Читать книгу "2048 - Мерси Шелли"

— …Только что выращенная материковая плита была еще мягкой. Поэтому столкновение корабля с небольшим декоративным мысом привело к деформации мыса. Часть коралла поднялась над водой в виде пары скал. Кстати, за этот промах капитана корабля подвергли стиранию персонального Ангела…

— Ангел — это училка, как у меня? — перебила девочка, схватив утиноголовую куклу за шею и подняв ее в воздух. — Подумаешь, стерли!

В скучающих глазах папаши мелькнул интерес. Вэри захотелось показать ему язык.

— Да, почти такой же личный искин, как у тебя, милая. Только помощнее. У взрослых Ангел накапливает много важной персональной информации, включая все документы, дипломы, лицензии, и даже историю болезней. Это позволяет человеку быстро находить с помощью Ангела и работу, и вообще место в жизни. Стирание Ангела, коммуникационная депривация, делает жизнь очень тяжелой. Проще говоря, наказанный капитан после стирания Ангела мог работать лишь простым матросом.

Она проследила, как сменилось выражение на лице космонавта. Быстро, словно тень пролетела — и снова механическая улыбка. Да, с папашей посложнее будет. Его обычной байкой про заговорщиков не возьмешь: у военных на этот счет хорошие блоки. Тут нужна настоящая Прошивка, с применением спецсредств. Хотя…

Может статься, что найти у него болевую точку даже проще, чем у его женушки. Сильная фобия, искусственно всаженный «внутренний крючок» — именно он и гонит таких людей упорядочивать мир.

Помнится, Марта жутко ругала этот метод создания героев. Хотя и признавала, что иначе теперь никак. Это раньше мужчин постоянно окружали опасности — «внешние крючки», требующие развивать выносливость и реакцию, биться с чужаками, осваивать новые территории. А при нынешней цивилизованной жизни кого заставишь лететь неизвестно зачем в космос? Вот и приходится создавать и поддерживать «внутренний крючок» у некоторых перспективных личностей.

И связаны эти фобии, как правило, с очень конкретными ощущениями. Незаметное движение веером — и пышущему здоровьем герою вдруг становится жарковато. Или появляется еле слышный мышиный писк в ушах…

Только для этого надо опять подключиться к Ткани. Она и персональный дискомфорт подберет, и Архангела блокирует.

Но тебе принципиально захотелось рукоделья. Так забудь про Ткань, шпилька. Раз уж начала импровизировать, то, как говорится, доведи свой оргазм до нефритовой ручки самостоятельно.

И на мимике не зацикливайся: не с одним человеком работаешь. Лучше сразу настроиться по дыханию. Когда люди долго живут вместе, их на этом синхронизировать даже легче, чем детей.

Вэри небрежно развернула веер. И медленно обмахиваясь, продолжала рассказ:

— …Но эту версию появления Двух Камней придумали взрослые. А они, как известно, ничего не понимают в жизни. Я расскажу тебе, Ада, другую историю.

Она подмигнула зеленоволосой малышке. Та подмигнула в ответ, сначала одним глазом, потом другим. Это чуть не сбило Вэри с ритма. «Уж не ошиблась ли я с ее ключами доступа? Может, она все-таки левша? Нет, лучше и вправду через дыхание входить».

Она прикрыла глаза и сосредоточилась. Веер стал порхать более ритмично.

— «Давным-давно, хотя в общем, почти в наше время, жил на свете один старик безо всякой старухи. Жил он, как водится, у самого синего моря, и в море ловил себе рыбу. Была у этого старика одна лишь удочка из бамбука, с худою шелковой леской. И на самом конце этой лески жила маленькая и блестящая, но довольно-таки тяжеленькая Мормышка. А еще на леске, ближе к ее середине, жил небольшой и ужасно грязный, но довольно-таки плавучий Поплавок…»

— Он был пират, этот старик! — радостно перебила девочка. — Дона рассказывала мне про пиратов и их снасти!

— Тебе же сказали, это было давно, — одернула дочку мамаша. — В те времена люди еще не знали, что частная ловля рыбы нарушает права рыболовецких компаний.

— Может, мы не будем перебивать и дослушаем до конца? — предложил отец.

Вэри одарила его благодарной улыбкой. Веер снова вспорхнул, открывая картинку — домик у моря.

— «Рыба у старика ловилась неважно. Да и снасти его были с характером. Маленькую Мормышку все время тянуло вниз — не хотелось ей болтаться на леске! Однако внизу было темное и пустынное дно, и блестящей Мормышке оно не особенно нравилось.

"Но быть может, — рассуждала Мормышка, — если я закрою глаза, оторвусь от лески и упаду на дно, то превращусь в тихую мидию и заживу спокойно и счастливо."

И она закрывала глаза, и отрывалась. Конечно, она была очень вежливой, и поэтому делала вид, что оторвалась не сама, а зацепилась за камень.

Приземлившись на дно, Мормышка и вправду чувствовала себя легко и приятно. Но недолго. Открывая свои огромные глазки, она убеждалась, что не превратилась в спокойную мидию, а осталась все той же Мормышкой, кругленькой и блестящей. И подводные течения моря таскали ее по темному дну, били об острые камни, но в конце концов выносили на берег — где и находил ее старый рыбак во время отлива. И снова вешал на леску.

Не любил быть привязанным и Поплавок. Всякий раз, когда он погружался в воду, его с силой выталкивало наверх. А вверху было небо, холодное и пустое, и Поплавку оно не особенно нравилось.

"Но быть может, — рассуждал Поплавок, — если я закрою глаза и оторвусь от лески, волны смогут добросить меня до неба. А на небе я сделаюсь легким беленьким мотыльком и заживу весело и счастливо".

И он закрывал глаза, и отрывался. Конечно, он был очень смелым, и поэтому делал вид, что не сам сбежал, а его оторвала волна. И когда волна подбрасывала его в небо, ему становилось так легко и приятно, словно он и вправду сделался мотыльком. Но потом глаза его открывались, и оказывалось, что он так и остался грязным маленьким Поплавком. И волны гоняли его по заливу, мешали с разным плавучим мусором, но в конце концов выносили на берег — где и находил его старый рыбак во время отлива. И снова прилаживал на свою удочку.

Ох и намучился этот старик с Поплавком и Мормышкой! Когда он привязывал их слишком близко друг к другу, они тянули непрочную леску в разные стороны, и конечно, рвали ее. Если же кусок лески между ними был слишком длинным, снасть цеплялась за водоросли и тоже рвалась.

Иногда бывало и так, что бродившие по дну голодные крабы принимали Мормышку за мидию и откусывали ее клешнями. А в небе над морем летали голодные чайки, они то и дело хватали клювами Поплавок, думая, что он — мотылек, свалившийся в воду.

Но старик, что жил безо всякой старухи, всегда терпеливо дожидался Поплавка и Мормышку на своем берегу. Может быть, потому, что был он бедным, и не было у него других Поплавков и Мормышек. Или, может быть, потому, что был он мудрым, и знал, что едва ли они сгодятся на что-то другое — а значит, все равно вернутся к нему.

И еще случались редкие дни, когда погода была подходящей, не было ни крабов на дне, ни чаек над морем, а обитатели удочки — Поплавок и Мормышка — вели себя хорошо и не вредничали. И хотя даже в эти дни старику удавалось поймать лишь несколько рыбок, он бывал тогда очень счастлив. Он сажал этих рыбок в свое жестяное ведро, и они при свете морского заката выглядели совсем как золотые. А потом старик сматывал леску и шел домой, насвистывая свою любимую песенку.