Читать книгу "Зло - Виктория Шваб"

Виктор застыл совершенно неподвижно, стараясь проглотить энергию, хаос и электричество и обрести вместо них тишину.

В тюрьме у него случались подобные эпизоды – поднималась точно такая же паника и обрушивалась волной. «Прекрати все это», – шипела, соблазняя, темнота. Сколько раз он сопротивлялся потребности протянуть не руки, а то, что в нем засело, и погубить все… и всех?

Вот только он не мог себе этого позволить. Ни тогда, ни сейчас. Он из одиночки-то сумел выбраться только благодаря тому, что убедил тюремных работников, полностью и целиком, что он нормальный, беспомощный, не опасный (или, по крайней мере, не более опасный, чем остальные четыреста шестьдесят три заключенных). Однако в те тюремные мгновения темноты его потребность сломать всех вокруг становилась буквально калечащей. Сломать их всех и просто выйти.

Сейчас, как и тогда, он ушел в себя, изо всех сил стараясь забыть, что у него вообще есть сила, которую можно обратить против других, есть прихоть, острая, как стекло. Сейчас, как и тогда, он приказал своему телу и разуму застыть, успокоиться. Когда он закрывал глаза и искал тишину, как и тогда, навстречу ему всплывало слово – напоминание о том, почему ему нельзя сломаться: вызов, имя.

Эли.

XV

Десять лет назад

Локлендский медицинский центр

Эли плюхнулся на больничный стул у кровати Виктора, бросив рюкзак на пол. У Виктора только что закончился сеанс общения с больничным психологом, мисс Пирс, во время которого разбирали отношения с его родителями, которыми мисс Пирс, естественно, восхищалась. Мисс Пирс рассталась с ним с обещанием достать книгу с автографом и ощущением, что они добились значительных успехов. Виктор расстался с ней с мигренью и предписанием – встретиться с университетским психотерапевтом как минимум три раза. А в обмен на книгу с автографом он выторговал сокращение своего трехсуточного приговора до сорока часов. Теперь он сражался с больничным браслетом, который содрать не удавалось. Эли придвинулся к нему, достал перочинный ножик и перерезал странный бумажно-пластиковый материал. Виктор потер запястье и встал, после чего поморщился. Клиническая смерть, как выяснилось, дело неприятное. Все у него ныло – тупо и постоянно.

– Готов выметаться? – спросил Эли, подхватывая рюкзак.

– Господи, да! – отозвался Виктор. – Что в рюкзаке?

Эли улыбнулся.

– Я тут подумал, – сообщил он, шагая по стерильным коридорам, – про мою очередь.

Виктору стало трудно дышать.

– Гм?

– Это действительно было поучительно, – сказал Эли. Виктор пробормотал нечто неодобрительное, но Эли не успокоился. – Выпивка была ошибкой. И болеутоляющие тоже. Боль и страх неразрывно связаны с паникой, а паника стимулирует выброс адреналина и других веществ, связанных со стрессом. Как тебе известно.

Виктор сдвинул брови. Угу, ему это было известно. Не то чтобы спьяну его это волновало.

– Есть только определенное количество ситуаций, – продолжал Эли, выходя с Виктором через автоматические стеклянные двери на холодную улицу, – в которых мы способны обеспечить достаточно паники и одновременно достаточно контроля. В большинстве случаев эти два фактора взаимно друг друга исключают. Или, по крайней мере, они редко присутствуют одновременно. Чем выше контроль, тем меньше нужно паниковать, и тэдэ и тэпэ.

– Так что же в рюкзаке?

Они добрались до машины, и Эли швырнул предмет разговора на заднее сиденье.

– Все, что нам нужно. – Он широко улыбнулся. – Ну… все, кроме льда.

* * *

На самом деле, «все, что нам нужно» свелось к дюжине шприц-тюбиков с адреналином и двойному количеству одноразовых согревающих вкладок – таких, какие охотники засовывают в сапоги, а футбольные фанаты – в перчатки во время зимних матчей. Эли взял три шприца и разложил на кухонном столе рядом со стопкой вкладок, после чего сделал шаг назад и широко повел рукой в сторону Виктора, словно приглашая на пир. Полдюжины пакетов со льдом лежали рядом с мойкой, и ручейки конденсата текли по полу. За льдом они заехали по дороге домой.

– Ты это спер? – спросил Виктор, берясь за шприц-тюбик.

– Позаимствовал во имя науки, – уточнил Эли. Взяв вкладку, он перевернул ее, чтобы рассмотреть пленку, удаление которой служило механизмом активации. – Я дежурю в Локлендском медцентре с первого курса. Там и глазом не моргнули.

У Виктора снова разболелась голова.

– Сегодня? – спросил он, уже не в первый раз после того, как Эли изложил ему свой план.

– Сегодня вечером, – подтвердил Эли, отнимая у Виктора шприц. – У меня была мысль развести адреналин в физиологическом растворе, чтобы ты вводил его внутривенно: это обеспечило бы более надежное распределение, но так было бы медленнее, чем с уколами, и потребовало бы хорошего кровообращения. И потом, учитывая обстановку, мне подумалось, что лучше воспользоваться более удобным способом.

Виктор обвел взглядом припасы. Ввести адреналин будет просто, а вот непрямой массаж сердца более сложен – и травматичен. Виктор прошел курсы реанимации и интуитивно чувствовал тело человека, но риск все равно оставался. Ни доврачебная подготовка, ни врожденное умение не могут по-настоящему подготовить студента к тому, что они собираются сделать. Убить человека легко. Вернуть его обратно к жизни – требует не только точных измерений и лекарств. Это можно сравнить с работой мастера-кулинара, в отличие от обычного повара. Повару нужна просто дисциплина. Мастеру требуется чутье, искусство и удача. В данном случае – очень много удачи.

Эли что-то сказал, и Виктор неохотно вынырнул из задумчивости.

– Чего? – спросил он.

– Время уже позднее, – повторил Эли, указывая на окно за мойкой. Небо быстро темнело. – Пора готовиться.

* * *

Виктор опустил пальцы в ледяную воду и отшатнулся. Рядом с ним Эли взрезал последний пакет: глядел, как тот лопается, и вываливал лед в ванну. Когда они вскрывали первые пакеты, лед трескался, раскалывался и наполовину растворялся, но вскоре вода стала достаточно холодной, чтобы таяние кубиков прекратилось. Виктор попятился к раковине и привалился к ней. Три шприц-тюбика с адреналином касались его руки.

К этому моменту они уже несколько раз проговорили порядок действий. У Виктора чуть дрожали пальцы. Он стиснул край раковины, чтобы прекратить тремор, а Эли снял с себя джинсы, свитер и, наконец, рубашку, открыв череду бледных шрамов, исполосовавших его спину. Шрамы были старыми, превратившись почти в тени. Виктор и раньше их видел, но ни разу о них не спросил. Теперь, когда он осознал вполне реальную вероятность того, что этот разговор с другом станет последним, его одолело любопытство. Он попытался сформулировать вопрос, но этого делать не понадобилось: Эли ответил без понуканий.

– Это сделал отец, когда я был мальчишкой, – тихо проговорил он. Виктор затаил дыхание. За два с лишним года Эли ни разу не упомянул своих родителей. – Он был священником. – Голос звучал отстраненно, и Виктор не мог не обратить внимания на «был». Прошедшее время. – По-моему, я тебе об этом никогда не говорил.