Читать книгу "Отряд особого назначения. Диверсанты морской пехоты - Макар Бабиков"

Перевернул его и заглянул в лицо. Это солдат из высадившейся с нами роты автоматчиков. В суматохе высадки он оторвался от своих и прибился к нашему взводу. Видно, из числа молодых, необстрелянных бойцов. Почему-то он оказался в бою не в пилотке, а в фуражке с ярким кантом. Может, из лихачества: кое-кто из матросов тоже любил покрасоваться в бою в бескозырке. А может, просто по неопытности. Пуля попала ему прямо в лоб, чуть пониже звездочки. Метко стрелял японский стрелок, видно принял солдата по малиновому околышу фуражки за офицера. Немного не дожил до победы этот русский паренек, лишился жизни на корейской земле, на которую ступил всего лишь какой-то час назад. Совсем короткой оказалась для него эта война…

По канаве одолели еще метров двести. Тут вдоль края дороги, за бортиками, на скатах и в канавах потянулась цепочка наших бойцов. Упрятались за бетонными столбиками, за оградительным бордюром и шпарят очередями из автоматов. У японцев огонь реже, но звучнее: они отстреливаются из карабинов и винтовок.

Перебираюсь от Овчаренко к Бывалову. Матросы стреляют по японцам, которые укрылись в домах поблизости, попрятались за заборами. Отходить они перестали. Засели в каменных зданиях и отстреливаются теперь из винтовок, держат нас на почтительном расстоянии. Мы сблизиться с ними тоже не можем — автоматы наши их мало беспокоят. Запала для атаки у нас нет, да и соваться к укрывшимся японцам опасно. Если только обходом. Но оставлять захваченный мост взводу нельзя. А растянулись мы до предела. Так залегли друг против друга и перестреливаемся.

Постепенно огонь начинает слабеть. Приказываю Бывалову, Овчаренко и Тихонову выставить и замаскировать на этом рубеже посты, остальных бойцов отвести немного назад, подготовиться на случай, если японцы вознамерятся контратаковать нас. Надо расположить цепочку десантников по обеим сторонам дороги, захватив метров полтораста-двести в одну и другую сторону. Нам никак нельзя пропустить японцев к переправе. Сам со связным отправляюсь к мосту, где остались бойцы отделения Максимова вместе со своим раненым командиром. По дороге идти еще не рискуем, возвращаемся опять по канаве.

На шоссе стоят отбитые у японцев полдесятка грузовых машин, три легковые. Часть все же успела в начале боя развернуться и умчалась обратно в город. Два грузовика совсем сгорели, остались от них лишь металлические остовы. Кругом следы только что утихшей схватки: на дороге и в канавах еще лежат неубранные погибшие японские солдаты — их наберется десятка два, валяются стреляные гильзы, асфальт во многих местах исковеркан гранатами, выщерблен пулями, кое-где тлеет и дымит сухая трава.

IV

Поднимаемся по насыпи к въезду на мост. Теперь тут тихо. Людей на проезжей части нет, они спустились к подножию насыпи, укрылись, где можно, у подходов к мосту. Он теперь в наших руках, японцы проскочить по нему на юг уже не смогут. И с той стороны подкрепления в город беспрепятственно не доберутся.

Напряжение спало, вспомнил, что надо закурить. Достал из-за голенища набитую про запас свою видавшую виды трубку и жадно затянулся. Удивительно приятна бывает эта первая затяжка после нескольких часов острого нервного возбуждения. Только солдат может объяснить то блаженство, которое испытываешь от перекура после боя. Тут даже необязательно выкурить всю трубку или цигарку, для первого раза достаточно нескольких глубоких глотков ароматного дыма. Уже потом, когда успокоишься, можно не спеша, смакуя и переговариваясь с товарищем, выкурить еще не одну трубку или «козью ножку». А теперь лишь несколько торопливых затяжек.

