Читать книгу "Крымская кампания 1854-1856 гг. Восточной войны 1853-1856 гг. Часть 3. Противостояние - Сергей Ченнык"

Офицер парохода «Нигер» Леопольд Хейт был удивлен, что почти все французские и английские корабли стоят у Качи, Альмы или в Евпатории, а блокады входа в Севастопольскую бухту как таковой нет, и русские корабли едва ли не свободно сообщаются с Николаевом. Только 10(22) и 11(23) сентября Дандас отправил «Самсон» на разведку к Севастополю, откуда тот вернулся в тот же день. Командир «Самсона» кептен Джонс доложил, что в крепости происходят серьезные изменения. Русские интенсивно укрепляют северную сторону, устанавливая там тяжелые орудия, обстрелявшие корабль с дистанции 4000 ярдов, и вход в бухту.

От Альмы до Качи союзники сохраняли предбоевой порядок, ежеминутно ожидая столкновения с русским арьергардом. У британцев он оставался прежним, у французов несколько изменился. Турок, видимо убедившись после сражения на Альме в их высокой боеспособности, подтянули вперед и поставили на ближний к морю фланг в колоннах батальонов для связи с флотом. Рядом с ними, немного левее, шли два эскадрона кавалерии: спаги и африканские егеря. Далее в колоннах батальонов шли в линию 2-я, 3-я и 4-я дивизии. За ними обоз, артиллерия, саперы. Арьергард — 1-я дивизия.

15–16 км. марша не представляли особого труда, весь путь был усеян тем хламом, который всегда указывает путь отступления потерпевшей поражение армии: брошенные обозные телеги, имущество, снаряжение, раненые, больные, умершие. Именно таким увидел пространство до Качи офицер штаба генерал-майора Лукана Уолкер. Именно таким его описывают почти все офицеры и солдаты союзных армий, шедшие в эти дни по крымской земле вслед за уходившей на юг русской армией.

Ориентируясь по столь необычному компасу, после 14 часов того же дня войска прибыли на Качу, где, перейдя ее вброд, остановились на ночь. На берегу обнаружили некоторое количество брошенных русскими повозок, в том числе с запасом на 20000 снаряженных патронов. Англичане, осмотрев трофей, отметили их удобство и возможность быстро использовать боезапас в бою.

Удивил союзников мост через Качу, который русские даже не пытались разрушить, что лишний раз свидетельствовало о поспешности отступления. Этот «подарок» позволил без особых затруднений переправить на южный берег реки артиллерию и обоз. Перейдя по нему, остановились лагерем «…на приморской возвышенности, севернее Бельбекской долины».

Сент-Арно еще имел силы быть верхом и наблюдать за переправой, хотя его лица уже коснулась «маска смерти», делая его похожим «…на оживший труп». Полковые музыканты играли для своего главнокомандующего любимую им мелодию «Фуражка папаши Бюжо», но это уже не улучшало его настроения маршала, обычно начинавшего улыбаться при первых ее куплетах.

Эта песня была очень популярна среди зуавов во время Крымской кампании. Своим происхождением она обязана двум вещам: духовым инструментам арабов и кабилов, внесшим в обиход военной жизни «галерников»[5] оригинальную звучную музыку, и природной веселости парижан, из которых в основном формировались полки зуавов, породившей массу метких словечек, анекдотов и песен, резко отличавших их от всех прочих французских солдат.

Англичане приветствовали пополнение. Прибыл «долгожданный» 57-й Мидлэссекский полк, транспорты с которым «отбились» от главных сил экспедиции и только теперь пришли в Крым. Кстати, этому полку медали за Альму, в отличие от 46-го, решили все-таки не давать. И то правильно: одно дело целый день без воды, в пыли и под палящим солнцем идти к полю сражения, другое — поливать воды Черного моря блевотиной, мучаясь на корабле от морской болезни.

Командир полка полковник Гольди, оцениваемый Рагланом, как наиболее перспективный офицер английской армии, стал командиром бригады 4-й дивизии, а его обязанности перешли к подполковнику Пауэллу.

Значительно усилилась английская кавалерия: на берег с борта транспорта «Гималаи» сошли Шотландские «серые» — великолепный полк, как описал их кептен Мендс. Раглан подъехал к шотландцам и поприветствовал их. В ответ необстрелянные еще «серые» радостными криками выразили свой бурный восторг.

Правда, не разделявшие восхищения будущего адмирала английские пехотные офицеры, с определенной долей злорадства встретили «серых». Коллеги из Легкой бригады завидовали им, говоря, что своим видом, как будто перед парадом в Гайд-парке, они были явным контрастом с уже поистрепавшимися и перепачканными грязью солдатами Кардигана.

Высадка вновь прибывших войск напоминала высадку в Каламитском заливе, но при этом была более спокойной и организованной. Под прикрытием линейных кораблей транспорты подходили как можно ближе к линии берега, и буксируемые плоты доставляли новые подразделения захватчиков на крымскую землю Российской империи. Все было даже красиво, совершенно не напоминая суматоху недельной давности.

На корабли погрузили новых больных. Здесь же похоронили умерших, которых с каждым днем становилось пугающе больше. В 13-м легком драгунском заболел полковой адъютант Ирвин, назначенный вместо него офицер Томсон через два дня отправился вслед за предшественником на больничный транспорт, где вскоре тоже умер. За адъютантами последовал командир полка Лоуренс. Ему удалось выжить, но в Крым он уже не вернулся.

Долго решали, что делать с осадной артиллерией. Посовещавшись, выгружать не стали, решив сделать ближе к Севастополю, в том месте, где будут заложены первые батареи. Англичане посчитали, что делать это едва ли не на дистанции выстрелов из сильных укреплений — рискованное дело. По этой же причине отложили формирование Морской бригады.

Наконец британцы получили палатки, солдаты и офицеры почувствовали себя вполне комфортно. Правда, долгожданных ранцев так и не дождались — они продолжали оставаться на борту транспортов, которые не рисковали ставить под выгрузку, задерживая этим войска. Кстати, как бы не ругали англичане своих врачей, запретивших брать весь личный груз и «приговоривших» часть солдатской амуниции к разграблению моряками, но именно облегченная экипировка помогла британским пехотинцам без «поголовного падежа» перенести утомительные марши от Каламитского залива до Альмы и от Альмы до Балаклавы.

Потери забывались, война даже стала казаться привлекательной. Примерно в 16 часов у главнокомандующего был большой обед в честь прибывших с шампанским, музыкой и позитивными эмоциями в предвкушении скорого конца войны, плавно перешедший в ужин, закончившийся к 20 часам. Все происходило в одном из богато обставленных брошенных хозяевами имений, оцепленном постами 68-го полка.

Контр-адмирал И.И. Истомин.

Окружающая местность изменилась, став более радующей глаз. Проснувшись ранним утром следующего дня, союзники были потрясены увиденным. Перед ними простиралась совсем не та безжизненная, таящая опасность пустыня, которая сопровождала их взор со дня высадки в Крыму. Это было зрелище «…достойное кисти художника». Все откровенно восхищались окружающей местностью, временами даже забывая, что вокруг идет война, а они в чужой стране, на чужой земле, куда их никто, в общем-то, и не звал.