Читать книгу "Господин судебный пристав - Александр Чиненков"

* * *

— Господи, что он делает? — шептала Маргарита, рассматривая Малова через оптический прицел и глотая слёзы. — Он… он…

Она всхлипнула и отложила винтовку. Маргарита поняла, что Кузьма готов умереть. Он, видимо, догадался, что именно она пришла за его жизнью… Своим телом он пытался защитить от пули Алсу.

— О Господи, я готова, я должна выстрелить и убить его! Но… но я не могу этого сделать! Я не могу выстрелить в него, Господи! Я не могу нажать на курок!

Маргарита снова взяла в руки винтовку и взглянула в прицел. С гордо поднятой головой Кузьма стоял во весь рост в мундире судебного пристава. Он смотрел на неё и с улыбкой ждал в свою грудь пулю. Он не боялся умереть, он презирал смерть, он был выше ее и своей неизбежной участи! Сейчас он выглядел как бог, как человек, который знал свою судьбу и потому был уверен, что она не выстрелит!

«О Боже, я не могу нажать на курок, — с отчаянием думала Маргарита, видя его мужественное красивое лицо и смеющиеся глаза. — Я люблю… я больше жизни люблю его! Я… я…»

Она уронила винтовку на снег, а сама сползла в яму и горькими рыданиями дала выход рвущимся наружу чувствам, отчаянию и бесконечному, ничем неутолимому горю…

Эпилог

Последнюю ночь перед отъездом Бурматова из Харбина Малов провёл в его гостиничном номере. Митрофан чуть ли не насильно увёз его и Алсу прямо из дома, несмотря на поздний час.

— Ну что, входите, мои дорогие и любимые! — воскликнул Митрофан, впуская Кузьму и Алсу. — Будем прощаться и, наверное, навсегда! Я вот всё думаю-думаю и всё больше убеждаюсь, что ты зря отказался от поездки со мной, Кузьма Прохорович.

— Всё, хватит, не говори больше об этом, — поморщился Кузьма. — Ещё слово об этом вякнешь, мы с Алсу будем вынуждены тебя покинуть!

— Размечтался! — расхохотался Митрофан. — Ты что, считаешь себя дома в этом грязном азиатском Харбине? А я вот уезжаю, не могу больше здесь… Поеду в Перу или в Мексику!

— Почему именно туда? — удивился Кузьма. — Ещё пару дней назад ты в Европу собирался.

— Нет, туда я не поеду, передумал, — перестав смеяться, вздохнул Митрофан. — Там разруха послевоенная и житье не лучше, чем здесь. Теперь моя мечта — Южная Америка, и завтра с утра я туда поеду!

Бурматов пригласил гостей к столу и самодовольно улыбнулся.

— Хочу кутнуть напоследок, друзья мои! — сказал он тоном гостеприимного хозяина. — Хочу, чтобы вы на всю жизнь запомнили этот прощальный ужин! В голодной России, куда вы возымели непонятное мне желание вернуться, такие деликатесы будете только вспоминать и облизываться!

— Ты что, опять за своё? — нахмурился Кузьма. — У тебя своя дорога, у нас своя. Я готов голодать, жить в нищите, но только в России! Ты другого склада, господин Бурматов, и тебе не понять, как может быть дорога человеку его родина! Я всего лишь три года провёл здесь, в Харбине, но… У меня такое ощущение, что я не прожил их, а провёл в коме!

— Значит, вы прямо отсюда в Петроград собираетесь? — откупорив бутылку шампанского, стал разливать искрящийся напиток Митрофан. — Решение мудрое… Там осядете, приживётесь и жизнь новую начнёте…

— Я именно так и собираюсь поступить, — усмехнулся Кузьма. — А вот ты чем собираешься на чужбине заниматься?

— Пока ничем, никаких мыслей, — развёл руками Бурматов. — Куплю огромный дом на побережье океана, найму десяток слуг и буду жить в своё удовольствие!

— И в карты играть не будешь? — усомнился Кузьма.