Большинство разведчиков-североморцев издавна привязались к трубкам. Разными путями добывали их себе — мастерили сами, покупали, выменивали, приобретали свои и заграничные. Трубка на войне, особенно для разведчика-десантника, имеет много достоинств: табак расходуется экономнее; не надо доставать и беречь такую дефицитную в военное время вещь, как бумага, а нам, разведчикам, вообще из газеты крутить цигарку не полагалось — по окурку неприятель может сделать некоторые выводы; в темноте огонь от трубки не заметен; при холоде горячая трубка руки греет, а когда табак совсем кончится и без него невмоготу — пососешь пустой мундштук, и застоявшийся запах хоть немного побудоражит кровь.

Пока докурил трубку, молодые матросы-тихоокеанцы Дегтярев и Фетисов, впервые попавшие в настоящую боевую схватку, перебивая друг друга, возбужденно рассказывают, как торопились к мосту, как громили автоколонну.

— Когда японские пулеметы положили нас на землю перед мостом, ну, думаем, конец свету, не подняться больше, покосят тут всех, так и останемся в этой ложбинке лежать навсегда. Аж небо показалось с овчинку. Ан нет, оказывается, не конец, еще не самое страшное. И тут нашелся выход. Спрятались за насыпь — и пулеметы не достигают. Опять ожили. Думать, выходит, везде надо, а прижали — быстрее соображай, осматривайся, да не торопись выскакивать. Прикинь, куда лучше бежать или ползти. И долго тоже не лежи, а то страх одолеет, не посмеешь вновь от земли оторваться. Как за насыпью глянули, что до моста можно проскочить без опаски, — тут уж и без команды кинулись вперед. Подобрались вплотную — гранатами по японцам, еще рывок — и мост наш.

Радуются ребята, хорошо, говорят, получилось. И ни царапинки у них ни одной, и машины не пропустили, да и японцев покосили немало.

Фетисов что-то еще хотел сказать, а Дегтярев спешит со своим — как сбили японцев с дороги и вытряхнули из машин. Выскочили, говорит, на шоссе — машины навстречу. Запустил он очередью сразу чуть не на полдиска. И про гранаты забыл. А тут Соболев киданул. И пошла… Машины встали, японцы кто стреляет, кто прыгает через борт и бегом удирать. «Не успеваю поворачиваться, куда и стрелять. Прижал голову к плечам, пригнулся и не сразу пойму, что делать… Кругом пальба, пули и осколки свистят, не разберусь, вдруг попаду в своего. Такая суматоха — не сразу поймешь, в какую сторону и кинуться. Выскочил за машину, вижу, японец спрятался за колесом, боком ко мне. Запустил по нему очередь — смотрю, свалился. А следующая машина горит, я от нее в сторону, вдруг взорвется…»

— Ребята молодцы, уже схватили первую науку. Очертя голову в пекло не суются, — хвалит Фетисова и Дегтярева Петр Карачев. Он помощником у Максимова. Бойцы от похвалы сразу притихли, смутились, как будто своим рассказом сами напрашивались на поощрение.

Оставив ребят, я отправился к группе командования отряда. На поляне, слева от дороги, невдалеке от окраинных домиков, расположились Денисин и Леонов. Тут развернулся штаб десанта первого броска, здесь же наш полевой лазарет. Поблизости целым табором расселись на земле не менее сотни горожан. Начавшийся бой загнал их сюда. Тут женщины с детьми, немало мужчин, одетых в простую одежду, есть и довольно интеллигентного вида люди. Кто они такие, нет ли среди них японцев, а может быть, и переодевшихся военных — пока разобраться трудно, надо расспрашивать самих сидящих. Наш переводчик присел на корточки около группы корейцев и о чем-то беседует.

Корейцы говорят, что они хотели укрыться за городом, в сопках, но не успели. А при опасности решили быть возле русских моряков, чем поблизости от японцев. От них добра не жди. Что стричь шерсть на спине черепахи, что надеяться на доброту японского самурая — одинаково.