Читать книгу "Пятерка - Роберт МакКаммон"

Роджер Честер сделал большой, долгий глоток кофе.

И еще один.

— Так куда же вы пойдете?

Соло Кочевника закончилось, но эхо его еще отдавалось от черных стен. Ариэль снова шагнула к микрофону.

Так здравствуй, выходи в наш мир, тебе все рады тут. Он втиснут в промежуток тех же четырех минут. Ты должен все увидеть сам, понять И не сойти с ума при этом. Тебе желаю я счастливого пути, Я верю, ты сумеешь сам его найти. Был старый мир — сегодня новый старый мир. Был старый мир — сегодня новый старый мир.

И снова стихли барабаны — только остался ритм баса и лязганье хай-хэта, и тихо, будто читая вслух детские стихи, Ариэль спела:

Стремись все выше, поднимайся и расти. Но помни, что живым отсюда не уйти. Стремись все выше, поднимайся и расти. Но помни, что живым отсюда не уйти.

* * *

Сидя на коричневом диване с Берк и Ариэль, Кочевник подумал о судьбе группы «Ezra’s Jawbone», о словах людей в костюмах, что потрясающая рок-опера «Дастин Дэй», не похожая ни на какой образец и не подражавшая ни одному существующему звуку, не годится, потому что в ней нет сингла, на который клюнет покупатель, ребята. И эти костюмные внушили музыкантам «Ezra’s Jawbone» мысль, будто это их провал — их, а не тех, кто не слышит музыки.

А Кочевник знал правду. И отчасти поэтому громкость голоса у Роджера Честера бесконтрольно зашкаливала.

— Вам медведь на ухо наступил, уши у вас жестяные, — сказал он Роджеру Честеру. — Вот вам и приходится ждать, пока кто-то скажет, что музыка хорошая и имеет свою ценность, а тогда вы спешно становитесь приветливым и радостным и всем рассказываете, что давно это знали. Может быть, вы боитесь, потому что у вас есть инвесторы, ищущие быстрых денег, и вы не можете — и не станете — поддерживать ничего, кроме абсолютно верных дел. Но вы же на верных делах делаете деньги? На удобных? Если вы не любите музыку вообще, если не видите в ней ценности, кроме денежной, как вы можете себе позволить упустить прибыль? И вот мы… вчера никто, а сегодня — такое верное дело, вернее не бывает. Потому что случилась трагедия и на нас обратили внимание.

— Для меня это звучит как золотой шанс.

— Как вы стали командовать людьми, для которых музыка действительно что-то значит, мне не понять, — сказал Кочевник. — А ты, — обратился он к Эшу, — ты свои уши в задницу засунул.

Роджер Честер снял очки и протер их белым носовым платком. Он все еще напряженно улыбался.

— Все, что я могу на это сказать: мы обсуждаем вековую войну между искусством и бизнесом? Так, друг мой, бизнес ее выиграл давным-давно. И если вы еще этой истины не знаете, то… — Он надел очки, чтобы лучше рассмотреть лицо побежденного. — Добро пожаловать в реальный мир.

Кочевник сказал Берк и Ариэль, что им пора, наверное. Все встали, и тут Роджер Честер переборщил с прощальным ударом в спину:

— Выходит, что ваши друзья погибли ни за что.

Кочевник уставился на него через стол. Еще месяц назад он бы прыгнул на этого человека, кем бы тот на фиг ни был и какой бы ни был старый, и вбил бы эти слова ему в рот. Он бы его согнул в три погибели и заставил улыбаться туда, где солнце не светило.

Но сегодня — нет.

— Вы знаете, куда пересылать чеки, — бросил он.

— Разумеется, мистер Чарльз. За вычетом пятнадцати процентов нашей комиссии, путевых издержек, различных рекламных и непредвиденных расходов, как сказано в нашем соглашении. Знаю, конечно.

Они двинулись прочь из офиса. Перед тем как за ними закрылась дверь, Роджер Честер сказал:

— Вы еще вернетесь.

На сцене Кочевник то и дело думал, как бы прозвучала эта песня с поддержкой бас-гитары Майка, с золотыми клубами звуков от клавиш Терри. Они уже почти доиграли, почти закончили, а Кочевник все еще боялся этой песни, потому что не понимал ее, не понимал ее цели и причины, не знал, что случится, когда отзвучит последняя нота.

Ариэль, приблизив рот к серебристому микрофону, еще раз повторила рифмованные строчки:

Стремись все выше, поднимайся и расти. Но помни, что живым отсюда не уйти.

И тут снова в полный голос зазвучали барабаны, Берк вложила в них свою силу, Кочевник пустил в расцвеченный воздух несколько парящих фраз, и Ариэль закончила надрывным выкриком:

Был старый мир, Сегодня новый старый мир. Сегодня новый старый мир. Быть может, новый мир. Не тот же старый мир. Был старый мир. Сегодня новый старый мир. Сегодня новый мир.

Последняя строка летела и ширилась до тех пор, пока поставленный оперный голос Ариэль не сделался грубым и хриплым, но она управляла им, играя натянутыми до предела голосовыми связками:

Не тот же старый мир!

Песня подошла к концу — осталось несколько секунд. Музыка стала стихать — последний взлет электрической гитары, словно взмах клинка в воздухе, и Кочевник закончил, и Ариэль сыграла ту же фразу, с которой начинала песню, и Берк ударила в бас-барабан и хлопнула хай-хэтом — и все.

Насколько мог понять Кочевник, ничего в старом мире не изменилось.

Зал вопил и аплодировал, вспыхивали блицы фотоаппаратов, снималось видео, Берк бросила в публику палочки, Кочевник сказал:

— Доброй ночи всем — и спасибо, что пришли.

Он отключил гитару и вынес ее со сцены. За ним пошла Ариэль, следом Берк. Стали гаснуть огни, сообщая, что концерт окончен. Из колонок полилась музыка — запись какой-то другой группы. Публика, почти вся в футболках «The Five», потянулась понемногу наружу. Зрители были довольны: представление удалось.

За кулисы пришел Тор Бронсон в белом костюме и футболке «The Five». Загорелая кожа светилась, волосы были лимонно-желтые. На руке у него висела блондинка, которая могла бы быть его дочерью-подростком, и одета она была как ученица католической школы, а во рту у нее был леденец на палочке. Кочевник подумал, что теперь Тор забавляется порнокуколками.

— Ах ты, дешевый паразит! — сказал Кочевник, имея в виду, что Тор сэкономил десять долларов, надев футболку. Тор на это ответил, что если этот гребаный сосунок теперь имеет время, так должен приехать к нему в Кали и у него поселиться. Кочевник сказал, что подумает, а не хрен думать, сказал Тор, надо так и сделать. Сказал, что остановился в «Дрискилле» — переговорить кое с кем в студиях звукозаписи и несколько дней оттянуться, погреться на техасском солнышке, новые группы послушать, и если Кочевник к нему не заедет, он тогда некоторую пару яиц поджарит на костре и сожрет на техасском тосте с соусом «хабанеро». Хотя и не гей.