Читать книгу "Вакансия - Сергей Малицкий"

– Демократия, – важно объяснил Ромашкин. – Представители общепитовской, ремесленной, предпринимательской, торговой и педагогической интеллигенции. Весь спектр.

Представители различных направлений интеллигенции покосились на Дорожкина с опаской и с напряжением принялись изучать лица друг друга, только турок позволил себе помахать Дорожкину ладонью. Козлова не изменила позу. Подпирала спиной колонну, опустив руки и соединив ладони, теребила подол темно-синего платья и смотрела сквозь Дорожкина.

– Собственно, все. – Ромашкин почесал затылок. – Еще будет семейство Перовых, оно уже на подходе. Маргарита где-то здесь. Прочие приглашенные – работники городской администрации и важные гости города. Ты уж это, Дорожкин, не хулигань тут. Держи себя в рамках. И получай удовольствие. Договорились?

– По мере сил, – процедил Дорожкин и, кивнув Угуру, прошел к столу и сел на свое место.

Он продолжал оставаться в центре внимания. Никто не смотрел на него впрямую, но словно случайно взгляды то одного, то другого гостя фиксировались на Дорожкине. Только Марфа Шепелева демонстративно повернулась к неожиданному гостю, да ударенный ее локтем Неретин приоткрыл глаза и вяло помахал Дорожкину рукой. И тут Моцарт оборвался, и грянула «Bohemian Rhapsody»[73].

Дорожкин вздрогнул не от музыки. Он вздрогнул через несколько секунд, когда раздались аплодисменты. И под эти аплодисменты из-за расположенных за дальним торцом стола портьер вышла одетая в короткое черное платье элегантная Валерия, а вслед за ней вывезла инвалидное кресло роскошная Екатерина Ивановна Перова. В кресле сидел рыхлый мужчина неопределенного возраста с крупным или как будто опухшим лицом. На лице его застыла улыбка, готовая превратиться в гримасу минимальным усилием лицевых мышц. Руки мужчины лежали на подлокотниках, и их пальцы что-то выстукивали на коже кресла, но делали это без малейшей связи и с ритмами фонограммы, и с выражением лица. Дорожкин, который только что с трудом подавил охватившую все его члены дрожь, задрожал снова. Но не от этих пальцев, и не от гримасы-ухмылки, и не от совершенно сумасшедшего взгляда Екатерины Ивановны Перовой, которая в тяжелом парчовом платье казалась королевой или жрицей, вывезшей в жертвенный зал живые мощи божества, а от вида самого тела Перова. И руки, и туловище, и ноги (а они, в свою очередь, тоже отбивали какой-то ритм), и голова – все это поддерживалось каркасом-клеткой. Она явственно выделялась под костюмом, придавая телу Перова прямоугольную форму, и придерживала пластиковый раструб, в котором покоилась та самая улыбающаяся голова.

«Человек-тетрис», – с ужасом вспомнил Дорожкин.

– Семейство Перовых! – гордо объявил Ромашкин и протянул микрофон Адольфычу. Приглашенные встали между колонн. Шепелева поднялась с места. Сидеть остался только Дорожкин, и не поднялся пьяный Неретин.

Адольфыч поднял руку, и «Bohemian Rhapsody» прекратилась.

– Несколько минут…

Адольфыч оглядел гостей, скользнул взглядом по сидящему за столом Дорожкину, отчего тот почувствовал разбегающиеся по спине мурашки, и тепло улыбнулся.

– Друзья. Мы собираемся здесь каждый год. Но не все из нас знакомы с первым директором нашего института, директором промзоны и первым же мэром нашего города (пусть когда-то это и называлось по-другому) – с Перовым Сергеем Ильичом.

Грянули аплодисменты, рот Перова медленно приоткрылся и снова захлопнулся, после чего Екатерина Ивановна громко объявила:

– Сергей Ильич благодарен присутствующим.

– Кстати, – Адольфыч продолжал улыбаться, – в старых должностях есть своя прелесть. Мы уж тут посоветовались и, несмотря на то что у нас имеется и мэр, и мэрия, и вообще полный набор атрибутов современности, решили последнюю должность Сергея Ильича закрепить за ним навечно. Вы наш председатель, Сергей Ильич, и останетесь им!

– Сергей Ильич очень благодарен присутствующим, – повторно объявила сквозь шквал аплодисментов Екатерина Ивановна.

– А мы благодарны хранительнице замечательной семьи, – подхватил Адольфыч. – Кто не знает, а я уверен, что таких, как Екатерина Ивановна Перова, больше нет, только подумайте – умница, красавица…

– Спортсменка и комсомолка, – засмеялась Екатерина Ивановна. Взгляд ее при этом остался совершенно безумным.

– Именно так! – восхитился Адольфыч. – Ну и, кроме всего прочего, самый главный начальник промышленной зоны Кузьминска. Госпожа директор!

Адольфыч поклонился чете Перовых и, вскинув вверх руку, прервал аплодисменты. Вновь зазвучал Моцарт.

– Но я был бы бесчувственным чурбаном, если бы забыл о том, почему мы здесь собрались.

Валерия скривила губки.

– Вальдемар Адольфович, вы и так бесчувственный чурбан, давайте же выпьем наконец, и все пойдет своим чередом!

– Секундочку! – остановил новую порцию аплодисментов Адольфыч. – Одну секундочку! Лерочка! Я понимаю, что вы молоды, прекрасны, я бы даже сказал, непозволительно прекрасны, но, кроме всего прочего, вы находитесь в таком замечательном возрасте, о котором можно говорить без боязни вас обидеть.

– Меня обидеть сложно, – погрозила Адольфычу пальцем Лера. – И в этом возрасте, и в любом другом. Но двадцать пять лет… Давайте остановимся. Вот на этом возрасте, двадцать пять лет.

– За это надо выпить! – с деланым недоумением оглянулся Адольфыч, и народ тут же оживился и, следуя примеру мэра, принялся топтаться вокруг стола, двигая стулья, усаживаясь и позвякивая приборами. Тут же загремели, захлопали пробки из бутылок с шампанским, заискрился напиток, гости загудели, зашумели, и рядом с Дорожкиным оказался с одной стороны Павлик, а с другой… Алена Козлова. Ее мать села за нею, не сводя с дочери глаз.

– Все в порядке. – Голос у девушки был густой, бархатный. Никак она не напоминала тот образ, который сложился в голове у Дорожкина. – Мама, я всегда тебе говорила, нечего забивать голову всякими глупостями.

– Так тебя ж искали, старались, – чуть слышно прошептала Козлова.

– Ничего, – она раздраженно улыбнулась, – все, кому нужно, нашлись.

– Вот. – Дорожкин потянулся к карману, заметил напрягшиеся руки Павлика, осторожно достал бумажник, извлек из него фотографию Алены. – Возьмите. Остальные фотографии передаст Маша Мещерская.

– Забирай, найдешь на стенке еще место. – Алена небрежно передвинула фотографию матери и подмигнула Дорожкину. – Не обижайся. Работа. В прошлый раз охоту испортил мне ты, это ж я отыскала золотой волос да пустила Шепелева по следу, так что долг платежом красен.

– Конечно-конечно, – кивнул Дорожкин. Вопрос, чье имя было в папке Шепелева вторым, больше его не волновал.

По полу зашуршали хромированные тележки. Дорожкин оглянулся. И официантами здесь тоже работали уже знакомые ему Наташа из «Норд-веста», Нонна и Гарик из «Зюйд-оста». Мимо проскользнула Галя с почты, подмигнула Дорожкину и послала ему воздушный поцелуй.