Читать книгу "Волшебный корабль - Робин Хобб"

Мальчик изумленно повиновался. Проказница знала: в глубине души он по-прежнему не вполне доверял ей. Никак не мог разобраться, от Са она или же не от Са. Но вот его загрубевшая рука коснулась ее ладони, а пальцы переплелись с ее гораздо более крупными пальцами…

И внезапно они слились воедино.

Уинтроу обнаружил, что смотрит на мир глазами своего деда. Ефрон любил эту гавань и людей, обитавших на острове. Сияющие белые шпили и купола были тем удивительнее, что поселение было, в сущности, небольшое. Большинство народа, именуемого каймара, обитало под зеленой сенью лесов, причем едва ли не в шалашах из ветвей. Они не обрабатывали землю, не распахивали полей — кормились охотой и дарами леса. Из их города не тянулось мощеных дорог, лишь извилистые тропинки, пригодные для пешеходов с ручными тележками. Совсем первобытный народ… если не принимать во внимание маленький город на Коготь-острове. Вот уж где мастера-ремесленники развернулись вовсю! В городе насчитывалось не более тридцати зданий — не считая бесчисленных торговых лотков вдоль рыночной улицы и бревенчатых купеческих лабазов на берегу. Зато каждое строение из тех, что составляли белое сердце города, было поистине чудом зодчества и ваяния. Дед Ефрон всякий раз находил время пройтись по мраморным площадям, разглядывая каменные лица героев, фризы на сюжеты легенд и арки, по которым карабкались растения — скульптурные и живые…

— И ты сохранила их и донесла, — разобрала Проказница еле слышный шепот Уинтроу. — Эти лики… Без тебя, без него… теперь я понимаю… Это как мои витражи. Свет проникает сквозь них, озаряя деяние моих рук… А твой труд доносит свет Са, лучащийся в этой красоте…

Проказница не особенно понимала таинственные речи Уинтроу. Но еще более загадочным оказалось испытываемое им чувство, передававшееся ей через пожатие рук. Стремление к единению, которым, по-видимому, он дорожил превыше всего. Он не просто любовался видением безупречно изваянных мраморных ликов. Для него они были лишь вещественным выражением чего-то большего. Чего-то, что пока от нее ускользало. Что-то насчет союза разных людей, плодом которого явилась не только телесная красота, но и… АРКФОРИЯ-СА. Это слово оказалось незнакомо Проказнице, но она попробовала уловить чувство, которое сопровождало его. Воплощенная радость… лучшее от природы и человека, обретшее зримый облик. Свидетельство и утверждение щедрого завета Са этому миру. Проказница ощутила в душе Уинтроу поистине крылатый восторг, какого она ни разу не замечала ни за кем из его родственников. И неожиданно для себя поняла: так вот чего ему столь отчаянно недоставало! Вот, значит, какими глазами смотреть на мир выучили его жрецы. Его наставники пробудили в нем жажду ничем не оскверненной красоты и добра. И он верил, что его призвание — следовать по пути добра. Искать добродетель и наслаждаться любым ее проявлением. И верить в добро…

…Она-то думала поделиться с ним и научить. А взамен того с ней самой поделились и преподали урок. Она сама себе подивилась, когда ей захотелось отстраниться от Уинтроу, разрушить ту полноту их духовного слияния, к которой она так недавно стремилась. Ей надо было кое-что осмыслить — а осмысливать лучше всего в одиночестве.

И самая мысль об одиночестве сказала ей, до чего сильно влиял на нее Уинтроу.

Уинтроу отпустили на берег!

Он знал, что распоряжение исходило не от отца. И не от Торка. Отец отправился на берег несколько часов назад — договариваться о торговле. И Торк отбыл с ним. А значит, вместе с другими на берег его отпустил Гентри, старпом. Уинтроу недоумевал. Он знал: старший помощник был облечен полной властью над моряками, и превыше его воли был только капитанский приказ. Но мальчик сильно сомневался в том, что Гентри вообще как следует помнил о его, Уинтроу, присутствии на борту. Он к нему за все время плавания напрямую обратился-то, может, всего один раз.

И вот поди ж ты! Уинтроу услышал свое имя в списке первой же партии шедших в увольнение на берег, и сердце его заколотилось от предвкушения. Какая удача! И не стоит задавать лишних вопросов, которые только испортят все дело.

Когда они причаливали в Калсиде, Уинтроу всякий раз с тоской смотрел на берег, но с корабля сходить ему не позволяли. А теперь он сможет пройтись по настоящей твердой земле! Увидеть нечто такое, чего никогда раньше не видел!.. С ума сойти можно!!!

Вместе с остальными счастливчиками он поспешил вниз — переодеться в береговую одежду, торопливо махнуть по волосам щеткой, туго переплести растрепанную косицу…

Что касается одежды, Уинтроу сперва пришел от нее в некоторую растерянность. Дело в том, что купить ему все необходимое перед отплытием из Удачного отец поручил Торку: самому Уинтроу сделать покупки он не доверил. И теперь вот Уинтроу разглядывал две пары холщовых штанов и рубашек. То и другое — сугубо рабочее и притом дешевое из дешевых. Уинтроу немедленно заподозрил, что большую часть денег, выданных ему отцом, Торк попросту прикарманил. Береговая же одежда представляла собой черные штаны из грубой материи и рубаху в яркую полоску. Опять-таки дешевые шмотки. И к тому же плохо сидящие — Торк, видно, не особо задумывался о размере. Особенно уродливой оказалась рубашка: сущий балахон, слишком длинный и слишком широкий. «Может, предпочесть жреческое коричневое одеяние?…» Оно было в пятнах и сильно поношено, в некоторых местах заштопано и ко всему прочему подрезано снизу: Уинтроу волей-неволей пришлось обкорнать затрепавшийся подол, а заодно и добыть ткань для заплат… «Но если я надену его, это будет вроде как заявлением, что я священник, а не моряк…» И может статься, новоприобретенное уважение матросов будет безвозвратно утрачено.

И Уинтроу натянул черные штаны с полосатой рубахой, твердя себе, что тем самым вовсе не отрекается от своего сана, а даже наоборот, как бы проявляет достойную скромность. Появись он в этом неведомом городе в священническом облачении — ему чего доброго начали бы оказывать радушное гостеприимство как странствующему жрецу Са. И было бы весьма бесчестно с его стороны принимать подобное гостеприимство, ибо он прибыл сюда не в качестве проповедника, а как матрос.

Уинтроу решительно отделался от беспокоящей мысли, а не много ли сделок с совестью он совершил за последнее время и не слишком ли гибкой стала его нравственность. Пора было бежать, и он поспешил следом за всеми.

Всего их оказалось пятеро, в том числе и они с Майлдом. А третьим был тот самый Комфри, и Уинтроу обнаружил, что ни взгляда от него не может отвести, ни прямо в глаза посмотреть. Вот он стоял здесь, этот человек, нагло и непристойно испоганивший кофейную чашку отца, и Уинтроу никак не мог для себя решить, как же следовало к нему относиться. Посмеяться втихомолку над его выходкой — или в ужас прийти?… В целом Комфри производил впечатление славного малого и большого весельчака. Знай шуточки отпускал, пока они гребли к берегу. Улыбка у него была щербатая, а на голове красовалась дырявая красная шапка, украшенная дешевыми медными амулетами. Заметив украдкой взгляды Уинтроу, он подмигнул юнге и во все горло поинтересовался, не желает ли он закатиться вместе с ним к девкам:

— Уж тебе-то, малыш, они за полцены со всем удовольствием. Говорят, они от молоденьких коротышек страсть как заводятся!