Читать книгу "Упрямый Галилей - Игорь Дмитриев"

Ситуация осложнялась тем, что в январе и феврале в Тоскане (как и в других регионах средней и южной Италии) дует сильный (до 130 км/ч) северный ветер – tramontana. Дорога же, которой следовал Галилей, проходила в основном по открытой местности, где ветер был особенно резким и пронизывающим. Кроме того, окружающая местность кишела грабителями.

Из-за эпидемии чумы Галилей вынужден был провести 22 дня (вместо обещанных кардиналом Франческо Барберини и папой восьми) в карантине на тосканской границе в местечке Понте-а-Чентино, неподалеку от Аквапенденте. Предоставленное ему жилище оказалось очень неудобным, а еда – скудной, только вино, хлеб и яйца[1125]. Однако когда вечером 13 февраля 1633 года, в первое воскресенье великого поста, он прибыл, наконец, в Рим, его самочувствие заметно улучшилось, и он был готов к активным действиям в свою защиту.

Урбан VIII, хотя и не сдержал данного 13 ноября 1632 года Никколини обещания сократить для Галилея срок карантина, исполнил другую просьбу тосканского посла – обеспечить ученому «все возможные удобства»[1126]. Действительно, Галилей по прибытии в Град не только не был арестован и препровожден в тюрьму инквизиции[1127], как это обычно делалось в подобных случаях, но ему было разрешено поселиться на вилле Медичи, в резиденции тосканского посла, где ему выделили пять комнат и специального слугу. «Не было случая, – писал Никколини Чьоли, – чтобы человека, который должен был предстать перед трибуналом, не держали бы в тюрьме в обстановке секретности <…> Я не знаю никого, будь то епископ, прелат или человек благородного происхождения, кто [в аналогичной ситуации] не был бы сразу же по прибытии в Рим отправлен в тюремную камеру»[1128]. Случай действительно беспрецедентный – за все время процесса, с 12 апреля по 22 июня 1633 года, Галилей не провел за решеткой ни дня. (Все расхожие изображения в живописи и описания в художественной и популярной литературе мук Галилея в застенках инквизиции, например рисунок Гойи [рис. 2.19], – не более чем плод воображения авторов этих полотен и книг.) Как справедливо заметил один из друзей ученого, сам факт, что Галилей явился в Рим в великогерцогской карете и жил за счет великого герцога в посольстве Тосканы, говорит о многом. Действительно, активная поддержка Галилея со стороны Фердинандо II стала мощным фактором в выборе папой и трибуналом стратегии и тактики ведения процесса. В беседе с Никколини (26 февраля 1633 года) папа напомнил об этом.

Его Святейшество, – докладывал посол во Флоренцию, – ответил, что он оказал синьору Галилею особое благоволение, которое не оказывалось другим. Ему [Галилею] было позволено проживать в этом доме [в резиденции тосканского посла], а не в помещениях Священной канцелярии. И это было сделано только потому, что Галилей был любимым придворным своего светлейшего патрона, а также в силу уважения к великому герцогу, тогда как кавалер дома Гонзага, сын Фердинанда[1129], был не только посажен в паланкин и под охраной доставлен в Рим, но и помещен в замок (форт Сант-Анджело, там находилась тюрьма инквизиции. – И.Д.), где его продержали до окончания процесса довольно долго[1130].

Разумеется, учитывались также и другие обстоятельства – всеевропейская известность Галилея, его многочисленные связи в клерикальных и светских кругах, его почтенный возраст и «dolori vaganti per il corpo (блуждающие боли в теле)[1131].

На следующий день по прибытии в Рим Галилей нанес визит бывшему асессору Священной канцелярии монсиньору Алессандро Боккабелле и его преемнику в этой должности (с 27 января 1633 года) монсиньору Пьетро Паоло Фебеи. Кроме того, Галилей намеревался посетить вновь назначенного генерального комиссара инквизиции Винченцо Макулано, но не застал того на месте. Подобная активность обвиняемого вызвала сильное неудовольствие в Священной канцелярии, и кардинал Ф. Барберини 15 февраля 1633 года через тосканского посла предупредил Галилея, которому в тот день исполнилось 69 лет[1132], о «нежелательности общения и разговоров с посетителями, так как это по разным причинам могло бы нанести ему [Галилею] вред»[1133]. Нет, нет, речь не шла о домашнем аресте, это всего лишь, как несколько дней спустя заверил Галилея Макулано, «дружеский совет».