Читать книгу "Дело Томмазо Кампанелла - Глеб Соколов"

Священник не ответил. Возможно, ему хотелось произнести какую-то проповедь, высказать какие-то свои убеждения на этот счет, но он этого не сделал.

– Вам нужно обратиться к чему-то светлому. С такими мыслями, как у вас сейчас, вы долго не выдержите, – заметил он. – Нет, правда – не выдержите!..

– Но тогда, значит, логично – броситься в побег: бежать с Севера, из Воркуты обратно в Москву. Стоило же мне прожить столько времени в мучениях на Севере, чтобы потом все равно осознать: единственный способ избавить себя от этих страданий – это сбежать с Севера обратно в Москву?! Да и теперь не так-то просто будет сбежать! Неизвестно, удастся этот побег или нет.

– Почему?.. Что такое? Вас что-то держит на Севере? – спросил священник мужчину, чей голос Томмазо Кампанелла, кажется, наконец узнал – это был тот самый человек, что пришел в зальчик «Хорина» искать Юнникову и упал там в обморок. Томмазо Кампанелла вспомнил фамилию визитера – Таборский.

Таборский тем временем отвечал на вопрос священника:

– На Севере меня ничего особенно не держит. Хотя, с другой стороны, и в Москве мне особенно не за что зацепиться. Но дело не в этом – я должен сбежать не просто из одной географической точки в другую географическую точку. Я должен перестать быть лошадью, конягой, я должен вернуться в человеческое обличье. Я должен сбежать от этого колдовства, от этой злой судьбы, которая что-то уж очень меня полюбила вопреки моей воле. Я должен скинуть с себя конскую шкуру, сорвать со своего лица лошадиную морду и удрать с конюшни от конюхов и четвероногих собратьев по стойлу. Но вот ведь что еще есть ужасного во всем этом деле: сдирание со своего лица лошадиной морды, побег с конюшни, из мрачной северной ночи – это такой адски тяжелый труд, от которого заматереешь и состаришься так, что вместо лошадиной морды на твоем лице появится какая-нибудь новая, не менее ужасная маска: не знаю, тигра или жабы, кровожадного волка или подколодной змеи. И опять, – о, ужас! – глянув в зеркало, убедишься, что это не твое лицо, а мерзкая, приросшая к нему намертво маска! Да-а, бедный я, бедный, бедный я Карлик-Нос!

Тяжелый вздох вырвался из груди Таборского.

– Перестаньте, перестаньте! – пытался подбодрить его священник. – Я уверен, что все у вас прекрасно получится. Я не знаю, чем вы там сейчас занимаетесь, но уверен, что чем бы вы ни занимались, вы обязательно добьетесь громадного успеха. Вы еще не так стары, вы талантливый, красивый, волевой мужчина. Вам ли так тяжело вздыхать?! Лучше ешьте. Вы голодны – вот, берите пирожки.

– Я вас прошу, дайте мне зеркало, – устало попросил священника Таборский. – Есть ли у вас зеркало. Я хочу посмотреть на свое лицо… Нет, не так: я хочу глянуть на эту маску, что пристала к моему лицу.

– Вот здесь за шкафчиком, на стене. Прошу вас, – пригласил Таборского священник.

Томмазо Кампанелла и Паспорт-Тюремный услышали несколько медленных шагов. Потом послышался тяжкий стон, и мрачный голос Таборского сказал:

– Да-а… Как бы я хотел сорвать с себя эту мерзкую маску: эти следы пороков, разочарований, времени, проходившего впустую, утраченной любви!.. Как бы я хотел перестать быть Карликом-Носом!

Затем на насколько мгновений стало тихо.