— Ни в коем случае, зарок даю! — замотал головой Митрофан. — Всё, я больше ни в какие азартные игры не играю! Ну разве что с соседями в дурачка перекинусь, если хорошие и порядочные попадутся!

Они до полуночи пили вино, ели и разговаривали, стараясь запомнить друг друга на всю оставшуюся жизнь.

— А я навсегда запомнил наше бегство из России, — вздохнул Бурматов, закуривая. — Больше суток эта сучка Шмель нас в страхе держала. Думал, всё, перестреляет она нас, как цыплят, но… до сегодняшнего дня так и не пойму, почему она отпустила нас.

— Я тоже часто вспоминаю и тоже не пойму, — признался Кузьма. — То, что это была вдруг ожившая Маргарита, я не сомневаюсь! И то, что она явилась убить нас с тобой — не сомневаюсь тоже. Но вот почему она не сделала этого?

— Ты её своей зелёной формой «убил»! — рассмеялся Митрофан. — Видел бы ты себя со стороны! Не только у неё, ни у кого другого бы в мире не поднялась рука на такого красавца! Скажи, а почему ты так поступил? Для чего напялил на себя эту форму, которую…

— Эта форма спасла мне жизнь, так я думаю, — вздохнул Кузьма. — А шубу я снял не потому, чтобы красоваться перед кем-то. Я просто хотел умереть судебным приставом и был бы счастлив, если бы Маргарита помогла мне в этом!

Алсу ушла, чтобы прилечь, а мужчины выпили ещё вина и закурили.

— А если честно, то я и сам не знаю, почему мундир на себя надел, — вздохнул Кузьма, растворяясь в воспоминаниях. — Всю ночь я тогда не спал, мучился, а утром… Я не мог отделаться от предчувствия, что умру днём, и хотел погибнуть в дорогой моему сердцу одежде!

— Да-а-а, ты как был, так и остался господином судебным приставом, дорогой мой Кузьма Прохорович! — вздохнул Митрофан. — Ты был и остаёшься настоящим человеком, который всегда жил с открытым сердцем, с чистой душой и незапятнанной честью! И всё это пронёс через тысячу испытаний и подлостей жизни! Я всегда завидовал тебе и злился, что сам не таков, но… Как ни старался, так и не смог переломить себя. Как уродился свиньёй, так и хрюкаю по жизни! Ну…

Они наполнили бокалы, чокнулись и выпили, снова закурили и вернулись к воспоминаниям, которые то веселили их, то огорчали. Но это была только их жизнь, которую изменить, исправить, забыть и даже утопить в вине было невозможно!

Митрофан и Кузьма поднялись с кресел лишь тогда, когда утром к подъезду гостиницы подъехала машина и громким сигналом клаксона оповестила о своём прибытии.

— Ну-у-у… — протянул руку Кузьма. — Прощай, господин Бурматов! Надеюсь, жизнь твоя сложится на новом месте, и от всей души желаю, чтобы именно так всё и случилось на самом деле.

— Подожди, не спеши, господин Малов, — сказал Митрофан и повернулся к стоявшей рядом Алсу. — Я хочу тебе сказать, девочка, что очень любил тебя, но я знал — мне нельзя любить тебя! Я не из тех, кому отвечают взаимностью.

Машина у подъезда просигналила снова.

— Иди, Митрофан, тебе пора, — сказал Кузьма дрогнувшим голосом. — А о нас не беспокойся. Снадобье старого бурята исцелило Алсу, и… Мне всегда была дорога твоя дружба, да и сам ты был мне очень дорог. Мне очень жаль, что расходятся наши пути-дорожки, но… я никогда не забуду тебя, так и знай, Митрофан беспутный!

— Знаешь, а вот именно тебе я верю, — произнес Митрофан, стараясь справиться с душившим его волнением. — Ты всегда был честным человеком, Кузьма Прохорович, и ты врать и изворачиваться никогда не научишься! У тебя нет способностей к этому грязному делу!