Читать книгу "Ингвар и Ольха - Юрий Никитин"

– У меня в глазах начало темнеть, когда ты вломился.

Дикий страх чуть отпустил, но бешеная ярость затопила стакой силой, что он застонал, представив как наяву, что разрывает насильникаживого на части, ломает ему кости, выкалывает глаза, отрубывает по одному пальцы.

Она в изнеможении опустила веки. В самом деле, держалась дотех пор, пока не услышала треск и не увидела, как этот странно нежный человеквозник в освещенном проеме, похожий на разгневанного бога войны. А потом уженичего не страшно. Этот спасет, с ним надежно.

– Слава богам, – выдохнул он с облегчением.

Уже видел, что серьезных ран нет, только кровоподтеки налице. А она прошептала:

– Да… у пленницы такова судьба. Быть зависимой от волитюремщика.

Его словно кто жестоко и с силой ударил по лицу. Он отшатнулся,а пощечина продолжала гореть на щеке. И он знал, что она будет гореть вечно.

Он поднял ее на руки, отнес на постель, укрыл одеялом.Странно, она нимало не стыдилась своей наготы, а он тоже видел только еебесконечно милое лицо, зверски обезображенное злодеем. У него сердце начиналовыпрыгивать из груди, а ярость слепила глаза.

Она смотрела в его лицо, в ее глазах было безмерноеудивление. Ингвар отцепил от пояса и подал ей нож в дорогих ножнах. Драгоценныекамни усеивали ножны, а в рукоять были вделаны крупные рубины. Она медленнопотащила нож на себя – острый как бритва, из черного булата.

– Из звездного металла, – сказал онпоспешно. – Когда-то упал с небес. Наши кузнецы отковали для великогокнязя меч, а для меня – этот нож. Он пробивает булатный доспех, как березовыйлист.

– И что я буду с ним делать?

– Ты будешь знать, что с ним делать.

Ольха спросила, глядя в его искаженное стыдом и надеждойлицо.

– А если я… этот нож… поверну против тебя?

Он прямо взглянул в ее покрытое кровоподтеками лицо:

– Твое право.

– Что?

Ей показалось, что она ослышалась. Он сказал хриплым отстрадания голосом:

– Да, я строю Новую Русь. Раньше мне казалось, что всепозволено, только бы Русь была. А теперь…

Ее сердце заколотилось чаще. Она чувствовала, что гордыйвоевода готов сказать что-то очень важное, непривычное для него.

– Что теперь?

– Иногда мне кажется… что вся Новая Русь не стоит твоейединой слезинки.

Он резко встал, словно сам испугался своих слов. Ольхавздрогнула:

– В твой терем так легко забраться.

В ее глазах были страх и невысказанная просьба. Гордаядревлянка не могла сказать, что боится, а он не знал, как объяснить, чторешетки на окнах стали не нужны, когда под железной пятой русов сгинули ночныеграбители. Кто умер на крюке у городских ворот, кому отрубили руки-ноги ибросили окровавленные обрубки умирать в пыли, но крепкие ставни с той порыначали исчезать с окон. Они не нужны там, где твердая власть… но такое сказать,она сразу ощетинится против русов.

– Я останусь здесь, – ответил он с дрожью вголосе. – Если позволишь.

Ольха смотрела вопрошающе. Ингвар отошел к столу, сел налавку и опустил голову на скрещенные руки, притворясь, что спит. Он не желалвстречаться с нею взглядом и потому не видел, что в ее странных глазахпромелькнула улыбка и нечто похожее на сожаление.

Ингвар чувствовал в воздухе нежный аромат ее тела. Он закрылглаза, заставил себя думать о битвах и победах, а когда не помогло, сталвспоминать поражения. Горькие воспоминания должны бы охладить кровь, но то липоражений было слишком мало и были по мелочи, то ли жаркий месяц серпеньслишком будоражил кровь, но, застилая все картины сражений, проступало ее лицо,он видел серые глаза, ее губы, которые ему что-то говорили беззвучно, а оннапрягал слух, пытаясь услышать.

Внезапно он в самом деле услышал ее слабый стон. В страхевскочил, в мгновение ока оказался у ее ложа. Она заснула, лицо утратилострогость, теперь это было лицо испуганного ребенка, который изо всех силстарается выглядеть взрослым, потому что оказался в семье самым старшим, адругие братья и сестры еще меньше…

В глазах защипало. Он чувствовал, как губы задрожали.Оглянулся стыдливо, никто не видит, слава богам, грозного воеводу в такомнепотребном виде.

Ей что-то снилось, он видел, как подрагивают ее веки. Губысложились в трубочку, будто хотела свистнуть, затем снова расслабилась. Потомна лице ее появился страх. Она судорожно шарила поверх одеяла, страх становилсясильнее.

– Ольха, – прошептал он.

Не отдавая себе отчета, он протянул руку, и ее пальцы жадноухватили ее. Лицо древлянки сразу просветлело, лоб разгладился. Она неотпускала его руку, держала крепко. Он ощутил, как заныла спина, неизвестносколько стоял с полусогнутой спиной, опустился на колени.

Слушал скрип раскачиваемых ветром веток, думал о завтрашнемдне. Он найдет насильника, если даже придется перевернуть весь детинец,заглянуть в каждую мышиную норку. И раскопать, если понадобится, хоть доподземного мира. Если Ольха укусила за правую руку, как она говорит, то эторука, держащая меч! Ее не спрячешь.

– Спи, любимая, – прошептал он таким страннымголосом, которого не ожидал от себя сам. – Спи… Никто и никогда больше…

Ее веки дрогнули, распахнулись ясные глаза, еще затуманенныесном. Она прошептала:

– Ляг…

– Что? – не понял он.

– Ляг, говорю.

– Но, – он проглотил комок в горле, – но я…

– Ляг, мне будет покойнее…

Не отпуская ее руки, он неуклюже лег, страшась задеть еехоть пальцем. Кое-как, цепляя носком за задник, стащил сапоги. Так и лежал: всорочке, кожаных портках, напряженный, как тетива на туго натянутом луке.

– Ольха, – прошептал он, чувствуя комок вгорле, – Ольха…

Внезапно он вернулся из призрачного мира в этот, жестокий икровавый. Что-то беспокоило, он еще не ощутил самой опасности, но настороженноподнял голову, осмотрелся. В темной, как деготь, ночи мелькнул багровый отсвет.Исчез, снова появился, уже ярче, настойчивее. Послышался далекий испуганныйкрик.

Он осторожно спустил с ложа правую ногу, затем – левую, нопальцы Ольхи судорожно сжали его руку. Он застыл, в ее жесте было столькостраха, столько мольбы не оставлять ее одну, что ощутил комок в горле. Во снеона была намного моложе, совсем ребенок. Во сне не притворялась суровойкнягиней, стойкой и умеющей выносить удары.

– Я не уйду, любимая, – прошептал он. – Нет,не уйду…

Голоса становились громче, донесся треск пожара. За окномвзметнулось багровое пламя, взлетели искры. В комнату ворвался запах гари.Похоже, горит сарай с сеном. Огонь явно перекинется на конюшню…