В этот момент, прячась за церковными колоннами, перебегая от одного столба к другому, не спуская глаз со стоявшего от него уже совсем недалеко обидчика, к Томмазо Кампанелла приближался нищий Рохля. Трудно сказать, как он выследил хориновского героя. Возможно, он по обыкновению приплелся на церковную паперть, потому что, несмотря на вечерний час, она, жесткая и холодная, оставалась для него самым привычным местом в этом городе. Потом приоткрыл тяжелую резную церковную дверь и увидел в темноте вдали удалявшийся силуэт Томмазо Кампанелла. Возможно…

– Только одна, одна надежда у меня, нет, уверенность, – в голосе Таборского зазвучала особенная, злая страсть. – Все переменится, все! Все переменится, и у тех, которым сейчас солнце светит, у которых радость, – у них солнце в другую фазу перейдет, мрачная ночь у них наступит, а у меня как раз в этот момент удастся мой побег. Удастся! Удастся!.. А то, что я – матерый, что забурел, заматерел как волк – это ничего, это поправимо: отпарим лицо-то, ванночки там всякие будем принимать нежные. И буду я светлый и розовощекий, как младенчик, будут у меня розовые губки и алые щечки, а те, которым раньше было хорошо, которые Карлика-Носа человеком не считали, те, которые от нас, воркутинцев, бежали как от чумы… Нет, при чем тут чума? Как от ледяного, мглистого Севера… Ведь они же насмехались над тем, что я в объятьях злой судьбы! А разве можно, разве честно надсмехаться над такой горькой судьбой?! Они-то и окажутся со временем в другой фазе: той, где ночь, пурга, луна светит, караул вологодский, зеки, рожи, страх. А я уже к этому моменту буду счастлив, я уже отмоюсь, отпарюсь. Я к тому времени младенчиком розовощеким стану. Только вот что-то у меня так хорошо пока не получается. Но это только пока… Мне надо жениться. В четвертый?.. Нет, в пятый раз. В конце-то концов я должен испробовать жизнь с непьющей женой. А те, которые презирали Карлика-Носа, еще будут, будут еще в другой фазе: мгла, Север… Отведают… Очень морозный климат…

– Про что вы?! Про что вы?! Я не понимаю, – забеспокоился священник.

Тем временем Рохля успел подкрасться к Томмазо Кампанелла и теперь прятался в какой-то нишке едва ли не в полуметре от него.

– В нашем районе скоро соберется сходка очень странных воров, – прошептал Рохля так, чтобы услышал Томмазо Кампанелла. – Учти, произошедшее с Шубкой свалят на тебя: Шубку постигнет судьба мальчика из соседнего дома.

– Господи, кто это?! – вскрикнул Томмазо Кампанелла от неожиданности. – Кто ты?! Где ты прячешься?! Выходи!

– Кто здесь?! Кто здесь?! – заволновался в свою очередь, услышав голос Томмазо Кампанелла, священник.

Рохля тем временем быстро отбежал в сторону и спрятался за прямоугольной тумбой, на которой мерцало множество свечей, поставленных за упокой чьих-то душ.

Ошарашенный Томмазо Кампанелла начал бестолково метаться по церкви, заглядывая во все темные углы, пытаясь найти говорившего. Паспорт-Тюремный следовал за ним, впрочем, никакого участия в поисках не принимая. Священник же выскочил из своей каморки и направился в сторону приятелей.

Прятавшийся совсем в другом конце церкви нищий Рохля увидел, как из-за дверки медленно, пошатываясь от усталости и все сильнее охватывавшего его отчаяния, вышел Таборский и, никем в этой суете не замеченный, покинул церковные пределы.

Глава XXXIV

Молодежь – барометр общества

Оказавшись на улице, Таборский быстрым шагом подошел к краю тротуара и принялся ловить такси – он хотел скорей добраться до кафе в котором, как он думал, находится сейчас Лассаль. Ему нужно было всего лишь недолго поговорить с великим артистом. Он хотел узнать правду об одном, давно мучившем его случае, относившемся к очень старой истории. Затем, после разговора, полагал Таборский, он вернется в церковь и всю ночь проведет в бдениях над гробом воспитавшей его вместо родной матери старухи Юнниковой.