несправедливость.

— При взятии Черкасского, Петропавловского и Антоновки эксцессы были? — продолжает допрос председатель суда.

— Не было!

— Чем же объясняются показания свидетелей?

— Нет, ничего не было!

— Вы отрицаете, что при движении к границе у вас были расправы?

— Отрицаю! — твёрдо заявляет Анненков.

— Скажите, пожалуйста, — обращается общественный обвинитель к Анненкову. — Вы помните те расправы, которые чинились в Уч-Арале, когда было повешено 25 человек?

— Да, по приказу! Расправы были по приговору полевого суда, — отвечает Анненков.

— Почему отдали распоряжение об организации суда и ведении этого дела?

— Мы предали суду тех, которые были замешаны в борьбе против нас!

— Вы говорите, что виселиц не было. Но раз в Уч-Арале вешали, значит, виселицы устанавливались?

— Не знаю, виселиц не устанавливалось!

— А как же вешали у вас? В ваших приговорах написано: «Лишить всех прав состояния и предать смертной казни через повешение. Как вешали?»

Анненкову надоело:

— Я не вдавался в технические подробности!

На суде были допрошены и свидетели-степняки. Их было восемь: шесть мужчин и две женщины из аулов Аксамбай, Деленбай, Лепсы, Жартас, Ашигул и аулов без названий, кочевавших у пикетов Аркат и Кызылмолла. Все они рассказывали о насилиях анненковцев над женщинами, порках, грабежах, сожжении жилья и угоне скота.

— А вообще, вы были когда-нибудь свидетелем порок?

— Никогда! — заявляет Анненков. — Я, наоборот, отдавал приказы по фактам порок и строго наказывал тех, кто этим занимался!

Интересные показания дал свидетель Абдылханов. Он рассказал, что его за тяжбу со скотовладельцем Шмелевым доставили в ставку Анненкова на пикет Аркат и объявили большевиком.

— У тебя есть сабля! — будто бы сказал ему Анненков. — Привези её сюда или будешь расстрелян!

Сабля была доставлена. Она была старинная, стальная, золочёная, с серебряными частями, узорами, в дорогих ножнах. Анненков якобы её присвоил, что на суде категорически отрицал.

— Я часто ездил между Сергиополем и Семипалатинском, — говорил он. — Во время остановок я много принимал жалоб. Такого продолжительного времени, как говорит свидетель, я на пикетах не проводил, так как останавливался на них только налить в автомобиль воды и бензин. Случай с саблей я не помню и не знаю, да и вообще думаю, что у киргиз шашек не было!

Лично я Анненкову верю и (в который раз!) попытаюсь доказать его порядочность, что, впрочем, он и сам уже неоднократно доказывал суду. И ни один из обвинителей не сделал ему упрёка в запирательстве, лжи, введении суда в заблуждение. О его честности перед судом говорит и признание им фактов сожжения по его приказу пикетов, чтобы они не были использованы Красной армией, сопровождаемые сожжением аулов, зимовок, угоном скота, насилиями и убийствами, о чём рассказывал свидетель Насыкбаев.

— При отступлении пикеты вообще всё сжигались! — говорит Анненков.

— Значит, свидетель верно говорит? — спрашивает председатель суда.

— Да, верно! — подтверждает Анненков.

Смею утверждать, что всё, о чём говорили свидетели-киргизы, было сделано не анненковцами. Все аулы и пикеты, жителями которых они были, находились между Семипалатинском и Сергиополем, и дивизия Анненкова, пройдя эти места ускоренным маршем в 1918 году, следуя в Урджар и далее на Семиреченский фронт, больше в эти края не возвращалась. Факты, которые приводили свидетели, датируются ими концом 1918-го и 1919 годами, когда Анненков прочно увяз под Черкасской обороной. Анненковцы никак не могли появиться в это время между Семипалатинском и Урджаром, потому что им там нечего было делать: за охрану Сергиопольского тракта отвечал не Анненков, а генерал Ярушин. Поэтому всё, о чём говорили свидетели-степняки, лежит на совести Ярушина и его преемника полковника Смердинского, но не Анненкова.